Энн Перри - Скандал на Белгрейв-сквер
Вскоре девушка перешла через улицу и, минуя шарманщика, дала ему монетку. Тот сказал ей что-то веселое, почтительно приложив палец к шляпе, словно знал девушку, и его шарманка заиграла еще громче. Девушка свернула на Сен-Олбанс-стрит и вскоре остановилась перед домом номер 16. Вынув из сумочки ключ, она отперла дверь и вошла внутрь.
Питт остался стоять на тротуаре, разглядывая дом, ничем не примечательный — самый обыкновенный, небольшой, узкий по фасаду, без палисадника, во всяком случае со стороны улицы, достаточно респектабельный на вид, даже если в нем нет слуг, отвечающих на звонок. В таких домах живут мелкие клерки, торговцы, служащие банков или же содержанки достаточно обеспеченных людей, могущих себе это позволить.
Почему в таком случае свои свидания Карсуэлл назначает не здесь, а в других местах, где можно лишь беседовать и в крайнем случае держаться за руки?
Бесспорным ответом могло быть то обстоятельство, что девушка живет не одна. Она или замужем, хотя кольца на ее руке не было, или живет с родителями, братом или сестрой.
Питт повернулся и зашагал обратно на Кенсингтон-роуд. Ему ничего не стоило придумать банальную историю и выведать у владельца лавки на углу, что бедняжка миссис Хиллард прикована недугом к постели и в доме номер 16 с нею живут мисс Феофания Хиллард и ее брат мистер Джеймс, очень воспитанные молодые люди, аккуратно платящие по всем счетам. С ними никогда не было никаких неприятностей.
Питт поблагодарил разговорчивого лавочника и ушел с тяжелым чувством на душе. Он пошел пешком по направлению к мосту, чтобы взять там кэб и отправиться домой. Но, даже увидев пустой экипаж, Томас не остановил его и продолжал идти. Он ждал, когда наконец в нем улягутся вспыхнувшие гнев и разочарование, а пешеходная прогулка поможет этому. Все, что он узнал, могло грозить трагедией: немолодой респектабельный мужчина, женатый и имеющий взрослых дочерей, решается завоевать благосклонность юной и красивой девушки дорогими подарками. Он предпринимает рискованные поездки в другой конец Лондона, чтобы преподнести их своей избраннице, к которой питает искренние чувства. Гораздо меньшим проступком считалось бы посещение борделя. В этом случае от людей можно было ожидать большего понимания, и едва ли кто-нибудь стал бы грозить шантажом за это; тем более вряд ли это привело бы к убийству. Кроме того, Феофания Хиллард не похожа на такую девушку, а шляпка и зонт обычно не те подарки, которые дарят за полученные или обещанные услады. Это скорее знак искренней привязанности. Но если всё так, то зачем такие предосторожности, зачем так далеко ехать, пугаясь случайно замеченных знакомых? Ведь Карсуэлл чуть не попал под экипаж, скрываясь от него. И почему местом свидания стала кофейня на Кенсингтон-роуд, куда запросто мог зайти ее брат? Возможно, он тоже не знает о связи своей сестры и настроен решительно против нее?
Во сколько обходится эта связь Карсуэллу? Часто ли он делает подарки девушке или лишь изредка? Кажется, она не была слишком удивлена, подумал Питт, припоминая ее реакцию. Если бы он, Томас, сделал такой подарок своей жене, она удивилась бы гораздо больше. Питт представил себе лицо Шарлотты, если бы он вдруг так раскошелился. Она бы вскрикнула от удивления и обязательно примерила бы обновку, прошлась бы перед ним, покружилась — и глаза ее сияли бы, а в голосе звучала радость… У Томаса защемило сердце. Ему вдруг захотелось сделать ей такой подарок, экстравагантный, возможно, и совершенно ей не нужный — просто красивая вещица, приятная женщине и так идущая ей. Должен же он когда-нибудь поднакопить денег, от чего-то отказаться, на чем-то сэкономить…
Питт прекрасно понимал Эдисона Карсуэлла, особенно если такое случилось в первый раз. Но это явно было не так. Феофания Хиллард не впервые получала подарки от судьи, а тот, начав, уже не мог остановиться, чего бы это ему ни стоило.
Неужели это так? Неужели, чтобы делать девушке подарки, он залезал в долги? Разве Карсуэлл признается в этом?
Или дело обстоит еще хуже? Допустим, Уимс тоже шантажировал его, а он не выдержал этого и, доведенный до отчаяния, решился на насилие… Но неужели же врожденное чувство справедливости подсказало Карсуэллу зарядить ружье золотыми монетами и снести обидчику полголовы?
Был ли он с Феофанией Хиллард в тот самый вечер, о котором наотрез отказался говорить, — или все же в Кларкенуэлле, на Сайрус-стрит?
Утром следующего дня Питт решил пораньше отправиться в суд, чтобы поговорить с судьей в первый же перерыв после заседания. Он боялся этой встречи, но она была неизбежна. Томас должен был дать Карсуэллу возможность одуматься и рассказать, где он был в вечер, когда был убит Уимс, и какие у него отношения с Феофанией Хиллард. Возможно, его ответ снимет с него все подозрения и докажет, что он не убивал Уимса…
Первым сегодня слушалось дело о растрате клерком небольшой суммы казенных денег. Как полагала защита, растрата могла произойти в результате халатности или ошибки. Вполне возможно, подумал Питт, глядя на бледное интеллигентное лицо обвиняемого, но скорее всего, он позаимствовал эту сумму, чтобы оплатить счета, и таким образом встал на опасный путь преступления. Или, как образно выразился прокурор, попробовал ногой воду, прежде чем вступить в нее. Судья Карсуэлл придерживался этого мнения и приговорил клерка к небольшому сроку тюремного заключения. Признание его виновным в краже не оставляло подсудимому иной альтернативы. Питт посчитал это решение судьи справедливым и не очень суровым.
Следующее слушание было для Томаса сюрпризом. Он узнал имя обвиняемого еще до того, как увидел плотную фигуру и разгневанное лицо Горацио Осмара. Рядом с ним стояла светловолосая толстушка Бьюла Джайлс, чисто умытая и чрезвычайно скромная, и тем не менее тоже обвиняемая.
Судебный исполнитель зачитал обвинение — недостойное поведение в общественном месте, с указанием для пущей убедительности места и времени. Такое уточнение еще больше приземлило этот мелкий и незначительный проступок.
Горацио Осмар стоял очень прямо, слегка покачиваясь с носков на пятки. Он был в безукоризненном сюртуке, немного, правда, косо сидящем на одном плече, словно он опять сражался со стражами порядка и едва вырвался из их лап. Лицо его было красным, бесформенный нос блестел, бакенбарды обиженно топорщились, а глаза, полные гнева, с вызовом ловили взгляды окружающих.
Мисс Джайлс стояла неподвижно, опустив очи долу; ее платье на сей раз было застегнуто на все пуговицы, а не так, как в тот раз, когда Питт впервые увидел ее в участке, и более скромного, голубовато-серого цвета, даже кажущегося зеленым. Лучше и красивее платья трудно было придумать.
Адвокат требовал для обоих полного оправдания.
Питт подался вперед, чувствуя странную тревогу. Как-никак, это был королевский адвокат, один из касты избранных юристов, занимающихся только очень важными делами. Что он делает в обычном городском суде, защищая человека, недостойно ведшего себя в парке? Разумеется, Осмару хочется, чтобы его признали невиновным, но все факты против него, а участие в этом известного адвоката лишь привлечет внимание прессы к случаю, который мог бы пройти незамеченным.
Первым для дачи показаний был вызван крайне смущенный молодой констебль Кромби, который, присягнув, назвал себя и свой чин и рассказал, как они с констеблем Алардайсом дежурили в парке в такой-то день и в такое-то время.
— Что же вы видели, констебль Кромби? — спросил обвинитель, вопросительно подняв кустистые брови.
Кромби стоял навытяжку.
— Я видел обвиняемых, сидящих на скамье в обнимку друг с другом.
— Что же они делали, констебль?
Осмар так гневно фыркнул, что это разнеслось по всему залу.
Кромби сглотнул слюну.
— Трудно рассказать, сэр. Похоже было, что они дрались, но это не было дракой. Они раскачивались из стороны в сторону… — Он остановился, лицо его залила краска смущения.
— И что же вы сделали, констебль? — настаивал обвинитель с тоскливым видом, словно это почти не интересовало его.
— Констебль Алардайс и я подошли к ним, сэр, — ответил Кромби. — Но когда мы подошли, джентльмен поднялся и стал оправлять свою одежду, сэр…
Осмар снова громко хмыкнул, заслужив от судьи Карсуэлла грозный взгляд. В зале послышался ропот.
— Оправлять одежду? — переспросил обвинитель. — Уточните, констебль.
Лицо Кромби стало багровым. Он смотрел перед собой, в какую-то одну точку на дальней стене, обшитой деревянными панелями.
— Брюки его были расстегнуты, сэр, сорочка спереди в беспорядке. Он стал снова заправлять ее в брюки, а потом застегнул их, сэр.
— А юная леди, констебль? — играя своим красивым голосом, нарушил наступившую тишину обвинитель.
Кромби закрыл глаза.
— Она застегивала блузку, сэр… — Он поднял руку и положил ее на то место, где и у него могла быть грудь, будь он женщиной. Но полицейский был мужчиной, молодым и неженатым.
