Михаил Черненок - Порочный круг

Сразу после разговора с Анной Ивановной Антон Бирюков вызвал в контору Манаева и бригадира Клепикова.

Глава 19

Иван Данилович пришел в приличном выходном костюме с таким количеством наградных планок, какое в мирное время можно увидеть не у всякого генерала. Был он не то с глубокого похмелья, не то в депрессии. Часто морщился, без нужды поправлял расстегнутый ворот белой рубахи. По признанию Манаева, его основная вина заключалась в том, что слишком много доверял главному бухгалтеру и, утверждая наряды на выполненные работы, «подмахивал» их, не вникая в содержание.

— Я и требования на получение материалов со склада, бывало, подписывал не читая, пока Сергей Игнатьич меня не проучил… — Манаев с виноватой усмешкой глянул на Сергея. — Вот он, здесь, не даст соврать. Позапрошлой зимой, когда еще был главным инженером, приходит ко мне с требованием: «Иван Данилыч, морозы трескучие начались, тормозная система у техники застывает. На колхозном складе есть технический спирт. Выпиши для гаража три литра, чтобы тормоза надежно работали». — «Ты, — говорю, — непьющий, для машин литровки хватит». И влепил резолюцию кладовщику: «Отпустить один литр». Сергей Игнатьич, помню, расхохотался: «Данилыч, прочитай, чего подмахнул!» Вперился я глазами в требование, а там в графе «Назначение» главным инженером написано: «Для втирания очков председателю колхоза»… — Иван Данилович обратился к Сергею: — Так ведь, проказник, ты утер мне нос?..

Сергей, сдерживая улыбку, торопливо кивнул.

— Теперь скрывать нечего, — продолжил Манаев, — водился за мной такой грех. И с ремонтом Дома культуры проявил доверчивую беспечность. Замысел был хорош, да окончился плохо. Вода в карауленских колодцах стала пропадать. Решили сделать по селу водоразборные колонки, но где взять для водопровода трубы?.. Договорился я в Новосибирске на одном из заводов за пятнадцать тысяч наличными — хоть полный вагон этих труб. Посоветовался с Пупыниным. Он говорит, чего, мол, пустое спрашивать. Неужели при миллионном обороте пятнадцать тысяч не найдешь?.. Словом, дал намек. Вот я и «нашел» на ремонте Дома культуры. Надо было с наличностью немедля ехать в Новосибирск забирать трубы, да Водорьяпов заартачился. Дескать, за такое посредничество можно в тюрьму угодить. Пока я искал другого посредника, трубы перехватили. А куда мне наличные деньги девать?.. Опять приехал к Пупынину. Михаил Михалыч всыпал мне перца за неразворотливость и семь тысяч из наличности забрал на ремонт своего кабинета, то ли всей конторы агропрома. Мол, в колхозе эти деньги уже списаны.

— Прямо наличными отдали? — спросил Бирюков.

— Я не ватой набитый, да и Пупынин — не дурак. Приехал от него в Караульное представитель дикой бригады и через нашу кассу под роспись в ведомости забрал деньги, будто шабашники Дом культуры ремонтировали.

— Остальные тысячи куда ушли?

— Деньги, они ж как вода. Туда — сюда и нету. За электромотор для зерносушилки, кажется, тысячи три отдали. Много на монтаж летней дойки потратили. Проще говоря, теперь трудно вспомнить, но если в старых документах порыться, там можно найти, кому и сколько заплатили… — Манаев задумался. — Пупынин теперь делает вид, что знать ничего не знает. Вчера ездил к нему, да что толку. Не могу понять, отчего Михаил Михалыч столь круто изменился?..

— Оттого, что время изменилось, — сказал Антон и заговорил о Водорьяпове.

Иван Данилыч еще больше потускнел, стал отвечать на вопросы неопределенно. Особенно расстроило Манаева утверждение Анны Ивановнах о том, что Клепиковы подвезли его в своей «Ниве» от склада до дому. После безуспешных попыток увильнуть от ответа он повздыхал и вроде бы с неохотой стал рассказывать. Доехал он от пасеки верхом до склада и решил передохнуть. Оказывается, в желтом бидончике Иван Данилович вез не мед, а медовуху. Присев за складом на лужайке, отхлебнул из бидончика и так затяжелел, что не смог взобраться на коня. Стреножив мерина, оставил его под седлом пастись возле склада. Сам же, пока совсем не подвели ноги, заторопился домой. Тут и подвернулись на машине Клепиковы.

Ситуация выглядела вроде бы правдоподобной. Грузному Ивану Даниловичу даже в трезвом состоянии было нелегко взобраться в седло. После медовухи — тем более. Однако Бирюков этому не поверил. По дальнейшим словам Манаева выходило, что, отлежавшись дома, он вовремя вышел на дежурство. Затем ночью отлучался из сторожки, чтобы проверить в пруду поставленную на карасей мордушку, и до самого утра забыл о нерасседланном коне. Такой забывчивости не мог допустить самый безалаберный крестьянин. Скорее всего здесь было одно из двух: или Манаев кому-то передал коня, или ночью ездил на нем сам. Настораживало и упорное отрицание Иваном Даниловичем показаний Кузьмы Широнина. Кузьма утверждал, что в ночь убийства кто-то приезжал к манаевскому дому верхом на лошади и якобы даже завел лошадь во двор.

Так толком ничего и не добившись, Бирюков отправил Манаева подумать в кабинет к участковому Ягодину и пригласил на допрос бригадира Клепикова.

Георгий Макарович, едва зашел с ним разговор, прикинулся настолько непонятливым, что Антону пришлось почти каждый вопрос повторять дважды. О ремонте Дома культуры Клепиков ничего не знал. Делал там, что заставляли, но что именно — теперь уже и не помнил. Денег за ремонтную работу ни копейки не получал. Этим занимается жена. Анна Ивановна даже основную зарплату и премиальные по итогам года всегда за него получает. Не мог он вспомнить и того, откуда с ними ехал в «Ниве» Иван Данилович Манаев: то ли прямо от пасеки сел в машину, то ли по дороге его подвезли.

— Ну а лошадь-то где он оставил? — спросил Бирюков.

Георгий Макарович уставился в пол:

— Не помню. Об этом спросите у Ивана Данилыча или у моей Анны. У них головы светлее, чем моя бестолковка. Я чего-то в последнее время основательно памятью свихнулся.

— Что Манаев вез с пасеки в бидоне?

— Наверно, мед, чего более…

— Не медовуху?

— Не знаю. Может, и медовухи налил. В пасечном погребе у Ивана Данилыча во фляге оставалось на донышке.

— Пьяным был?

— Я не принюхивался.

— Ну а по виду?..

— По виду Данилыча не сразу поймешь, тверезый или выпивши. Он вроде всегда навеселе.

— В ту ночь, когда убили Водорьяпова, вы где были? — внезапно спросил Антон.

Клепиков испуганно глянул на него и первый раз ответил, не задумываясь ни секунды:

— Дома, конечно, был, где более…

— За карасями на пруд не отлучались?

Георгий Макарович опять задумался:

— Карасями я бросил заниматься, как председатель колхоза пристращал штрафом. Супруга моя рыбу не ест. Мне же, если захочется, можно в сельмаге мороженого минтая купить.

— А куда Манаев дел немецкую винтовку? — вновь неожиданно спросил Бирюков.

Клепиков с тяжелым вздохом пожал плечами:

— Говорит, будто украли.

— Может, он подарил ее вам?

— Винтовку?.. Она денег стоит, а мне запрещенное оружие и даром не надо. У меня хорошее двуствольное ружье имеется. Для чего с винтовкой на рожон лезть?

— А если мы поищем?..

— Кого? — словно не понял Георгий Макарович.

— Винтовку, разумеется.

— Где?

— Допустим, на пасеке, — почти наугад сказал Антон.

Клепиков надолго замолчал.

— Ну чего молчите? — поторопил Антон.

— Чего зря говорить. На пасеках оружие не держат. Истратите попусту время. Лучше уж, если такое желание имеете, ищите в доме у Манаева или у меня.

— Дома, значит, найдем?

— Ружья найдете, а винтовок у нас нет.

— Тогда почему на пасеке не поискать?

Клепиков впал в глубочайшую задумчивость:

— На пасеку вон сколько ехать надо, а дом — рядом. Тут и пешком дойти можно.

Ответ был из серии «Нарочно не придумаешь», однако именно он укрепил у Бирюкова внезапно возникшую мысль: на клепиковской пасеке не все чисто. Переглянувшись со следователем, Антон сказал Сергею:

— Организуй понятых. Поедем к Георгию Макаровичу пчелок смотреть.

Сергей вышел из кабинета. Клепиков, уставясь на Бирюкова, вдруг вспылил:

— Зря вы эту канитель затеваете. Я, однако, с вами не поеду тратить время на пустое дело.

— Придется не только вам, но и Манаеву поехать, — ответил Антон.

Выехали на двух машинах. Антон Бирюков, Манаев и Клепиков сели в «газик» к Сергею; следователь Лимакин с участковым Ягодиным и понятыми — в прокурорский УАЗ. Езда заняла всего пятнадцать минут.

Пасека находилась в двух километрах от Выселков, по другую сторону щебеночной дороги Караульное — райцентр. На краю поля, почти у самой опушки березняка, чернел приземистый омшаник, похожий на вросшую в землю избу с заделанными наглухо окнами и с ветхой дощатой крышей, затянутой седыми пятнами лишайника. Около омшаника на четырех толстых столбах стоял невысокий, в рост человека, навес. Под ним хранилась медогонка, старые ульи, дымокур и сотовые рамки. Судя по конским шевякам и примятой траве у одного из столбов навеса, возле него не так давно стояла привязанная лошадь. Чуть поодаль, справа от строений, тремя рядами вытянулись два десятка разноцветных домиков-ульев, у которых озабоченно вились трудяги-пчелы.