Морье Дю - Французов ручей

--Ну а милорд Рокингем? Как он отнесся ко всему этому?

--Мне показалось, что он огорчился, узнав о вашей болезни, миледи, но вслух ничего не сказал. Зато очень заинтересовался, когда Пру пожаловалась сэру Гарри, что мне одному разрешено заходить в вашу комнату. Я заметил, что после этих слов он посмотрел на меня с явным удивлением и даже, я бы сказал, с каким-то любопытством.

--Ты не ошибся, Уильям. Лорд Рокингем действительно очень наблюдательный человек. Высматривать и вынюхивать -- его страсть. У него нос как у охотничьей собаки.

--Да, миледи.

--Ах, Уильям, ничего не планируй заранее, это всегда плохо кончается. Сегодня мы с твоим хозяином хотели позавтракать вместе у ручья, половить рыбу, искупаться, поужинать у костра, как в прошлую ночь. И вот -- все рухнуло.

--Может быть, это ненадолго, миледи. Может быть, они скоро уедут.

--Может быть. В любом случае нужно срочно связаться с и передать им, чтобы побыстрей выходили в море.

--Мне кажется, миледи, до темноты кораблю не стоит трогаться с места.

--Пусть капитан решает сам. Ах, Уильям, если бы ты знал!..

--Да, миледи?

Но она только покачала головой и пожала плечами. Зато глаза ее говорили ясней всяких слов. И внезапно его ротик-пуговка дрогнул, он протянул руку и погладил ее по плечу, как если бы перед ним была Генриетта.

--Не волнуйтесь, миледи, -- произнес он, -- все будет хорошо. Вы обязательно встретитесь.

И этот его странный жест и неожиданное сочувствие, а также привычная домашняя обстановка, казавшаяся такой уютной после всех пережитых волнений, подействовали на нее так сильно, что она вдруг разрыдалась.

--Извини, Уильям, -- проговорила она, чувствуя, как слезы неудержимо катятся по щекам.

--Ну что вы, миледи.

--Плакать глупо, я знаю. Глупо и бессмысленно. Но я ничего не могу с собой поделать: ведь всего несколько часов назад я была так счастлива!

--Да, миледи.

--У нас было все: и солнце, и ветер, и море... и нежность, которую мы дарили друг другу.

--Понимаю, миледи.

--И мы были счастливы, Уильям. А ведь это случается так редко.

--Очень редко, миледи.

--И поэтому я не буду больше плакать, как капризное дитя. Что бы ни случилось, прошлое все равно останется с нами. И никто не сможет его у нас отнять. Я всегда буду помнить дни, проведенные с ним, дни, когда я жила по-настоящему, впервые в жизни. А сейчас я пойду наверх, переоденусь и лягу в кровать. Через некоторое время ты принесешь мне завтрак, а когда я окончательно приду в себя, пригласишь сэра Гарри. Нужно узнать, надолго ли они приехали.

--Хорошо, миледи.

--И постарайся как можно быстрей связаться с кораблем.

--Да, миледи.

Они вышли из гостиной. Сквозь ставни уже пробивался утренний свет. Дона сняла туфли и босиком, накинув на плечи плащ, осторожно начала подниматься по той самой лестнице, по которой так весело сбегала пять дней назад. Всего-то пять дней -- а кажется, что прошла целая жизнь! Дойдя до голубой комнаты, она остановилась и прислушалась: из-за двери доносилось знакомое сонное ворчание Герцога и Герцогини и мерный храп Гарри. Когда-то эти звуки составляли одну из многих досадных мелочей, раздражавших ее и толкавших на безрассудные поступки. Теперь она слушала их спокойно: они принадлежали другой, прежней жизни, из которой она сумела вырваться.

Она вошла в спальню и закрыла дверь. Воздух благоухал свежестью и цветами -- окно в сад было распахнуто, а у кровати стоял букет ландышей, недавно сорванных Уильямом. Она раздернула шторы, разделась и легла в кровать, прикрыв глаза руками. Ей представился француз, крепко спящий на берегу ручья. Она ясно представила, как он стоит, облокотившись на перила, и набивает трубку, чувствуя приятную усталость после утреннего купания и думая о солнце, припекающем все сильней, о море, о предстоящей рыбалке. Может быть, в этот момент мимо корабля опять проплывут лебеди, и он, разломив кусок хлеба, примется швырять им крошки. Когда она наконец появится на тропинке, он поднимет голову и улыбнется, но не отойдет от перил, а будет все так же кормить лебедей, делая вид, что не замечает ее. . Она лежала, закрыв глаза рукой, даже не пытаясь заснуть, а солнце поднималось все выше и выше, и лучи его все смелей врывались в окно.

Вскоре после девяти Уильям принес ей завтрак. Он поставил поднос на столик возле кровати и спросил:

--Хорошо отдохнули, миледи?

--Да, -- солгала она, отщипывая виноградину от лежащей на подносе грозди.

--Господа завтракают внизу, -- сообщил он. -- Сэр Гарри просил узнать, когда ему можно вас навестить.

--Ничего не поделаешь, придется его принять.

--Позвольте мне слегка задернуть шторы, миледи, чтобы свет не падал вам в лицо. Боюсь, что ваш цветущий вид насторожит сэра Гарри.

--Ты находишь, что у меня цветущий вид?

--Да, миледи, на редкость цветущий.

--Представь себе, у меня ужасно болит голова.

--Возможно, миледи, но не от простуды.

--Я чувствую себя совершенно разбитой. У меня синяки под глазами...

--Ничего удивительного, миледи.

--Ах, Уильям, ты просто невыносим. Если ты сейчас же не уйдешь, я запущу в тебя подушкой.

--Ухожу, миледи.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Дона встала, умылась, пригладила волосы, задернула шторы, как он посоветовал, и снова забралась в кровать. Через несколько минут в дверь заскребли собачьи лапы, затем послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел Гарри. Следом с радостным визгом влетели собаки и тут же кинулись к ней на постель.

--А ну-ка угомонитесь, разбойники! -- прикрикнул на них Гарри. -- Вы что, не видите, что ваша хозяйка больна? Фу, Герцог! Фу, Герцогиня! Кому я сказал! Немедленно на место!

Произведя по своему обыкновению гораздо больше шума, чем обе собаки, вместе взятые, он удовлетворенно плюхнулся на край кровати и, тяжело пыхтя, принялся стирать надушенным платком следы их лап с одеяла.

--Проклятая жара! -- проговорил он. -- У меня вся рубашка мокрая, а ведь еще и десяти нет... Ну как ты, моя радость? Что тут с тобой стряслось? Где ты умудрилась подхватить эту дурацкую простуду? Дай я тебя поцелую.

Он неуклюже потрепал ее по щеке и наклонился, обдав густым запахом духов и оцарапав париком подбородок.

--Выглядишь ты совсем неплохо, хотя в этой темноте трудно что-либо разглядеть. Твой слуга так меня напугал, я уж и не чаял застать тебя в живых. Кстати, он что, новенький? Ты им довольна? Если что-нибудь не так, скажи, я его немедленно уволю.

--Нет-нет, Уильям отличный слуга. Я на него не нарадуюсь.

--А, ну ладно... Как же ты все-таки умудрилась простудиться, дорогая? Говорил же я, что не надо уезжать из Лондона. В Лондоне совсем другая атмосфера. Хотя без тебя там, признаться, довольно скучно. В театре показывают всякую ерунду, а в картах мне, как всегда, не везет: сел недавно играть в пикет и, представь себе, проигрался вчистую. У короля, говорят, завелась новая пассия -- какая-то комедиантка, я ее еще не видел. Да, ты знаешь, здесь со мной Рокингем. Это он надоумил меня приехать. . И вот мы здесь, а ты, как нарочно, прикована к постели.

--Не волнуйся, мне уже лучше. Думаю, что я скоро поправлюсь.

--Да? Ну вот и отлично. Выглядишь ты и в самом деле неплохо. Даже загар откуда-то появился. Ты стала смуглой, как цыганка.

--Это не загар, просто кожа слегка потемнела от лихорадки.

--И глаза, черт побери, сделались как будто больше.

--Должно быть, я похудела во время болезни.

--Странная болезнь. Видимо, что-то связанное с климатом... Ты не возражаешь, если собаки заберутся на кровать?

--Возражаю.

--Эй, Герцог, быстренько поцелуй свою хозяйку и слезай. А теперь ты, Герцогиня. Представь себе, у Герцогини на спине открылась ужасная язва, она чешется не переставая. Ну вот, опять, что ты с ней будешь делать! Я пробовал втирать мазь, но пока что-то не помогает. Да, кстати, я купил новую лошадь, она стоит сейчас на конюшне. Гнедая кобыла, злая как черт, но очень резвая. Рокингем предлагает мне за нее тысячу, но я сказал, что меньше чем за пять не отдам, а он уперся и не уступает. А у вас, значит, объявились пираты? Я слышал, что местные жители просто в панике, эти негодяи совершенно распоясались: грабят, убивают, насилуют...

--Кто тебе сказал?

--Рокингем встретился в Лондоне с племянником Годолфина... Кстати, как он поживает?

--Кто? Годолфин? Когда я видела его в последний раз, он был вне себя от ярости.

--Еще бы! Он прислал мне на днях письмо, но я как-то все забывал ему ответить. Говорят, у его шурина недавно похитили корабль. Ты ведь знаешь его шурина? Его зовут Филип Рэшли.

--Понаслышке.

--Ну, вы еще успеете познакомиться. Я встретил его вчера в Хелстоне и пригласил к нам. С ним был еще Юстик, оба просто рвали и метали. Вообрази, этот подлый француз сумел вывести корабль из Фой-Хэвена под самым их носом. Какая наглость! И никто даже не попробовал его догнать. Теперь-то он, конечно, преспокойно стоит где-нибудь во Франции, а ведь ему цены нет -- он только что вернулся из Индии!