Елена Михалкова - Рыцарь нашего времени

– Потом... – сквозь зубы отрезал Крапивин. – Вы не могли выбрать другой момент для расспросов?!

Он выдернул руку, и словно по сигналу три лопаты одновременно ударили в землю, вырывая из нее крупные комья, слаженно выбрасывая их в яму, снова втыкаясь в кучу, разрезая землю с характерным скрипом – и все это почти музыкально, словно подчиняясь невидимому дирижеру. Кто-то перекрестился, в голос расплакалась девушка, до того лишь всхлипывавшая в плечо коллеге, а Ольга странно подернула вверх правым плечом, будто ежась.

– До встречи, Дим, – одними губами прошептал Семен Швейцман, сожалея о том, что рядом нет Ритки.

На всех похоронах, где он бывал прежде, жена находилась с ним, провожая близких ему людей – иногда тех, которых сама вовсе не знала, – и от ее тихого дыхания рядом Сеньке становилось спокойнее, будто он прощался с умершими лишь на время. Сегодня она не смогла прийти, и от его всегда повторяемого на кладбище «до встречи» разило фальшью. Никакой встречи у него не могло случиться с тем, что лежало в лаковом гробу в яме, быстро зараставшей землей.

Когда установили временный крест, и люди, негромко переговариваясь, потянулись к Ольге с соболезнованиями Макар обогнул молчавших байкеров, перепрыгнул через лужу, заполненную подтаявшим снегом, и догнал медленно бредущую фигурку в черном пальто.

– Подождите, пожалуйста!

Девушка быстро обернулась, и в обращенных к нему глазах отчетливо промелькнуло разочарование.

– Жду, – сказала она и действительно стояла неподвижно, пока он перебирался по краю дорожки, стараясь не оступиться в грязь.

На вид ей было не больше тридцати. Волосы темные, почти черные, густые, блестящие, как птичьи перья, казалось, их давно не касалась расческа, но в этой диковатой встрепанности было что-то привлекательное. Она и сама была похожа на птицу в своем черном пальто, которое было велико ей размера на полтора, свисало с плеч, закрывая рукавами ее ладони почти до кончиков пальцев. Но и слишком большое пальто, как и нелепая прическа, органично вписывалось в весь ее птичий облик.

Близко посаженные большие темно-карие глаза в обрамлении удивительно густых ресниц, сильно выдающийся вперед заостренный маленький подбородок с глубокой ямкой посередине, белая кожа, удивительно контрастирующая с черными волосами, ни туши на ресницах, ни помады на губах, – Макар был уверен, что она не пользуется косметикой и в повседневной жизни. Что-то детское было в ее лице, беззащитное, несмотря на насупленные широкие брови и крепко сжатые губы. Ничего хорошего она от Илюшина явно не ждала.

Макар представился, и девушка неожиданно протянула ему руку, здороваясь. Рука у нее оказалась крупная, с квадратной ладонью и «рабочими» пальцами пианистки.

– Полина. Если вам удобнее с отчеством – Полина Владиславовна.

Сергей Бабкин, обернувшийся в поисках Илюшина, с трудом разглядел напарника за кустами. Тот стоял рядом с невысокой девушкой, о которой спрашивал двадцатью минутами ранее, и, судя по движениям ее рук – то взлетающих, то замирающих в воздухе, она что-то оживленно рассказывала, а Макар слушал. Люди потянулись к выходу с кладбища, байкеры, взревев мотоциклами и распугав небольшую стаю прикормленных местных собак, уехали раньше. К Бабкину прибился начальник охраны и принялся торопливо рассказывать, перескакивая с пятого на десятое, как они с шефом вместе ездили в какой-то дом отдыха, и Качков вместе с ними, а утром они встали, а Володьки-то нет, и тогда они пошли его искать, и обнаружили в местной псарне. «С собаками возился, – бубнил начальник охраны, – гладил их, ласкал, за морды тискал... А я тогда еще подумал: значит, не совсем пакостный человек, раз к живой твари так относится. Зря я так подумал, зря. Ищут его теперь, все ищут: и вы, и милиция, да только фиг найдешь эту сволочь. Хотя мне все кажется, что я сейчас обернусь, а он рядом – смотрит, ухмыляется улыбкой своей волчьей».

Его слова так совпали с тем, что чувствовал сам Сергей, что Бабкин остановился и, поколебавшись, оглянулся. Никакого Качкова за его спиной, разумеется, не обнаружилось, зато обнаружился Макар, быстро догонявший растянувшуюся процессию. Сергей подождал его в уверенности, что Илюшин расскажет о подробностях разговора с неизвестной девицей, но вместо этого Макар проскочил мимо него, целеустремленно направившись к высокой фигуре в сером плаще, и издалека Бабкин услышал его голос, без тени смущения уверявший Крапивина, что ему нужно немедленно с ним поговорить. Денис Иванович, как показалось Сергею, растерянно посмотрел на Швейцарца, но тот шел с Ольгой под руку, утирая выступивший на покрасневшем лбу пот, и на просьбу друга о помощи не отреагировал. Макар с любезной улыбкой оттащил Крапивина к машине, и, пока Бабкин вполуха слушал воспоминания начальника охраны, одновременно наблюдая за окружающими, Илюшин о чем-то спросил у Дениса Ивановича. Тот вздрогнул, качнул головой, но Макар добавил что-то, и Крапивин, скользнув взглядом по удаляющейся черной растрепанной фигурке, потер лоб рукой и кивнул.

Разговаривали они не меньше часа. Все давно разъехались, и только Сергей Бабкин бродил по дорожкам между могил, опасаясь подойти к машине и спугнуть приступ откровенности у Крапивина. Ветер утих, и под пригревавшим солнцем Сергей расстегнул куртку, снял шарф, подаренный Машей.

С приятелем Макара, в коттедже которого прятались Маша с Костей, он созвонился только утром, но сейчас ему казалось, что это было очень давно. Голос у жены был спокойный, почти довольный, хотя он знал: она безумно боится за него и переживает из-за того, что Костя пропускает занятия в школе. Мальчик предупредил одноклассников и учителей, что уезжает с мамой отдохнуть, и Сергей провел с ним строгую беседу о том, что ему ни в коем случае нельзя созваниваться с друзьями, как бы этого ни хотелось, потому что он может навлечь на них опасность. Костя, казалось, понял, а при воспоминании о людях в подъезде, угрожавших маме ножом, в глазах его вспыхивал страх, который он тщетно старался скрыть, и все равно Сергей был не до конца уверен в парнишке. Он плохо помнил себя в этом возрасте, но ему казалось, что слишком многое он воспринимал как игру – опасную, страшную, но захватывающую игру. «Будем надеяться, Костя испугался достаточно сильно, чтобы так не думать», – сказал он себе, делая круг по дорожке и возвращаясь к тому месту, откуда ушел. Бросив взгляд в сторону машины, он увидел, что Макар с Денисом по-прежнему разговаривают. «Могли бы и в салон сесть, а не торчать как два столба», – подумал он с раздражением, ощутив внезапную тревогу. Все утро после своего звонка он чувствовал себя относительно спокойно, и вот теперь это невесть откуда взявшееся неприятное чувство. «Просто поесть нужно», – мрачно посоветовал себе Сергей, не успевший толком позавтракать. И наткнулся взглядом на человека возле свежей могилы Силотского.

Человек был низкорослым, крепким, в шляпе, и первой ассоциацией Бабкина стал отец Браун из детективных рассказов Честертона, которые он совсем недавно брал почитать у Макара. Но в следующую секунду человек встал на носки, покачнулся, перенес вес тела на пятки, и отец Браун вылетел у Сергея из головы. Кто бы ни был этот последний пришедший, он вел себя несколько легкомысленно, тем более – для католического священника. «Того гляди, пустится в пляс», – мелькнула у Бабкина нелепая мысль, а вслед за ней появилась и вторая ассоциация – с игрушкой-неваляшкой. Словно в подтверждение ей, человек снова начал раскачиваться, теперь влево-вправо, как будто готовился выполнить утреннюю зарядку. «Неужели кладбищенский сумасшедший?»

Совершенно бесшумно Сергей подошел к человеку в шляпе и встал за его спиной. Теперь их разделяла только ограда. Он почувствовал исходящий от пришельца слабый запах восточных специй, услышал, как мужчина негромко мурлычет мелодию без слов, на всякий случай сунул руку в карман, где лежал пистолет, и негромко кашлянул. Человек перед могилой вздрогнул и резко обернулся.

Бабкин был готов к чему угодно: к тому, что это и впрямь окажется сумасшедший, и к тому, что ему придется отражать нападение, хотя прекрасно понимал, что вряд ли бандиты, угрожавшие его жене и Макару, придут на кладбище. Но перед ним стояла женщина. Невысокая, смуглая, некрасивая, с узкими глазами под выпуклыми, почти безволосыми бровями, и вывернутыми как у негра губами.

– Здрасьте! – насмешливо сказала она низким, почти мужским голосом. – Что кашляете? Простудились?

Интонация ее напомнила Сергею цыганок, которых время от времени задерживали и приводили в отделение в бытность его оперативником. Смесь подобострастия, нахальства и язвительности: первое – на поверхности, второе и третье скрыто. Но на цыганку она ничуть не походила – в этой мужской шляпе, низко сидевшей на голове, с короткими сальными волосами, выбивавшимися из-под полей.