Простить нельзя помиловать - Галина Владимировна Романова
Фу-у-у! Этого он не выносил в женщинах. Мужчине, он считал, простительно быть обладателем лишнего веса. В конце концов, он добытчик, воин, самец. Дополнительный сантиметр подкожного жирка не помешает. Расходуя столько жизненных сил и энергии, мужчина должен иметь запас.
Он покрутился голышом перед зеркалом и тут же накинул на себя махровый белоснежный халат.
В свои пятьдесят четыре года он выглядел потрясающе. Мускулист, подтянут, смугл и гладок кожей. Темные волосы не тронуты сединой. Легкая сетка морщин в углах глаз его не портила. И особенно его не портило состояние его банковских счетов. Все это – внешность и достаток – внушало ему уверенность, что он вправе требовать от женщины того, чего захочет.
Все были послушными. Почти все. Непослушных он изгонял сразу. Капризных дурочек ему только не хватало! Укрощать строптивых ему наскучило давно. Хотелось мягкости и покорности. Но…
Но была одна женщина, которую он готов был терпеть всякой. И строптивой, и ноющей, и в слезах, и непричесанной. С ней он давно расстался. Правильнее, она сама от него ушла. Но, несмотря на это, он помнил о ней. И каждую следующую свою даму с ней сравнивал.
– Может, ты ее любишь, Федя? – подозрительно щурился в его сторону его лучший друг и бывший партнер по бизнесу Иван.
Почему бывший партнер? Потому что Федор продал ему свою долю в бизнесе за очень хорошие деньги. И наслаждался теперь и покоем, и тишиной, и искренней дружбой.
– Кого? Таньку? Люблю? – делал он ужасные глаза. – Смеешься! Что вообще такое любовь?
– Скажу банальность, но любовь каждый понимает по-своему. Для кого-то это поэзия. Для кого-то секс. Кому-то боль. У тебя вот – непроходящая досада.
– Ой, да ладно! – посмеивался Федор.
Но в глубине души не мог с ним не согласиться. Таня бросила его почти на заре их отношений. Он еще толком не успел разобраться ни в себе, ни в ней. Не успел обложить ее условиями, как красными флажками, а она возьми и упорхни.
В тот день, он отчетливо это помнил, он так долго и тщательно выбирал ей украшение в подарок, что разболелась голова. Приехал домой, а ее нет. И на столе записка отвратительного содержания.
– То, что она написала это на бумаге, очень хорошо ее характеризует, – пытался часом позже утешить его Иван. – Она не сбросила тебе сообщение на телефон. Она написала это на бумаге!
– Это что-то меняет? – смотрел он на друга злыми больными глазами.
– Это в корне меняет все! Это говорит о том, что она не безмозглая дура. А серьезная женщина, которой было сложно сделать выбор, которая не хотела сделать тебе больно.
– Ты сейчас с какой целью ее расхваливаешь? – со стоном обращался к Ивану Федор. – Чтобы я окончательно понял, какую великолепную женщину потерял?…
Разговору тому было два года. После Татьяны в его доме проживало много женщин. Не одновременно, конечно, по очереди. Но ни одна из них не могла с ней сравниться.
– Хотя бы потому, что никому из них не придет в голову: взять в руки лист бумаги и авторучку.
Это он вчера вечером ворчал на Ивана, взявшегося расхваливать Виолу, проживающую у него уже как с месяц.
Девчонка была очень симпатичной, длинноногой. Обладала пухлыми губами и красивой грудью от природы. Умела вкусно готовить и быть незаметной. И все равно она его раздражала.
– Ну почему? – округлял глаза Иван, рассматривая сквозь стекло девушку, поливающую розы на участке. – Она же чудо как хороша! Работяща и ненавязчива…
– Она – не Таня. Она не может смотреть так, как она, – отмахивался Федор.
– Ну как? Ну вот как смотрит твоя Таня?
– В душу, Ваня. Она всегда смотрела мне прямо в душу…
Иван вчера пробыл недолго. Уехал, сильно его разозлив негативными отзывами о Тане. Из-за него, да-да, Федор вчера накричал на Виолу и не лег с ней вместе спать. Утром проснулся в скверном настроении, потому что вчера не было привычного секса. А обнаружив, что Виола укатила по магазинам, не дождавшись его пробуждения, разозлился еще сильнее.
Он позвонил ей, долго слушал ее нелепые объяснения. А потом отрывисто произнес:
– Можешь не возвращаться.
– Феденька, ну ты чего? Я же просто так уехала, совсем не желала тебе отомстить, – принялась она лопотать, выдавая себя с головой.
Не просто так. И отомстить желала. Вот дура! Ну что за бабы ему попадаются?
– Твои вещи пришлю с водителем. На этом все. Приедешь к дому – спущу собак.
– Но у тебя нет собак, – возразила Виола озадаченно.
– Как раз договариваюсь о покупке, – соврал он.
И, отключив телефон, дико расхохотался. Тут же смех оборвал и недоуменно уставился за окно. Оно выходило на залив, левее его дома. Правильнее, на берег залива – крутой и обрывистый, густо поросший корабельными соснами. Когда случалось ненастье и сильный ветер, сизые волны с ревом набрасывались на крутой берег, подмывая корни. Но что странно, сосны не страдали. Ни одной засохшей он не обнаружил за все это время. А живет он тут уже десять лет.
Сейчас на этом крутом берегу что-то происходило. Группа лиц, как охарактеризовал бы их Ванька, суетилась на узкой полоске суши, отделяющей воду от высокого склона. И все бы ничего, и внимания бы не обратил, если бы не представители правопорядка, которых он угадал по их форменным фуражкам и кителям.
– Ваня, там что-то случилось! – громко зашептал он, тут же позвонив другу.
– Кто-то утонул? – предположил его друг.
– Не знаю. Не пойму. Водолазов не видно. Зато вижу мужиков с лопатами. Что-то нашли. Может, схрон какой? С оружием или наркотиками?
– Может быть. Тебе что за печаль? – поинтересовался Иван.
– Интересно же, ну! Сейчас, погоди, погоди…
Федор распахнул оконные створки, высунулся наружу. И отчетливо рассмотрел, как нечто упаковывают в черный пластиковый мешок.
– Ванюша, там труп! – прошептал он трагично.
– Значит, кто-то утонул, – повторил друг со вздохом.
– Да нет же, не утопленник. Там с лопатами люди.
– Значит, кого-то откопали. – Друг помолчал и добавил с печальным вздохом: – Что гораздо хуже утопленника.
– Почему? – не понял Федор, закрывая окно.
– Если откопали, значит, кого-то когда-то там зарыли. А это уже убийство. А кто сунется на залив, кроме местных? А это значит что?
– Что?
– Что пойдут по домам. Будут вести опрос. И к тебе придут, будь уверен, – пообещал со странным
