Амулет сибирского шамана - Наталья Николаевна Александрова
Она вспомнила правила первой помощи утопленникам – и начала поспешно делать искусственное дыхание…
Три, пять, десять минут…
Тело на земле никак не реагировало на все ее попытки. С таким же успехом можно было делать искусственное дыхание обломку скалы или поваленному дереву.
Пора было признать, что он мертв, но Аля никак не могла с этим смириться…
И вдруг какой-то посторонний звук отвлек ее от мучительных и безуспешных попыток.
Рядом, в кустах, затрещали ветки под чьими-то шагами…
Она вздрогнула и оглянулась.
Костер почти угас, еле теплились последние угольки, и круг темноты сужался, стягивал вокруг нее свою петлю.
А там, за краем этого круга, в темных кустах, двигалось и дышало что-то большое и страшное…
Аля метнулась к догорающему костру, схватила несколько сучьев, оставленных поблизости этим трусом Васькой-трактористом, бросила их в огонь поверх догорающих углей.
Сучья быстро занялись.
Аля выхватила из костра одну пылающую ветку, подняла над головой и при свете этого факела вгляделась в темные заросли…
И успела разглядеть – или ей это только показалось – страшное, полузвериное-получеловеческое лицо… или скорее морду в черно-рыжих клочьях свалявшейся шерсти, с двумя маленькими, горящими тоскливой злобой глазками и третьим глазом – большим и красным, как кровавый рубин, как капля окаменевшей крови, пылающим посреди корявого морщинистого лба…
Аля вскрикнула от ужаса и выронила свой факел.
Потом она подобрала его, снова подняла над головой, вгляделась в темноту – но уже ничего не увидела и внушила себе, что ей просто померещилось чудовище в кустах.
Она снова вернулась к бесполезным попыткам оживить утопленника, пытаясь этими простыми действиями отгородиться от таящегося во тьме ужаса.
А в темных кустах все еще раздавались какие-то странные и страшные звуки…
Наконец послышался понятный и обнадеживающий звук – приближающееся гудение мотора, а затем – шаги и голоса.
На поляну первым вышел старый деревенский доктор Роман Филиппович и вместо приветствия проговорил:
– Алевтина, ты что это делаешь?
– Искусственное дыхание, – честно призналась девушка.
– Дыхание? – Доктор, кряхтя, наклонился над неподвижным телом, отодвинул Алевтину локтем, бегло прикоснулся к утопленнику опытными пальцами и повернулся к девушке: – Какое дыхание? Да он мертвый, как камень!
– Но он… он только что открывал глаза… что-то говорил… шевелился…
– Только что? – недоверчиво переспросил доктор.
– Ну, может, минут двадцать назад…
– Какие двадцать! Судя по состоянию мышц и кожных покровов, он мертв уже больше трех-четырех часов!
– Но я видела…
Аля хотела добавить про странный предмет, который отдал ей утопленник, но отчего-то не решилась.
– Переутомляешься ты, Алевтина, – строго и одновременно сочувственно проговорил доктор. – Спать больше нужно! Такие галлюцинации – это нехороший симптом!
– Но я… – Аля попыталась возразить, но доктор ее не слушал. Он повернулся к участковому и проговорил уверенно:
– Смерть наступила примерно четыре часа назад. Причина смерти – утопление… официальные бумаги завтра оформлю, у себя в медпункте. Личность установили?
– Нет пока, – с сожалением ответил Шишкин. – Вроде не наш… незнакомый…
– Точно не наш, – поддержал доктор. – Я в окрестных деревнях не то что каждого человека – каждую собаку знаю. Даже, может быть, каждую козу, а то и каждую курицу. Сколько уж лет тут работаю. Так вот этого не встречал.
– Сейчас осмотрим, может, есть что при нем… до сих пор я не трогал, думал, его и правда оживить можно.
– Какое там! – доктор махнул рукой. – Это ей со страху показалось, девчонка молодая, неопытная, покойников-то небось впервые видишь? – повернулся он к Але.
Она промолчала, да никто и не ждал от нее ответа.
Участковый обшарил одежду покойника и в одном из карманов нашел размокший паспорт.
– Ух ты! – обрадовался он, осторожно разлепляя мокрые страницы. – Что-то проясняется…
Кое-как разлепив страницы, с трудом прочитал расплывшиеся, неразборчивые буквы:
– Канюков Федор Степанович… одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения…
Участковый подвез Алю к дому Ипатьевны, так ему велел доктор, и по дороге все косился на нее, хотел что-то спросить, но она молчала.
Дрожащими руками Аля отворила калитку и прошла по тропинке к дому. Свет не горел, значит, Ипатьевна еще спит. Хотя не похоже, она встает с петухами. Буран, увидев Алю, гавкнул обиженно, брякнул цепью. Хороший пес, бабка его редко на цепь сажает, он свою службу знает, только вот третьего дня удрал со двора и пропадал где-то полдня. Ну ясное дело, весна… Ипатьевна долго его отчитывала, а он прощения просил, лапами морду прикрывал.
Старуха с ним как с человеком разговаривает, иногда Аля думает, что пес ее речь понимает.
Она поднялась на крыльцо и взялась за ручку двери, которая тотчас открылась. Стало быть, старуха уже встала. И точно, из сарая послышался голос Ипатьевны.
Ну ясно, с козой разговаривает. Она вообще любит поговорить, а поскольку живет одна, то и ведет беседы то с курами, то с козой Машкой. Раньше корову держала, но теперь тяжело ей, возраст солидный. Хотя в деревне никто не знает, сколько Ипатьевне точно лет, она и сама говорит, что не помнит.
Ипатьевна вышла из сарая, подняла голову, увидела Алю и посмотрела как-то странно.
– Что там случилось, чего тебя Шишкин выдернул? – спросила.
Аля вдруг ощутила ужасную усталость, даже языком трудно было пошевелить.
– Ну ладно, иди уж! – Старуха поняла, не стала приставать с расспросами. – Молочка вот парного выпей да и отдыхай. Тепло в доме, я печку топила…
От молока Аля отказалась – не любила козье, жирное очень. Она вошла в большую комнату, Ипатьевна называла ее залой. Там и правда было тепло, значит, и в ее каморке рядом нагрелось.
Аля сняла комнатку у Ипатьевны восемь месяцев назад, когда приехала сюда по распределению после окончания фельдшерского училища. Можно было жить при медпункте, но предыдущая фельдшерица ей отсоветовала. Она проработала тут положенные три года, в процессе вышла замуж за лейтенанта из ближайшей военчасти и дохаживала уже последние недели перед родами.
– Сама посуди, – говорила она, сложив руки на огромном животе (двойня будет, с гордостью сообщила она), – ты девица молодая, одинокая. Тут, в деревне, парней мало, но есть все же. И вот как напьются – так и начинают под окнами на мотоциклах гонять и орать, чтобы ты погулять вышла. Камешки в окна кидать, в общем, ломиться в дверь не станут, но спать не дадут. Тебе это надо?
– Не надо, – испугалась Аля.
– Вот и я о том же. Сама намаялась в свое время. Тут главное – не отзываться. Если окно откроешь, начнешь орать, чтобы они валили куда подальше, ничего не получится, они
