Сергей Рокотов - Нечто под маской
- Да, пусть этот вопрос решится поскорее, - сказала Рита.
- Конечно, разумеется... Все решится прекрасно. Вы будете красивым мужчиной, господин Бауэр, и Маргарита будет гордиться вами.
- Я и так горжусь им, - сказала Рита и прижалась к плечу жениха. Тот смутился и стал суетливо облачаться в свой камуфляж.
Пит растрогался и дотронулся до краешка глаза ослепительно белым платочком.
... В большом уютном доме Пита их встречали веселая, сильно загорелая, несмотря на зимнее время, жена и трое детей - пятнадцати, девяти и шести лет. Старший сын немного говорил по-русски, младшие девочка и мальчик - нет. Жена, по национальности американка, ни слова по-русски, разумеется, не понимала. Но они хорошо объяснялись и с Ритой, и с Федором по-английски. В детстве отец учил его и немецкому, и английскому языкам. Пит же принципиально говорил с гостями только по-русски. А потом переводил свои же слова жене на английский язык.
- Я полагаю, вам надо подкрепиться с дороги, выпить что-нибудь, сказал Пит. - А потом нам с тобой, Маргарита, необходимо поговорить о делах. Ты, как наследница своего отца, должна быть в курсе происходящего. Я очень извиняюсь, что ранее не связался с тобой, я, как это говорится... хотел иметь страховку...
- А у вас есть книги моего отца? - спросила Рита, никак не решаясь перейти с двоюродным дядей на "ты". - Мне так хотелось бы подержать их в руках.
- О да, разумеется! Как я сам забыл?! Я принесу!
... Через несколько минут на журнальном столике лежало книг двадцать на разных языках в красочных переплетах. Была книжка и на русском языке. Не глядя на название, прочитав лишь фамилию автора, Рита перевернула титульный лист.
"Моим дорогим жене Валюше и дочке Риточке я посвящаю этот роман", прочитала она и тут же протянула книжку Федору.
- Это замечательный роман, - сказал Пит. - Валентин написал его в семидесятом году. Тебе тогда был всего лишь год.
... После обеда Пит увел Риту в свой рабочий кабинет и долго объяснял ей положение дел, был весьма недоволен, что не все идет гладко, что суд не признал виновными кинокомпании, поставившие фильмы по романам её отца, да и размер моральной и материальной компенсации с издательств, по его мнению, должен был быть гораздо большим. А одно издательство даже после решения суда отказывается заплатить деньги.
- О, ты знаешь, как у нас здесь ещё много шарлатанов и проходимцев, Маргарита. Но мы будем бороться, я адвокат, хорошо знаю законы и не собираюсь довольствоваться такой мелочью...
Почти миллион долларов он называл мелочью. Это поразило Риту, хотя она, в общем-то мало что поняла из рассказа Пита. Поняла она лишь одно - у неё теперь есть деньги, и она может положить Федора в клинику для операции.
Через несколько дней, после праздников Федор лег в частную специализированную клинику.
Готовили его к операции долго, делали анализы, проводили тщательное обследование его здоровья. Лежал он в большой прекрасной палате, внимание к нему и уход за ним были безупречными. Рите даже не верилось, что все это происходит на самом деле, ей казалось, что все это счастливый сон, который может внезапно закончиться, и она проснется в своей одинокой квартире на Комсомольском проспекте в Москве и снова останется совсем одна...
Но ничего не кончалось, все только начиналось... За время, пока шла подготовка Федора к операции, Рита отпраздновала свой день рождения. Седьмого января вся дружная семья Пита Нарышкина поздравляла её. Каждый из детей сделал свой подарок, все они были очень трогательны, особенно ей понравился маленький бобр, мяконький, пушистенький сделанный из какой-то удивительной шелковистой материи, которого подарил ей шестилетний Билл. Пит с женой подарили ей швейцарские часы "Бон Мерсье".
- А это ещё презент, для господина Бауэра, - сказал Пит, протягивая ей маленькую клетчатую кепочку, такую же, какую носил сам. Рита помнила, что примерно такую же кепочку носил и её покойный отец. - Мне кажется, что после операции он переменит свой головной убор. Тут у нас достаточно тепло.
Эта кепочка и эти слова так тронули Риту, что она разрыдалась. Все, что накопилось у неё в душе за последнее время, выплеснулось наружу. Она рыдала и рыдала, не в состоянии остановиться. Жена Пита прижала её к себе и гладила по голове. Дети с удивлением смотрели на именинницу, так странно ведущую себя в свой день ангела.
- Маргарита очень волнуется за здоровье своего жениха господина Бауэра, - объяснил детям Пит, строго глядя на них.
Потом был огромный пирог с тридцатью одной свечой, песни, тосты, красное вино и много фруктов и каких-то совершенно удивительных конфет.
А на следующий день её ждало новое потрясение.
12.
... Рано утром раздался междугородний звонок. Подошел Пит. Рита поглядела на него и увидела, как вытянулось его лицо, помрачнели голубые глаза. Он бросил быстрый взгляд на Риту.
- Я не знаю, как тебе сообщить, Маргарита, - сказал Пит. - Но дело в том, что этой ночью в Москве попал под машину твой бывший муж Степан Балясников. Это звонила соседка по подъезду, та, которой ты предусмотрительно оставила наш номер телефона. Видимо, ты сама опасалась, что может кое-что произойти...
- Он жив? - привстала с дивана Рита.
- Нет, - тихо ответил Пит. - У него нет родственников, его некому хоронить. Я не знаю, но...
- Я поеду, - решительно произнесла Рита. - Его надо хоть похоронить по-человечески.
Пит пожал плечами. Накануне Рита решила рассказать двоюродному дяде всю ту страшную темную историю. Пит сидел, вытаращив глаза и порой прерывая рассказ возгласами удивления и неподдельного ужаса. Ничего подобного он в жизни не слышал...
- Я поеду, - подтвердила свое решение Рита. - Я должна. Если он мне не муж, так, по крайней мере, брат...
- Правоохранительными органами была вскрыта квартира Балясникова, добавил Пит. - Эта соседка была понятой. На столе в квартире было обнаружено завещание на все имущество, включая квартиру и дачу, написанное Степаном Балясниковым сразу после Нового Года и заверенное нотариусом. Завещание на тебя, Маргарита...
- Но ведь и часть квартиры, и дача были записаны на мать, - возразила Рита. - Так что в любом случае я могу претендовать только на часть этой квартиры.
- Мать умерла, сын ещё не успел вступить в её наследство, и тем не менее, я уверен, что в правовом государстве эти проблемы будут улажены, и все будет принадлежать тебе, Маргарита.
- Но мне все это не нужно, я откажусь от этого наследства, - твердо заявила Рита.
- Я бы не советовал этого делать, - строго глядя на нее, произнес Пит. - Это нецелесообразно. В случае твоего отказа все это достанется какому-нибудь очередному мошеннику, которых у вас не меньше, а гораздо больше, чем у нас, тем более, как мне известно из прессы, именно среди чиновников. Лучше тебе вступить в наследство и распорядиться им по совести. Так бы я тебе советовал...
... Рита вылетела в Москву. Прямо из аэропорта поехала в морг для формального опознания погибшего. Там, на столе лежало то, что недавно было Степаном Балясниковым. На лицо было ужасно смотреть, до того оно было изуродовано.
- Был вдребезги пьян, - сообщил капитан милиции, присутствующий при опознании. - Это установила экспертиза. И похоже, сам рванулся под машину, головой вперед. Водитель ничего не смог сделать, чтобы предотвратить наезд, это доказано следственным экспериментом абсолютно точно... Так что...
- А где это произошло? - спросила Рита.
- Это произошло позавчера в семь часов вечера на Комсомольском проспекте, неподалеку от метро "Фрунзенская". Шел поток машин, был час пик...
- На Комсомольском? - еле слышно переспросила Рита.
... Через день на Троекуровском кладбище появилось ещё одно захоронение. Меньше, чем на месяц пережил Ольгу Александровну непутевый Степан.
В сопровождении участкового милиционера и понятых Рита вошла в пустую теперь квартиру на Кутузовском проспекте.
На столе у Бермудской в её рабочем кабинете лежало заверенное нотариусом пятого января двухтысячного года завещание. А под ним листок с коряво написанной фразой: "Будь счастлива, Ритка. Прости, если сможешь." Подписи не было. А ниже приписка, написанная совсем уже мало разборчивым почерком: "Скажи своему частному детективу, пусть заинтересуется господином Шмыдаренко Андреем Алексеевичам. От него можно ждать больших бед, это был последний бастион..." Далее слово "матери" было зачеркнуто и вместо него написано "поэтессы Бермудской".
А в гостиной под столом валялась куча пустых бутылок, хрустальная пепельница на столе была полна окурков.
Рита с ужасом поняла, что Степан пил один - на столе стояла только одна рюмка. Он все эти дни сидел один и пил. О чем же он в это время думал? Какая тьма была в его душе в эти праздничные дни? Она внутренне содрогнулась от смешанного чувства брезгливости и щемящей жалости к нему, своему бывшему мужу и единокровному брату, сыну того самого Валентина Нарышкина, чьи романы теперь печатаются за рубежом, за которые она получит большие деньги... Со стены на Риту презрительно глядели черные глаза Ольги Александровны Бермудской. "Что же ты натворила в этой жизни!" - сжала кулаки Рита. - "Будь ты трижды проклята, порочная тварь!" Ей захотелось плюнуть в портрет, но она не стала делать этого при участковом милиционере, старой вдове художника, смиренно сидящей на диване и глядящей буквально ей в рот и ещё одном понятом - молчаливом технике-смотрителе ЖЭКа.
