Александра Маринина - Последний рассвет
– Нужна, – быстро ответил Колосенцев, уже прикидывая в уме, какие преимущества получит, обладая столь редким инструментом. – Давай связывай меня с ним, пусть скажет, где и когда можно пересечься.
Михаил достал телефон. Геннадий стоял чуть поодаль, курил и вполуха прислушивался к разговору: по репликам Михаила можно было догадаться, что встречаться нужно сегодня, потому что завтра рано утром программист собирается куда-то сваливать. Если встречаться сегодня, значит, посиделки в «Орбите» отменяются. Да и черт с ними, античитерская программа во сто крат важнее.
– Слушай, – огорченно произнес Михаил, – они завтра на трех машинах большой компанией отправляются путешествовать по Европе, Колька сейчас собирается в гараж, ему нужно машину в порядок привести перед поездкой, возиться будет несколько часов. Если хочешь, он может программу взять с собой, а ты к нему подъедешь. Или жди, пока он вернется.
– А скоро он вернется из поездки?
– Они месяца на полтора планируют маршрут. Может, дольше получится, если задержатся где-нибудь. Смотри сам, как тебе удобнее.
– Рассказывай, как найти твоего Кольку, – решительно произнес Геннадий. – Я прямо сейчас поеду.
Он достал из сумки блокнот, чтобы записать координаты. Михаил принялся подробно описывать маршрут, которым нужно добираться до гаражного кооператива, где у Кольки стоит машина. Место оказалось где-то у черта на куличках, точного адреса Михаил не знал, но дорогу и все ориентиры мог описать достаточно детально. Он попытался перезвонить приятелю, чтобы уточнить адрес, но тот ответил, что и сам не знает, и вообще, эта захудалая кучка жестяных коробок в районе Кольцевой автодороги, похоже, адреса вообще не имеет, поскольку является самовольной застройкой, которую уже лет пять как грозятся снести и, вероятно, все-таки вот-вот снесут. Михаил снова перечислял перекрестки и повороты, которые нужно миновать, чтобы от того места, где они в данный момент находились, попасть к гаражам, и сожалел, что не может сам поехать с Геннадием и показать дорогу: у него дела, которые нельзя отменить.
– Рядом с гаражами кафешка есть придорожная, вывеска такая голубая с белым, ее хорошо видно, – объяснял Михаил. – Вы с Колькой там посидите, свои вопросы порешаете, а я постараюсь все быстренько закруглить и подскочить к вам. Заодно и Кольке счастливого пути пожелаю. Ну, до встречи, Пума!
Они обменялись рукопожатием, и Колосенцев направился в подземный паркинг торгового центра, где стояла его машина, а Михаил быстро ушел в сторону метро.
– Ничего! – с горечью пожаловался Роман Дзюба Антону Сташису. – Все контакты проверил, все до единого. Нашел только один номер, более или менее подозрительный, но и там оказалась женщина, приятельница Панкрашиной.
– А в чем подозрительность? – поинтересовался Антон.
Они встретились в отделе, где служили Дзюба и Колосенцев, чтобы обменяться полученной за последние сутки информацией. Похвастаться было нечем ни одному, ни другому.
– Понимаешь, Генка мне посоветовал сличить соединения с мобильного и с городского, и вот я нарыл один номерок, с которым соединения были только с городского телефона Панкрашиных, – принялся объяснять Дзюба. – А счета за городской телефон приходят без детализации, чуешь? То есть Великий и Ужасный Контролер Игорь Панкрашин не узнает, что его жена контактирует с владельцем этого номера. Ну, короче, я обрадовался, думал, что любовника нашел. Тем более что последнее соединение с этим номером было утром в день убийства. А там опять баба.
– Кто такая?
– Нитецкая Вероника Валерьевна, семьдесят девятого года рождения, разведена, мелкий бизнес по торговле израильской косметикой, – уныло доложил Роман и добавил: – Или, может, средний. В общем, не мужик.
– Не мужик, – задумчиво повторил следом за ним Антон. – Не мужик. Молодая женщина тридцати трех лет, деловая, одинокая… И почему, интересно, наша потерпевшая звонила ей только с городского телефона, а? Ромка, ты чего, слона не приметил? Что общего может быть у Панкрашиной с этой дамочкой, которая больше чем на двадцать лет моложе? Что тебе сама Нитецкая сказала?
– Сказала, что они приятельницы, – растерянно проговорил Дзюба.
– На какой почве они приятельницы? Вместе посещают кружок кройки и шитья? Нам с тобой за последние дни столько рассказали о Евгении Панкрашиной, что я тебе голову дам на отсечение: уж точно не на почве приобретения косметики они контактировали. Ну-ка бери адрес этой Нитецкой, попробуем застать ее дома, – скомандовал Антон.
– Но она же сказала, что они с Панкрашиной просто приятельницы! – Роман был близок к отчаянию: неужели даже в таком простом вопросе он наделал ошибок? Не выйдет из него толкового сыщика, никогда не выйдет.
– Мало ли что она тебе по телефону сказала. Вот пусть нам в глаза это повторит, а мы послушаем. И посмотрим.
Они по свободным воскресным улицам довольно быстро добрались до дома, где жила Вероника Валерьевна Нитецкая, которая (вот хоть в чем-то повезло!) оказалась дома. Среднего роста, ничем не примечательной внешности женщина, одетая в спортивный костюм из серого велюра, обладала глазами, в которых светились одновременно ум и глубокая печаль. Черты лица ее были правильными, но без косметики казались невыразительными. Длинные волосы забраны в пучок на затылке. Антону показалось, что где-то он эту Нитецкую уже видел, только очень давно, когда она была моложе, свежее, ярче и прическу носила другую. Может, проходила по какому-нибудь делу?
И еще Вероника Валерьевна обладала несомненным обаянием. И самообладанием. Во всяком случае, вопросы о том, где и как она познакомилась с Евгенией Панкрашиной, из колеи ее не выбили. Познакомились они в магазине детской одежды «Юленька», где Евгения Васильевна выбирала подарки для внуков.
– А вы что там делали? – довольно бесцеремонно спросил Дзюба. – Разве у вас есть маленькие дети?
– Нет, – спокойно ответила Нитецкая. – Детей у меня нет. Но у меня есть подруги. А вот уже у подруг есть дети.
Антон отошел чуть в сторону и взглядом дал понять Роману: задавай вопросы, а я помолчу, понаблюдаю.
– И с этого момента началась ваша дружба? – продолжал Дзюба с плохо скрываемым недоверием.
Нитецкая тонко улыбнулась.
– Так бывает. Вас это удивляет? И потом: я не говорила, что мы с Евгенией дружили. Мы приятельствовали. Это не одно и то же.
– Вы часто встречались?
– Нет, не особенно. Примерно раз в месяц, иногда реже.
– Скажите, Вероника Валерьевна, у Евгении Панкрашиной был любовник?
На ее лице мелькнуло удивление, но голос не дрогнул.
– Мне об этом неизвестно. Евгения ничего о нем не говорила. Но мне кажется, что его и не было. Евгения не тот человек, чтобы заводить романы на стороне. С чего вообще вы это взяли?
Роман кинул взгляд на Сташиса, который едва заметно качнул головой: не объясняй ничего, просто задавай следующий вопрос.
– Не было ли таких случаев, когда Евгения Васильевна встречалась с вами, потом уезжала куда-то, потом снова возвращалась к вам?
Глаза Нитецкой слегка прищурились, она о чем-то задумалась, потом вздохнула.
– Ах, вот вы о чем… Нет, такого не было. Этот фокус она проделывала с другими своими подругами. Но не со мной.
«Горячо! – подумал Антон. – Давай, Ромчик, хватай ее за жабры, дожимай!»
– И в чем смысл фокуса? – спросил Дзюба, изо всех сил стараясь выглядеть равнодушным.
– Евгения скрывала свои встречи со мной. Никто не должен был узнать о том, что мы общаемся. И о том, что мы вообще знакомы. Никакого любовника у Евгении не было, это я могу вам гарантировать. Она ездила встречаться со мной.
«Господи! – пронеслось в голове у Антона. – Только не это… Вот для полного счастья мне еще лесбиянок в этом деле не хватало».
Нитецкая снова замолчала, задумчиво разглядывая коротко остриженные, но тщательно наманикюренные ногти, покрытые блестящим бесцветным лаком. Потом подняла голову и смело посмотрела сначала на Романа, затем на Сташиса, слегка качнулась вперед.
– Дело в том, что я являюсь матерью Нины Панкрашиной. Биологической матерью, как теперь принято говорить.
История была столь же печальна, сколь и банальна. Забеременевшая «по страстной любви» шестнадцатилетняя девочка долго не могла решиться признаться родителям, затянула до таких сроков, когда прерывать беременность искусственно уже было нельзя, и родила в 17 лет. Отец ребенка, как это водится, немедленно исчез с горизонта, едва услышав о проблеме. Родители были в ужасе, скандалы дома стали ежедневными, Вероника родила и оставила ребенка прямо в роддоме, после чего ее немедленно отправили в другой город к родственникам, где она и школу закончила, и институт, и работать начала. Вышла замуж, через несколько лет развелась, муж оказался человеком приличным и все имущество разделил пополам, а было этого имущества немало. Теперь Вероника смогла начать свой собственный бизнес, поскольку много помогала мужу и кое-чему научилась, да и связями обзавелась.
