День поминовения - Кристи Агата
«Леопард, милый, ты ведь это не всерьез. Это невозможно, невозможно. Мы любим друг друга, мы принадлежим друг другу. Ты это знаешь не хуже меня. Мы не можем так спокойно распрощаться и разойтись. Ты же знаешь, что так нельзя. Мы принадлежим друг другу навеки, навсегда. Я не мещанка. Мне все равно, что скажут люди. Любовь для меня дороже всего на свете. Мы уедем с тобой и будем счастливы. Я сделаю тебя счастливым. Ты мне как-то сказал, что тебе без меня все равно жизни нет. Ты помнишь, Леопард, милый? А теперь ты так спокойно пишешь, что лучше все кончить и что это будет только честно по отношению ко мне. Честно? Но ведь я не могу без тебя жить. Мне жаль Джорджа – он всегда был так добр ко мне. Но он поймет. Он сам захочет дать мне свободу. Нельзя жить вместе не любя. Бог создал нас друг для друга, милый. Я в этом уверена. И мы будем очень счастливы. Но для этого нужно мужество. Я сама скажу Джорджу. Мне хочется, чтобы все было по-честному, но только после моего дня рождения.
Родной, я знаю, что поступаю правильно. Я не могу без тебя жить, не могу, не могу. Глупо писать тебе все это. Достаточно было бы и двух строчек: «Я тебя очень люблю и никогда тебя не отпущу… Родной мой…»
На этом письмо обрывалось. Айрис стояла в оцепенении, глядя на листок бумаги. Как мало знала она о родной сестре!
Значит, у Розмэри был любовник. Она писала ему страстные письма, собиралась уехать с ним.
Что же произошло? Розмэри так и не отправила этого письма. А какое письмо она послала? И к какому решению в конечном счете пришли Розмэри и этот незнакомый Айрис человек? («Леопард»! Чего только не придумают влюбленные! «Леопард». Чушь какая!)
Но кто этот человек? Любил ли он Розмэри так же, как она его? Иначе не могло быть. Ведь Розмэри была так очаровательна. И тем не менее, судя по письму, он собирался «все кончить». Что это означало? Осторожность? Он, очевидно, говорил, что разрыв необходим для блага самой же Розмэри, что это будет честно по отношению к ней. Но мужчины всегда так говорят для отвода глаз. А может быть, ему, кто бы он ни был, просто надоела эта история? Может быть, для него это было не более чем мимолетное увлечение или он вообще никогда не относился к этому серьезно? Почему-то у Айрис сложилось впечатление, что этот незнакомый человек твердо решил порвать с Розмэри.
Но Розмэри думала иначе. Она бы ни перед чем не остановилась. Она была настроена решительно.
Айрис вздрогнула…
Подумать только, она ничего обо всем этом не знала, даже не догадывалась. Она принимала как должное, что Розмэри и Джордж были довольны и счастливы и вполне устраивали друг друга. Как она была слепа! Нужно быть совершенно слепой, чтобы не знать самого главного о своей родной сестре.
Однако кто же этот человек? Она мысленно вернулась назад, пытаясь вспомнить. Розмэри всегда была окружена поклонниками. Они повсюду ее приглашали, звонили. Но среди них не было ни одного, кого бы Розмэри отличала. То есть, конечно, он был, а остальные существовали просто так, чтобы никто не догадался о нем, о единственном. Айрис напряженно хмурила лоб, тщательно просеивая воспоминания.
В памяти всплыли два имени. Должно быть, кто-то из них двоих. Стивен Фарадей? Мог быть и он. Но что Розмэри в нем нашла? Страшно напыщенный молодой человек. К тому же не такой уж и молодой. Правда, говорят, подающий большие надежды политический деятель. Ему прочили в недалеком будущем портфель министра. Его поддерживал весь клан Киддерминстеров с их широкими связями. Не исключено, что в один прекрасный день он станет премьер-министром! Очевидно, все это придавало ему блеск в глазах Розмэри. Нет, едва ли она так отчаянно могла любить такого холодного, замкнутого человека. Но говорят, что его жена страстно в него влюблена и вышла за него замуж наперекор воле своей могущественной семьи. Вышла замуж за человека без имени и состояния, с одним только политическим честолюбием! Но если одна женщина души в нем не чает, то почему не может и вторая? Не исключено, что это был именно Стивен Фарадей.
В противном случае это мог быть только Энтони Браун.
Айрис очень бы этого не хотелось.
Нельзя отрицать, он был верным рабом Розмэри, готов был явиться по первому ее зову. На его смуглом красивом лице всегда было выражение какого-то чуть насмешливого отчаяния. Но это поклонение было слишком явным, слишком он его афишировал, и потому трудно было поверить, что за ним крылось глубокое чувство.
Он как-то странно, неожиданно исчез после смерти Розмэри, и с тех пор никто его не видел.
Впрочем, не так уж неожиданно. Он много путешествовал и раньше и всегда рассказывал про Аргентину, Канаду, Уганду[2], Соединенные Штаты. Айрис считала, что он американец или канадец, хотя говорил он без малейшего акцента. Ничего не было странного в том, что он исчез, и исчез бесследно.
Ведь он был другом Розмэри и не обязан навещать ее сестру и мужа. Но он был именно другом, а не любовником Розмэри. Айрис была неприятна мысль о том, что он мог быть возлюбленным сестры. Это было бы больно, невыносимо больно…
Она взглянула на письмо, которое все еще держала в руке, потом скомкала листок. Ей захотелось выбросить его, сжечь…
И только какой-то инстинкт не позволил ей это сделать.
Придет день, когда это письмо, может быть, понадобится. Она расправила листок, унесла к себе и спрятала в шкатулку с драгоценностями.
Настанет день, когда понадобится объяснить, почему Розмэри покончила с собой.
3
«Что еще прикажете?»
Нелепая фраза неожиданно возникла в памяти, вызвав невольную улыбку. Вопрос, который часто слышишь в лавке, точно отражал ход ее старательно направляемых мыслей.
Словно перебирая товары и один за другим откладывая их в сторону, она пыталась разобраться в прошлом. С эпизодом на чердаке покончено. «Что еще прикажете?» Что же еще?
Во-первых, странности в поведении Джорджа. Последнее время он вел себя очень странно. Айрис давно это заметила. Но вчерашний ночной разговор разрешил все ее прежние недоумения. Отдельные разрозненные фразы, поступки обрели наконец смысл в общей цепи событий.
Затем – появление Энтони Брауна. Собственно говоря, его появление – по времени – следовало поместить перед странностями в поведении Джорджа, поскольку Энтони Браун появился ровно через неделю после того, как Айрис нашла письмо.
Она точно помнила все свои ощущения…
Розмэри умерла в ноябре, а в мае следующего года Айрис, под крылышком Люсиллы Дрейк, начала свою светскую жизнь. Она ездила на званые обеды, ленчи[3], чаепития, танцы, не испытывая от этого большой радости. В основном все это вызывало у нее скуку и чувство неудовлетворенности. Однажды в конце июня на одном из томительных танцевальных вечеров она услыхала, как кто-то произнес за ее спиной: «Неужели это Айрис Марль?»
Обернувшись, она со смущением увидела смуглое насмешливое лицо Энтони Брауна.
– Я не надеялся, что вы меня вспомните, но все же…
Она прервала его:
– Что вы! Я вас очень хорошо помню, отлично помню.
– Превосходно. А я боялся, что вы меня забыли. Ведь мы очень давно не виделись.
– Я знаю. Со дня рождения…
Она умолкла, так и не закончив весело и беззаботно начатой фразы. Краска отхлынула от щек, губы задрожали, а в неожиданно расширившихся зрачках появился страх.
Энтони поспешно сказал:
– Ради бога, простите. Как я мог так жестоко…
У Айрис перехватило горло.
– Ничего. Все в порядке.
Они не виделись со дня рождения Розмэри. Со дня ее самоубийства. Нет, она не будет об этом думать, не будет!
Энтони повторил:
– Я очень виноват. Пожалуйста, простите меня. Может, мы пойдем потанцуем?
Айрис утвердительно кивнула.
Когда они вошли в зал, танец только начинался. Совсем еще зеленый, застенчивый юнец, которому она обещала этот танец, высматривал ее, вытянув шею в слишком свободном воротничке. Только дебютантки могут мириться с такими партнерами, подумала она с презрением. Они в подметки не годятся Брауну… другу Розмэри…
