Галина Романова - Черт из тихого омута
— Соседке, что ли, показать, — неуверенно начала было старуха, но тут же отмела собственную идею решительным протестом: — Не покажу!
— Почему же? — не понял Кирилл, хотя идея с соседкой не понравилась и ему.
— С милиционерами якшается. Уже два раза к ней приходили, допрашивали. Она им выболтает про девку-то, а ну как — невиновная? К тому же… — Бабка хитро уставилась на Кирилла зорким, совсем не стариковским взглядом. — Тебя выдать придется. А тебе же оно ни к чему, так ведь?
— Ишь ты…
Кирилл ухмыльнулся. Старуха была достойна восхищения. В другое время разве он бы оставил в живых такого ценного для всех свидетеля? Теперь все изменилось: пусть себе доживает, сколько ей еще осталось…
— Вот и я говорю, — старуха снова принялась перебирать фотографии. — Вот здесь — прямо точь-в-точь она… Кабы мне на нее сверху посмотреть… А шарф то красный есть, про какой я тебе говорила?
Судя по дому, в котором обитала Соня, шуба там была, и не одна. Но обсуждать все это с кем бы то ни было Кириллу не хотелось. Все, что ему нужно, он узнал. Женщина была очень похожа, но старуха не была уверена. Пусть так. От бабки ему больше ничего не требуется. Все остальное — это уже его дело. Понаблюдает, сопоставит, сделает выводы. Лишь бы никто ему не помешал, лишь бы никто не вмешался!
Он вышел из квартиры старухи и замер на пороге. В подъезде было тихо, что не удивительно, учитывая третий час ночи. Когда он заявился, старуха его поначалу даже не хотела пускать, пока не поняла, что это он… Лифт сейчас не гудел. По лестнице никто не поднимался. Три этажа — третий, четвертый и пятый — тонули в темноте, это уже его меры предосторожности. Ничего не услышав подозрительного, Кирилл пошел по лестнице вниз. Все прошло почти нормально, но вот на третьем… Черт его дернул подойти к этой двери! Дурацкая манера всегда и во всем подстраховываться. Взял и провел легонько пальцами по притолоке. И как только пальцы коснулись того, чего там не должно было быть — как внутри все оборвалось и похолодело. Пломба на двери квартиры Азика была сорвана! Но она была там всего час назад, точно была!
Кирилл приблизил ухо к замочной скважине и напряг слух — тихо. Либо за дверью уже никого нет, либо… работают профессионалы, которые и ему дадут фору. Открывать дверь Кирилл поостерегся. Спустился на первый этаж. Осторожно, прячась в тени дома так, чтобы не попасть в свет уличных фонарей, он прошел полквартала и остановился. Он простоял почти час, но никто из подъезда так и не вышел. Дом тонул во мраке, не светилось ни одно окно. Может быть, он зря волнуется? Может, чутье начало подводить его…
Поймав луч света, Кирилл посмотрел на часы. Так и есть, прошел ровно час — и никого. Значит, показалось, пора двигать домой. Он вышел из тени и пошел тротуаром. Но, не успев сделать и пары шагов, он кое-что почувствовал. Кто-то «вел» его. Сомнений на этот счет не могло быть. В чем, в чем, а в этом Кириллу не было равных: слежку он чувствовал спинным мозгом.
Кто и зачем?! Кому понадобилось рыться в квартире покойного Азика, а затем еще и следить за ним?!
Теперь еще и это предстоит выяснять! Он недовольно поморщился. Распылять себя на что-то помимо НЕЕ очень не хотелось. Все его мысли сейчас были с ней. Но тут же в мозг холодком заползло: а что, если некто ищет ее так же, как и он искал?! Что же тогда будет?! Нет, надо опередить, надо не позволить добраться до нее этим людям. Тогда ей не будет пощады, тогда ее просто-напросто не станет.
Этого Кирилл не допустит. Чего бы это ему ни стоило…
Глава 20
Гена позвонил около шести. Странно, что номер ее телефона сегодня ни для кого не оказался секретом.
Сначала последовал судорожный вздох, затем он тихо прокашлялся и наконец извиняющимся тоном, вызвавшим у нее зубовный скрежет, спросил:
— Соня, ты не передумала?
— О чем ты? — Она разрывалась между кухней, где у нее начала подгорать утка в духовке, и ванной, где пыталась красиво уложить накрученные на термобигуди локоны. Времени оставалось в обрез, и тут еще этот звонок. — Что ты хочешь, Гена?
— Ты злишься? — Он либо удивился, либо обиделся. — Извини, если я не вовремя, но дело в том…
— В чем, Гена? — Соня наконец-то сообразила, что ее тон несколько непозволителен при сложившихся обстоятельствах. — Извини за резкость, у меня тут духовка… Ужин, ты же помнишь…
— Да, милая, конечно, помню, — выдохнул он с облегчением.
Но его «милая» прозвучало так собственнически, так заезженно, что Соню затошнило.
— Так я прихожу? — спросил он.
— А ты где? — Она в панике рванула к зеркалу и чуть не разревелась от досады. Концы волос выглядели, как волокна с початка кукурузы. То ли бигуди передержала, то ли просто волосы наэлектризовались, пушились и взлетали следом за движениями щетки. Угораздило же… — Я в том смысле, сколько у меня еще времени?
— Я? — Он немного помялся. — Вообще-то я звоню с угла твоего дома, из автомата… Но если нужно, я еще прогуляюсь.
Соня представила себе Гену, утопающего в снегу, с сумками наперевес, да еще прихрамывающего, и ей стало жаль его.
— Ладно, чего уж теперь, — она швырнула расческу на полку под зеркалом. — Поднимайся, будем доделывать ужин вместе. Но предупреждаю: я еще не привела себя в порядок.
— Соня, что такое ты говоришь… — Он мягко засмеялся в трубку и словно обдал ее своим жарким дыханием.
Соня болезненно поморщилась. И в самом деле, о чем она?! Очень ему нужно, как она выглядит! В лучшем случае он любит ее любую. В худшем — ему нужно добраться до коробки с наркотиками. Очень уж сомнительно, что он ни при чем во всей этой истории. Как-то ведь листок, в который была завернута коробка, оказался в кармане его куртки…
Наплевав на то, какое это произведет впечатление на ее «нареченного», Соня вырядилась в летний трикотажный костюм. Широкие выцветшие бриджи, которые мама все порывалась порвать на тряпки. И такая же широкая кофта до середины бедер. Волосы она высоко зачесала и скрутила в тугой пучок.
— Ничего, милый, — зло шептала она перед зеркалом, почти выплевывая из себя это «милый». — Переживешь! Привыкай к суровым будням совместного бытия! Жизнь — это не вечный праздник! И уж в чем, в чем, а в том, что я пытаюсь тебя соблазнить, упрекнуть меня ты не сможешь.
Как Соня ни старалась, у нее не вышло выглядеть дурнушкой. И прическа ей шла удивительно. И румянец — результат ее трехчасовых бдений у газовой плиты — красил ее неимоверно. И даже потерявший форму старенький костюм ее нисколько не портил, добавляя пикантности и оставляя плацдарм воображению.
— Привет, — в который раз за день поприветствовал ее Гена и переступил порог ее квартиры. — Вот… Я пришел…
— Ага, проходи.
Соня меланхолично кивнула ему, отметив про себя, что вещей при нем не так уж и много. Блеснула даже надежда, что Гена, возможно, надолго у нее не задержится. Но она тут же себя одернула: сама же хотела, чтобы он пожил у нее, чего теперь выпендриваться?
Гена снял шапку, куртку. Посмотрел на ботинки, затем вопросительно — на Соню.
— Как хочешь, — она вяло пожала плечами, ей-то какая разница, в чем он будет разгуливать по квартире, в домашних тапочках или ботинках. Она вон так вообще — босая стоит.
Гена посмотрел на ее ступни, отчего-то судорожно сглотнул и, подумав, снял ботинки, оставшись в носках.
Темный, явно дорогой костюм. Белоснежная сорочка, галстук. Волосы аккуратно зачесаны назад, волосок к волоску, будто он только что из парикмахерской, а не снял шапку несколько минут назад. Было ясно, что к встрече он готовился основательно. Не то что она — пастушка пастушкой. Что бы сказала бедная мама?! А что бы она сказала, узнай, что стильной ухоженности Генкиной прически Соня предпочла бы спутанные пряди русых волос в россыпи снежинок?..
— Ты так выглядишь, — пробормотала Соня, не зная, что делать и говорить дальше. — Ну да, конечно… Мне, наверное, нужно переодеться?.. Пожалуй, что и так…
— Не нужно. — Он подошел к ней ближе, обдавая терпким запахом хорошего одеколона, взял за руку и поднес ее ладонь к своим губам. — Ты очень милая сейчас. Такая… домашняя, без претензий и почти… родная…
Соня испуганно выдернула у него свою руку, тут же сконфузилась, начала что-то говорить, быстро и путано. Потом окончательно растерялась и ринулась в кухню, на ходу выкрикнув:
— Иди сюда, мне нужна твоя помощь.
Он зашел за ней следом минуты три спустя. Замер у притолоки, скрестив руки перед собой, и очень внимательно и долго смотрел на ее судорожные метания по кухне. Смотрел на то, как она достает утку, перекладывает ее из чугунной сковородки на блюдо и обкладывает обжаренным картофелем. Потом ставит блюдо на стол, посыпает мелко нарубленной петрушкой. Тут же мечется в поисках салфеток, находит их, роняет. Потом едва не разбивает фужер. Бутылку вина, бездумно повертев в руках, вместе со штопором с грохотом ставит рядом с тарелками. Вилки, ножи, какие-то крохотные розеточки и тарелочки с закусками и салатами. Все это Соня извлекала из холодильника и нагромождала на стол, стараясь ничего не упустить и не забыть. Забывала она только об одном: смотреть на него.
