Вороний остров - Тим Уивер
Они доехали по Парквею до старого мотеля «Джи» рядом с пляжем Юнион. Сюда отец привозил их в детстве каждое лето, хотя с трудом наскребал деньги на такой семейный отдых. Впрочем, когда Ребекка и Джонни припарковались и добрались до мотеля, тот был закрыт – и не на время, а навсегда.
Их глаза невольно наполнились слезами, когда они посмотрели на старое здание, а потом друг на друга. Была какая-то странная символичность в том, что жизнь мотеля прервалась вместе с жизнью отца.
Когда они вернулись в машину, Ребекка произнесла: «Даже мертвые умеют говорить». И добавила: «Папа повторял эти слова перед смертью».
Брат посмотрел на нее с сомнением, словно решил, что она до сих пор немного не в себе от горя.
– Он мне все время твердил об этом, – настаивала Ребекка. – Сказал, что убедился на собственном опыте, когда был полицейским.
– Что ж, возможно, использую эту мысль в своей следующей книге, – ответил Джонни, но явно лишь для того, чтобы что-то сказать.
– Я серьезно, Джонни.
– Отец был уже одной ногой в могиле, Бек, и ты это знаешь.
– И что из того?
– Вспомни, каким он был перед самым концом. Вроде как заговаривался…
– Ты думаешь, я его не так поняла? Не расслышала? Почему ты так решил?
Джонни ничего не сказал, а только одобряюще улыбнулся, и она прочитала ответ на его лице: «Потому что мы только что потеряли папу. Потому что мы скорбим и потому что мы устали, ведь это было долгое прощание».
В тот момент она готова была согласиться с Джонни, но потом, несколько недель спустя, она вновь задумалась о тех словах, которые ее отец так настойчиво повторял перед смертью. Она захотела оживить в памяти его образ, вспомнить правила, которым он следовал в жизни. Но тотчас к Ребекке вернулись воспоминания о матери, впрочем как и всегда. По правде говоря, Ребекка никогда не переставала о ней думать.
Эта женщина всегда была где-то рядом, на задворках детских воспоминаний. Та, которая почему-то никогда не интересовалась судьбой своих отпрысков. Никогда не пытавшаяся отвоевать их у отца, когда Генри Мерфи задумал перебраться с детьми в Нью-Йорк. Джонни тогда было тринадцать, Ребекке одиннадцать, а Майку девять. Фиона никогда не искала встречи с Ребеккой в последующие годы, даже когда ее дочь приняла непростое решение не переезжать с отцом и братьями в США, а остаться в Лондоне и пойти в престижную частную школу по спортивной стипендии, полностью покрывавшей стоимость ее обучения. Всю неделю перед отъездом в Штаты отец практически не спал. Он сидел в одиночестве за столом на кухне и плакал из-за близкой разлуки с дочерью, хотя отлично понимал, какая прекрасная перспектива открывается для нее. Он даже пообещал Ребекке покупать ей авиабилет в Америку в конце каждого семестра, в глубине душе сомневаясь, что сможет за него заплатить.
Но мать Ребекки никак себя не проявила.
В тот год Генри Мерфи вернулся в Нью-Йорк с Джонни и Майком, а Ребекка переселилась в школьное общежитие в Северном Лондоне. До этого все четверо жили в том же самом доме, который Фиона в свое время покинула, и ей не составило бы никакого труда связаться с ними. У них даже номер телефона не изменился. Генри работал все в том же полицейском участке. Если бы в любой момент за эти восемь лет она захотела бы вернуться или хотя бы встретиться со своими детьми, найти их было проще простого.
– Мама сегодня не звонила?
Отец всегда настаивал на том, чтобы они ужинали все вместе, и голос Ребекки, задающей этот мучительный вопрос, часто звучал за общим столом. Тогда ее братья переставали есть и ждали, что скажет папа.
Но ответ отца всегда был один и тот же:
– Нет, деточка, она не звонила.
– Почему?
В ответ Генри всегда обнимал Ребекку и того из сыновей, который сидел с другой стороны от него, и с нарочитым спокойствием произносил: «Я думаю, что если бы ваша мать хотела позвонить, она бы уже давно это сделала. Но никакой вашей вины в этом нет. Вы – самые лучшие дети на свете, мечта любого родителя».
– Она умерла?
Майк раз за разом задавал этот вопрос, сводя на нет отцовские утешения. Он был самым младшим и этим как будто бы оправдывался от обвинений в бестактности. И еще он почти не помнил Фиону. Он был совсем маленьким, когда она ушла, и для него мать была лишь всполохом рыжих волос во тьме.
– Не знаю, Майки, – неизменно отвечал отец.
– Если бы она была жива, – спрашивала Ребекка, – она бы захотела с нами увидеться?
Но на это их отец никогда не отвечал.
* * *Прожив шесть лет в разлуке с семьей и видя своих близких только на каникулах, когда Генри мог оплатить ей прилет в США, Ребекка решила, что с нее хватит, и подала документы сразу в несколько американских университетов. Когда ей исполнилось восемнадцать, она сдала экзамен категории A[3]и купила билет до Нью-Йорка в один конец.
От их матери по-прежнему не было никаких известий.
К этому времени решимость Ребекки начать новую жизнь окрепла, и она убедила себя в том, что на мать ей наплевать. Когда она сошла с самолета в аэропорту имени Джона Кеннеди и увидела всех троих дорогих сердцу членов семьи, встречавших ее, она сразу поняла, что сделала правильный выбор, уехав из Великобритании. Пусть Америка была тогда для нее чужой страной, она со всей остротой почувствовала, что дом – это не здание и не точка на карте.
Дом – там, где твоя семья.
И в самый первый день, когда отец вез их в Бруклин, Майк передразнивал ее «аристократический» английский акцент, а Джонни взахлеб болтал о романе, который хочет написать, она сказала себе, что теперь она будет жить в мире с собой и с окружающими.
Но, как и любой другой обман, этот в конечном итоге не выдержал испытания временем.
3
Она свернула с главной дороги на грунтовку, идущую вниз по склону лощины Симмонса. Каждая выбоина на дороге отзывалась нестерпимой болью в лице, руки, сжимавшие руль, дрожали, но в конце концов она справилась со спуском и вырулила на ухабистую парковку.
Там стояла только одна машина, и это был ее джип.
Он был весь покрыт листьями, принесенными штормом, но в остальном выглядел таким же, каким она его оставила. Окно разбито, а одно колесо спущено.
Она осторожно опустила велосипед на землю, вдруг испугавшись тех, кто может оказаться рядом. Что, если они караулят ее здесь, ждут, когда она вернется на поиски Джонни?
– Джонни! – тихонько позвала она, а потом, оглядев окружавший ее лес, произнесла его имя уже громче и решительней. Она ждала любого ответа,