Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров
Алексей Савельевич, с аппетитом уминавший шашлык, на миг поднял от тарелки нос и спросил заинтересованно:
- Это чего вы рассказываете? Кино, что ль, новое?
- Да, примерно, — хмыкнул Слава и принялся за свой шампур. — Многосерийный фильм. Из не нашей жизни.
- Да уж где нам! — убежденно кивнул Савельич.
Плохо дело, — как бы между прочим, сказал Турецкий.
— Хуже не придумаешь. Теперь одна надежда — на твоего Поэта.
— Или на Молчанова... Где я уже слышал эту фамилию?
— Ну, если мне не изменяет память, — сказал Грязнов, облизываясь,— она мелькнула в протоколе допроса свидетеля Дергунова. По-моему, они вместе собирались приехать на прием, но Молчанов его подвел. Не явился.
— Значит, мне срочно нужен этот Дергунов. Кто он?
Слушай, дай доесть спокойно! — возмутился Слава. — В кои-то веки, понимаешь, холява выпала, а ты аппетит портишь!
9
В морге они задержались недолго. Судмедэксперт уже закончил свою привычную работу и собирался домой. Это был полный, совершенно лысый человек в затемненных очках. Он недовольно взглянул на вошедших и, брезгливо выпятив нижнюю губу, терпеливо выслушал объяснения Турецкого по поводу несвоевременного приезда на вскрытие.
Так же молча скинул пиджак и напялил на себя далеко не первой свежести халат. Потом оглядел «сыщиков», как он для себя их сразу определил, и махнул рукой, приглашая следовать за собой.
Турецкий физически не переносил морг, и особенно его запах. Еще с первых шагов по службе. Грязнов же относился к этому «предпоследнему приюту» скорее равнодушно или, точнее, без всякого пиетета. Ну как к свалке, где нужно найти необходимую вещь, а кругом грязь и смрад, неприятно конечно, но что поделаешь — служба.
Лысый по привычке, видимо, достал из кармана халата шапочку, напялил ее на голову и вскоре предъявил им покойника.
Мужик как мужик. Средних лет. Лицо круглое, немного даже женское. То есть оно казалось бы таким, если бы не было грубо вылеплено. Общий вид тот еще, два дня в шкафу пролежал...
— А вышивка-то серьезная, — почему-то шепнул Слава, обернувшись к Турецкому.
— Что? — не сразу понял тот, но потом сообразил. Слава имел в виду татуировку.
На груди, с левой стороны, была выколота красивая пятиглавая церковь, справа от нее надпись: БОГ, слева — МИР. Серьезные заявления. И наконец, на бицепсе, у самого сгиба локтя, — изящная такая розочка, насквозь пробитая кинжалом.
— Над чем задумались, молодые люди? — неожиданно будто каркнул эксперт.
Они даже вздрогнули. Но достоинства не уронили.
— Да вот, — кивнул Грязнов небрежно, — над биографией мальчика. Солидный багаж.
Да-да, я тоже обратил внимание. Изящная вышивка. Пять судимостей, мокрое дело, «Буду Опять Грабить» и «Меня Исправит Расстрел». Впечатляющий иконостас. К этому требуется добавить следующее. — Эксперт ловко перевернул труп на живот и ткнул пальцем под лопатку. — Вот здесь торчал вот такой финорез, — он раздвинул указательные пальцы сантиметров на двадцать. — Удар, если будет угодно, нанесен профессионально и с большой силой. Прямо в сердце. Он, вероятно, и не пикнул... И последняя деталь, — эксперт опять перекинул труп на спину и пальцем отодвинул верхнюю губу, обнажив золотую коронку, — эта штука на их жаргоне называется «фикса». Отсюда и делайте вывод. Таких обычно называют фиксатыми, фиксой и прочее в том же духе. Что еще? Ах да, оружие, которым нанесен удар, вызвавший смерть, вручу вам там, у себя. Если желаете, то можете остаться на вскрытие, я включу вас в акт. Тогда вы свободны, сыщики! — снова будто каркнул он.
— Ну что скажешь? — спросил Слава, когда они вышли в коридор.
— Скажу, что наш Поэт довольно точно описал этого человека. Именно он и привел к нему киллера. И звали его в районе Ордынки, Полянки и Пятницкой — Фиксатым. Тут эксперт как в воду глядел. Ну так что ж мы имеем на сегодняшний день?
— А имеем мы уже третье дело, которое, как я понимаю, Костя прикажет тебе объединить с двумя первыми. Похоже на снежный ком, несущийся на нас с высокой горы, а?
— М-да, и тут не отбежишь, не отскочишь в сторону. Поэтому ты давай дуй в «Россию», а я — к себе, и будь поближе к телефону.
Меркулов сделал именно то, что и предполагал Грязнов. А когда Турецкий не то что попросил, куда там, и заикнуться-то не успел, только рот открыл, — Костя голосом, не терпящим возражения, заявил категорически, что всего три таких дела, где все предельно ясно даже непосвященному, никакой дополнительной помощи не требуют. И нечего некоторым рассчитывать на помощь Залесского. Игорь сидел рядом и тихо радовался, поскольку и своих нераскрытых было по уши.
— Вот и вези им подарки всякие, ублажай... — пробурчал Саша, строя страшные гримасы. — Ты им, а они — тебя. Да чтоб я еще когда-нибудь да из Америки...
Про Америку забудь! — противным голосом приказал Костя. — Не было ее, никогда не было. Игорь Палыч может быть свободен, Александра Борисыча попрошу остаться. Все, диспут окончен.
Когда дверь за Игорем закрылась, Меркулов поднял голову от стола и сказал:
— Саня, я тут посмотрел кое-что... Может быть, тебе пригодится.
Он протянул через стол маленький листок бумаги, на котором было написано «Горелов Иннокентий Ильич» и номер телефона.
— Чтоб не задавал лишних вопросов, скажу следующее. Генерал-майор милиции в отставке, телефон дачный, в Москве практически не бывает. По моим сведениям, имеет картотеку на всех воров в законе. Их связи и прочее. Немало есть народу, кто хотел бы хоть краешком глаза заглянуть туда. Поэтому собери только самые необходимые вопросы и, когда они будут готовы, позвони от моего имени и представься. Он о тебе уже знает. И не рассусоливай.
Костя поморщился и, словно через силу, отшвырнул в сторону шариковую ручку, которую до этого вертел в пальцах.
— Тебе нехорошо? — не на шутку встревожился Саша.
— А! Кому сейчас хорошо? Только полному идиоту, ему, впрочем, всегда хорошо... Но это не я придумал... Телевизор сегодня посмотри в десять часов, по московской... — Он обреченно покачал головой. — Демократия, твою мать! Я им говорю, я должен сперва увидеть сам — одобрить или запретить, а они — а это, извините, практически живой эфир! Ну куда их после этого надо послать?
Костя, — рассмеялся Турецкий, — вот в чем, оказывается, дело! А я-то уж испугался, решил: опять у тебя что-нибудь сердечное! Плюнь! Это от слова плюрализм, то есть плюют буквально все. А я тебя уже слышал, ну во время записи, все в норме, можешь мне поверить! И даже если бы я был членом партии, чего, к счастью, не случилось, Бог миловал, а некто Меркулов, который взял к себе на работу беспартийного стажера, так вот, даже в этом случае я бы на твои слова не обиделся. Все сказано верно и от души. И главное, своевременно. А мы уже давно ждем не дождемся, когда тебе, наконец, удастся закрыть это дело и послать его к черту. Все равно правды не видать. Хочешь, запою? Во весь голос? Нет правды на земле-е-е, но правды не-ет и вы-ы-ше!
В кабинет заглянула Клава с явным желанием перекреститься.
Турецкий захохотал и махнул ей рукой.
— Костя, —сказал он, неожиданно становясь серьезным, — я думаю, да вот и Грязнов тоже поддерживает, встретиться с двумя скандалистами. С теми, кто особо рьяно, чуть ли не угрожая ребятам, отказывался отвечать на их вопросы по поводу этого Мирзоева. Мне кажется, именно эти двое, или хотя бы один из них может пролить свет на дело Молчанова. Но ведь публика эта подлая. Хоть и высокопоставленная. А может, пользуясь твоим влиянием на генерального, сюда их пригласить? Чтоб спесь маленько сбить? И еще вопросец такой сакраментальный для начала заготовить: а что вы делали, господа хорошие, в августе прошлого года, а? Честное слово, Костя, я все больше убеждаюсь, что мы порой и сами не догадываемся, как бываем недалеки от истины. Ну что ты молчишь?
— Думаю.
— A-а, тогда, конечно, другое дело... Эй! Тихо! И — бабах, бабах в воздух! Чапай думать будет!..
Тебя вот на юмор тянет, а я думаю о том, как бы вы с Грязновым завтра кровавыми слезьми не умылись. Из-за секретарши этой.
— С чего это? — удивился Саша.
— Сейчас поймешь... Сколько у нас времени-то? Не кончился еще у порядочных людей рабочий день. — Меркулов снял трубку аппарата правительственной связи, в просторечии именуемого «вертушкой», и набрал короткий номер. — Шурочка, добрый вечер. Ты одна? Ты можешь немедленно отрядить своего рыжего обратно, в Климентовский?.. Объясню... А- а, он уже успел рассказать тебе? Ну? Вот именно! — вдруг с жаром воскликнул Костя. — Именно! Причем немедленно, спасибо, дорогая ты моя. А я сейчас своему оболтусу постановление выдам. Ну конечно, разве можно допускать такие промахи!.. Нет, я думаю, если могло бы произойти, то поздно вечером или под утро. А сейчас там в доме очень много постороннего народа. Не осмелятся. Да-да, еще раз спасибо.
