Каникулы с вампиром - Наталия Николаевна Антонова
Мы очерствели поневоле,
Мы перестали в мире жить.
Чужой не чувствуем мы боли…
И разучились мы любить
Не только край родной – отчизну,
Но и людей, что нам близки.
Чего хотим мы в этой жизни?!
Богатства, власти?! До тоски
Себя доводим мы стремленьем
На гребне быть и быть как все.
До тупости уничтоженья
Молясь гламуру и попсе.
И всё вокруг нас суррогаты —
Еда, знакомства и среда.
Нам кажется, что мы богаты,
И то, что будет так всегда.
И только стоя у последней,
Быть может, роковой черты,
Мы видим нашу душу бедной
Без истины, без красоты.
На ней остались лишь лохмотья
Пустых стремлений и страстей.
И стоило за них бороться?
Швыряя чувства и людей,
Не лучше ль просто жить? На звёзды
Любуясь в небе, не спеша,
И жизнь любить за хлеб, за воздух,
За воду. И тогда душа,
Не зная зависти и лести,
Не станет враждовать с судьбой.
И будет всё у нас по чести,
И каждый станет сам собой.
После этого вскоре все разошлись по своим комнатам, слегка встревоженные и охваченные смутным ощущением чего-то неведомого и настораживающего.
Однако ночь прошла благополучно. Никто не разбудил их тревожным звонком в неурочный час. И наступившее утро было светлым, тёплым, благоуханным и озвученным трелями птиц.
– Если бы вы знали, ребята, как мне не хочется от вас уезжать, – признался Шура за завтраком.
– Так и нам не хочется с тобой расставаться, – улыбнулась Мирослава.
А Морис согласно кивнул.
– Увы, – вздохнул следователь, – долг превыше всего.
– Оно, конечно, так, – согласилась Волгина, – но ты всё-таки приезжай к нам почаще.
– Постараюсь, – пообещал Наполеонов.
Глава 2
– Что будем делать? – спросил Морис Мирославу, после того как Наполеонов покинул коттедж.
– А что мы с тобой можем делать в этой ситуации, – пожала плечами Волгина, – к нам никто из родственников жертв не обращался. Не можем же мы сами навязывать им свои услуги. На данный момент это дело полиции. А у нас руки связаны.
Но Морис уже давно понял, что для Мирославы расследование убийств было не только способом заработать на содержание детективного агентства и вообще на жизнь.
Она была детективом по призванию. И жизнь без разгадывания криминальных загадок казалась ей пресной. Те случаи, когда она помогала распутывать дела Наполеонову, он даже не брал в расчёт, но не раз и не два она помогла абсолютно посторонним людям выпутаться из беды, найдя настоящего преступника и не взяв при этом ни копейки, так как этим людям просто не из чего было оплачивать работу высококлассного детектива.
Поэтому он решился произнести:
– Мы можем хотя бы поинтересоваться.
– Ты думаешь? – с сомнением проговорила она.
– Мы ведь всё равно пока ничем не заняты. И свободного времени у нас воз и маленькая тележка, – решил он к месту блеснуть знанием русского языка.
Мирослава улыбнулась и, посмотрев на своего помощника, сказала:
– Разве только попробовать задействовать свои связи. Может быть, удастся вытащить из пишущей братии адреса хотя бы некоторых жертв.
– Попробуйте, – моментально ухватился Морис за её предложение.
Прошло несколько дней, однако Мирослава больше не возвращалась к этой теме, а Морис не считал возможным напоминать ей. Он был уверен, что она не забыла об их разговоре, а если не говорит, то, значит, ещё не настало время.
И вот спустя несколько дней за завтраком она обронила, как бы невзначай:
– Мы сегодня ближе к вечеру поедем в гости к тёте Виктории.
– К тёте Виктории? – удивился Миндаугас. И хотел спросить: «С чего бы это?» Но воздержался.
– У тебя есть возражения на этот счёт? – спросила Мирослава, уловив на его лице промелькнувшие у него сомнения.
Нет, к тёте Мирославы, известной писательнице Виктории Волгиной, Морис относился благожелательно, более того, она ему нравилась и как близкая родственница Мирославы, и как писательница. Дружен он был и с её мужем Игорем Коломейцевым. Который, кстати или некстати, был моложе своей жены на пятнадцать лет. При этом брак был первым и у неё, и у него.
Жили супруги в одном из соседних коттеджных посёлков, и они время от времени ездили к ним в гости. Но не так вот неожиданно. Можно сказать, ни с того ни с сего. Хотя, справедливости ради, он не мог не признать, что неожиданность была присуща и племяннице, и тётке.
Морис вспомнил забавную историю, связанную с Викторией.
Как-то они вдвоём спокойно пили чай на террасе в ожидании возвращения Мирославы из города. Игорь изъявил желание осмотреть их теплицу и отправился туда один, отказавшись от сопровождения и заверив Мориса, что он ничего оттуда не утащит.
Морис только улыбнулся.
А Виктория сказала мужу:
– Иди уже, утоли своё любопытство.
Её следующей реплики, обращённой уже к Морису, казалось, ничего не предвещало. И вдруг она на полном серьёзе спросила:
– Морис, ты любишь крыс?
– Кого?! – поперхнулся он чаем.
– Ну, крысы, – принялась объяснять она, – это такие зверушки из семейства грызунов. Типа большие мыши.
– Да знаю я, кто такие крысы, – не выдержал Миндаугас, совершенно не понимая, куда это клонит тётка Мирославы.
– Ну вот я и спрашиваю, любишь ли ты их?
– Нет, не люблю, – не задумываясь, ответил Морис.
– Ага, – удовлетворённо кивнула Виктория, – в детстве моя прабабушка рассказывала мне, что до революции купцы держали в лавках много кошек. И они спали прямо в бочках с крупой.
– Зачем?
– Что – зачем? – не поняла она.
– Зачем кошки спали в бочках с крупой?
– Кто их знает, – пожала плечами Виктория, – наверное, им так нравилось, и, опять же, крыска могла приблудиться и сразу попасть кошке на зуб. Собственно, поэтому покупатели и не возражали против кошек, спящих на крупе. Всё-таки лучше промыть её от кошачьей шерсти, чем выбирать из неё крысиный помёт.
– Резонно, – согласился Морис, всё ещё не понимая, к чему Виктория затеяла этот разговор.
– Так вот, – меж тем продолжала тётка Волгиной, – на современных оптовых рынках кошек почти нет. Наверное, санэпидеминспекция ругается. И зря! – она тряхнула головой.
Морис не мог ответить на вопрос, нужны кошки на оптовых рынках или нет, поэтому промолчал.
– Я когда-то обожала делать покупки на оптовке, – призналась Виктория, глядя на Мориса таким ласковым взглядом, словно признавалась в любви не к оптовкам, а к нему самому. – И вот в
