Наталья Андреева - Три ступеньки в небо
«Ледокол» поплыл по коридору, прокладывая фарватер Мише-линкору, который нес вещи, и двум шхунам, маме и тете Марине. Саша, потопленный флагман, потянулся следом в палату-док на капитальный ремонт. Бригада механиков во главе с Валькой Беловой уже суетилась там.
– Это лучшее, что у нас есть, – шепнула Белова. – Для тебя старалась.
«А вот взять да и жениться на ней, – лениво подумал он. – Остаться здесь навсегда. Не в палате, конечно, и не в больнице. ЗДЕСЬ».
– А где ты живешь? – спросил он. – Тут или в городе?
– Вот спросил! – зыркнула Валька. – Да в одном доме с твоей теткой! Мало того! В одном подъезде! Они на первом, я на пятом.
– Извини, забыл.
– С работой мне повезло. Чего тут ехать? Полчаса, не больше. Автобусы хорошо ходят, начальство мне проездной оплачивает. Тяжелых больных у нас нет, а надо будет, так и заночую! – с вызовом сказала могучая Белова, стрельнув в его сторону густо подведенными глазами.
– Тебе тут удобно, Сашенька? – вмешалась разбиравшая вещи мама. Она словно почувствовала угрозу сыну, ослабевшему душевно и физически. Бери его теперь голыми руками в охапку и – в загс. Мама решила заступиться.
– Вы не беспокойтесь, Ирина Витальевна, – покровительственно сказала Белова. – Здесь с ним будут возиться как с малым ребенком. И с ложечки кормить, ежели сам кушать не захочет. Я, – она ударила себя кулаком в могучую грудь, – обещаю.
– Тогда я за Сашу спокойна, – невольно улыбнулась Ирина Витальевна.
– На ужин вы опоздали, но я вам сухим пайком принесу, – пообещала Валентина. – Ты, Сашка, не стесняйся, чего не съешь – суй в холодильник. Я, бывает, ночью встану и думаю: чего бы скушать? Ночью-то оно вкуснее всего.
– То-то ты такие телеса наела! – хмыкнул Миша.
– А ты – задохлик! – отрезала Валька.
– Под тобой любой мужик пополам треснет!
– А я снизу быть люблю! Ты бы вообще помолчал! Тоже мне, герой-любовник! – фыркнула Белова. Видимо, они с Мишей друг друга недолюбливали.
– Корова!
– Слизняк!
– Все, брэйк! – Туманов тронул брата за рукав. – Успокойтесь.
– Берегись, Сашка, – предупредил тот. – Она ко всем мужикам липнет. Она тебе тут такой санаторий устроит! Туши свет! А ты слышь? Не трогай его. Видишь, какой он слабый? А то ты его не вылечишь, а угробишь.
Валентина побагровела от злости, а Александр подумал: «Эге! Живут в одном доме. Белова – дама любвеобильная, разведенная. А не пыталась ли она и с Михаилом?..»
– Да будет вам, – примирительно сказала тетя Марина. – Сколько уж лет прошло, как разбежались, а все никак не успокоитесь!
– Бублик он и есть бублик, – презрительно процедила Валька. – Не мужик, а дырка.
– Между прочим, моя фамилия тебе больше подходит, – уколол в ответ Миша. – Валентина Бублик! Смачно! И ты дама смачная. Чего не захотела менять Белову на Бублик?
– Я тебя сейчас убью! – замахнулась Валентина на Мишку огромным кулаком.
«Так вот с кем она развелась! Погоди… Да она ж на шесть лет его старше! Ну и что? Мишка-то далеко не красавец. И не сердцеед. Валентина Бублик, с такой-то комплекцией! И в самом деле – смешно»
Он улыбнулся. Да, забавная фамилия. Когда-то, много лет назад, двадцатилетняя Марина выскочила замуж за парня по фамилии Бублик и вскоре разошлась с ним, потеряв статус замужней дамы, но зато осчастливленная сыном Мишей. Так они и живут с тех пор: мать и сын. «С такой внешностью, кучей комплексов, еще и фамилия прикольная!» – посочувствовал он двоюродному брату. «И кто за него пойдет кроме большой и доброй Валентины? Да и та сбежала. Или Мишка инициатор развода?»
Странно, но его вдруг стали занимать семейные дела. Кто с кем, кто где, все эти браки-разводы-свадьбы-похороны. Он становился провинциалом и ничуть об этом не жалел. Его с головой накрыло какое-то новое, ранее неведомое ему счастье.
Они уехали уже в полной темноте, причем мама с большим сожалением, пообещав вернуться завтра утром.
– Нам надо на кладбище съездить, Ириша, – напомнила тетя Марина.
– Ах, да…
– И к тете Тоне заехать.
– Как она?
– Да помаленьку. Как и все.
– Успеем еще на кладбище, – вздохнула Ирина Витальевна.
– Да, туда торопиться не стоит, – пошутил Миша, но шутка вышла неудачной: все смутились.
Почему-то все, что Миша Бублик ни делал, получалось неудачным. Если шутил – все обижались, а уж если намеренно обижал – принимали как должное. От Миши все время ждали неприятностей, и он каждый раз оправдывал эти ожидания. Даже с доброй бесхитростной Валькой не смог ужиться.
– Поганый мужичишка, – сказала та, перед тем как потушить в палате свет. Так и сказала: мужичишка. – Ты с ним поосторожнее. Злой он. Злой и завистливый.
– Потому и не ужились? – улыбнулся он.
– Я с любым уживусь, но Бублик… Бублик сам для себя. Комплексы у него. Вот пущай и живет со своими комплексами, а не с бабой!
– Давно вы развелись?
– Да уж лет пять как. Еще спроси: почему детей нет. Спроси, спроси, я не обижусь.
– Почему детей нет? – с улыбкой спросил он. Как же ему нравилась эта дама, черт возьми!
– Еще и Бубликов рожать от такого, – презрительно сказала она. – Мне его дрянные гены не нужны. Я хочу красивых детей и не придурошных.
– Уже поздно, – заметил Саша, глянув в окно. – Как же ты поедешь?
– А я на последнем автобусе, – беспечно махнула рукой Валентина. Потом кокетливо подмигнула: – Али остаться предлагаешь? От тебя бы я родила.
Он смутился:
– Боюсь, сейчас ничего не получится.
– Да я все понимаю… Ну, ничего! Я вот тебя на ноги поставлю, а там поглядим. Спи.
Она погасила свет и вышла. Он какое-то время лежал со счастливой улыбкой на лице. Жизнь не кончилась, нет. И какой толк сокрушаться о том, что было?
– Я прощаю тебя, Орлов, – сказал он вслух и через минуту уже крепко спал. И мучивших его снов больше не видел.
И потянулись дни… Один похож на другой, и все чем-то наполнены. Туманов вовсе не чувствовал скуки. Хорошо ел, много спал, барахтался от души в крохотном, остро пахнущем хлоркой бассейне, ходил на массаж, принимал сеансы физиотерапии и душ Шарко. Здесь все осталось еще с тех, советских, времен, когда граждане в обязательном порядке должны были заботиться о своем здоровье и получали от профсоюза бесплатные или за чисто символические деньги путевки в санатории. Эта добротная, без изысков и навязчивости медицина и такое же питание существовали как раз для здоровья, а не для развлечения. Поэтому Александр стремительно поправлялся, гораздо быстрее, чем ожидал.
Свободное от лечения время занимали долгие беседы со священником и ежедневные, часовые, с психотерапевтом, по назначению лечащего врача. Отец Игнатий, настоятель храма, который являлся главной достопримечательностью города, считал своим долгом чуть ли не ежедневно посещать и часовню, построенную на территории дома отдыха «Энергетик». Здесь проходили реабилитацию люди, пережившие страшное потрясение и побывавшие между жизнью и смертью. На пожертвования их родственников и была построена часовня у источника, который теперь считался святым. Здесь можно было помолиться, испить целебной воды и исповедаться, после чего причаститься и попросить у батюшки благословения. Многие из пациентов чувствовали себя потерянными, выбитыми из колеи, никому не нужными. Травмы и болезни сделали их инвалидами, и они боялись стать для семьи обузой. Отец Игнатий подолгу с ними беседовал, параллельную работу проводил и психотерапевт: лечение души. Или возвращение ее к жизни.
Во время этих бесед Саша, человек далекий от религии, сделал вывод, что священники знают свое дело гораздо лучше психотерапевтов. Или просто ему не повезло. Психотерапевтом в «Энергетике» работала эффектная дама средних лет, с научной степенью, то и дело исчезающая на два-три дня повышать свою квалификацию даже в Москве, на каких-то курсах и семинарах. Видимо, собственные успехи, внешность, значимость и то, что она такая ученая, занимали даму гораздо больше, чем ее пациенты. Им она в первую очередь сообщала о своих успехах и рассказывала о Москве. По ее мнению, одно это должно было их вылечить.
Слушать о Москве Туманову было неинтересно, он кивал и молчал, а дама, хотя и была психотерапевтом, истолковывала его молчание как успех метода лечения собственным красноречием и почти не умолкала. Хотя, насколько он знал психотерапию, говорить должен был пациент, то есть он. Закончив часовой сеанс лечения у ученой дамы, он шел к отцу Игнатию и рассказывал ему о джиннах. Тот внимательно слушал и не возражал против существования этих явно не божьих тварей. И даже не пытался выдать джинна за черта, чтобы заняться изгнанием бесов.
– Простил – и хорошо, – оглаживал густую, с проседью бороду отец Игнатий и еле заметно вздыхал. – Жить надо, раз Бог тебя к себе не захотел. Это тебе испытание.
– Значит, джинны есть?
– Все есть. Все, во что веришь, сынок, оно и есть. Только он тебе больше являться не будет. А чего нет, то забыто.
