Тайна Медонского леса - Шадрилье Анри
– Ну, это уже слишком сильно, любезный Медерик.
– Слова мои искренни, друг мой. Двухчасовая прогулка в экипаже заметно освежает голову, и я теперь прекрасно понимаю, что, приехав сюда, я сделал непростительную глупость.
– Но, может быть, уже немного поздно сознаваться в этой глупости? – возразил со смехом Марсьяк.
– Противник ваш принадлежит, по-видимому, к хорошему обществу; а благовоспитанные люди легко прощают друг другу нечаянно сорвавшееся, необдуманное слово, к тому же еще приправленное винными парами.
– Довольно об этом! – резко оборвал его Марсьяк. – Если я дерусь с противником, даже не зная его имени, значит, считаю его достойным себя, и если сам позаботился о том, чтоб достать ему секундантов, значит, уверен в том, что он не посрамит их.
– Факты сложились не в пользу вашего противника, и потому ему, действительно, нельзя не сочувствовать.
– В таком случае, почему же вы не идете посюсюкать с этим симпатичным человеком, – ему же скучно одному.
Медерик подошел к незнакомцу, который, устремив рассеянный взгляд в пустое пространство, был углублен в какие-то думы, далекие от причины такой ранней прогулки в Медонском лесу.
– Милостивый государь, прошу извинить меня, может быть, не вовремя прерываю ваши думы, но я один из ваших секундантов, и так как нахожу поединок, имеющий произойти, более чем странным, то считаю себя, обязанным обратиться к вам за некоторыми необходимыми разъяснениями, – проговорил он, раскланиваясь с ним.
– Разъяснений, к сожалению, не могу дать никаких, сударь… Могу только выразить вам живейшую признательность за то, во-первых, что вы не отказались быть секундантом человека, совершенно вам неизвестного, а во-вторых, и за то, что вы избавляете этого человека от необходимости прибегать ко лжи, называя вам имя, которое не было бы его именем.
– Если вам угодно непременно сохранить инкогнито – мы не препятствуем вам, сударь. Что же касается лично меня, то я, и не зная имени вашего, заранее уверен, что имею дело с человеком не только хорошего общества, но и благороднейших правил и убеждений.
– Не могу не поблагодарить за такое лестное о себе мнение, и поверьте, что сам умею ценить людей и всегда стараюсь оправдать их доверие.
– Но чем разобидели вы так Марсьяка?
– Я? – изумился незнакомец. – Думаю, напротив, что я выказал излишнее терпение. Но, знаете, есть случаи и положения, которых человек, уважающий себя, не может, не должен допустить.
– В таком случае, он-то почему добивается этой дуэли?
– Это мне неизвестно. Знаю только, что я был вызван на этот поединок с непонятной, невероятной настойчивостью со стороны моего противника. И потому мне, конечно, тем более приятно и лестно, что даже при таких неправильных условиях я нашел честных, благородных секундантов.
– Как честный человек говорю вам, что вы мне очень нравитесь, сударь. Если нам придется еще когда-нибудь встретиться с вами, прошу помнить, что журналист Медерик всегда готов служить вам, чем и как только может. Но если вы хоть сколько-нибудь доверяете моим словам, не считайте порядочным, честным человеком вашего второго секунданта.
Незнакомец только улыбнулся.
– Странная дуэль! – прибавил про себя Медерик, пожав плечами. – И дернула меня нелегкая впутаться в это темное дело.
Приготовления между тем были окончены. Викарио подал пистолет незнакомцу, а Карлеваль – Марсьяку.
– Черномазый-то дал молодому господину тот пистолет, который у них не заряжен! – сказал себе Фрике, от зоркого глаза которого ничто не ускользнуло.
Отсчитали пятнадцать шагов – условленное расстояние, – потом кинули жребий, кому первому стрелять.
Судьба благоприятствовала таинственному незнакомцу.
Когда дым рассеялся и он увидел перед собою целого и невредимого Марсьяка, он поглядел искоса на своего второго секунданта и сказал сквозь зубы:
– Это странно, непостижимо, что он мог остаться на ногах!
Журналист уже радовался в душе, что дуэль, затеянная из-за пустяков, пустяками и окончится. Он подумал, что Викарио и Карлеваль дали обоим противникам незаряженные пистолеты.
Марсьяк, подымая руку, в которой держал оружие, и целясь в грудь противника, повернулся к Медерику со словами:
– Хочу доказать вам, насколько я миролюбив и незлобив.
– Вы имеете еще время извиниться, – обратился он затем к незнакомцу.
Но тот, окинув его гордым, презрительным взглядом, бросил ему резко:
– Человеку, жизнь которого держат под дулом пистолета, не выказывают презрения, сударь!
– Вы сами видите, что я вынужден поступить так, как поступаю, – обернулся опять к Медерику Марсьяк.
– Вижу, вижу… что Марсьяк хотел этого, – проворчал сквозь зубы журналист.
Марсьяк прицелился. Раздался выстрел. Противник его упал, обливаясь кровью, успев только вскрикнуть:
– Мать! Бедная моя мать!
Пуля раздробила ему правое плечо и засела в позвонках.
III
О том, как Фрике занял у мертвеца двадцать франков
Несчастный исход дуэли, по-видимому, очень встревожил и опечалил Марсьяка.
– Что я наделал! Что я наделал! – вскричал он в отчаянии. – Из-за пустяшной ссоры убил человека!
Раненый хрипел, жизнь, казалось, уже готова была оставить его.
Свидетели тревожно переглядывались и многозначительно покачивали головой.
– Ну, Буа-Репон, показывайте живее свои познания в медицине, говорите нам, что делать!
– Ему необходима немедленная помощь, а нам…
– Да говорите же скорее! – нетерпеливо топнул ногою Медерик.
– Нам нужно уйти отсюда и молчать – вот и все.
– Ах, господа! – суетился Марсьяк, казалось, окончательно потерявший голову. – Все дальнейшие заботы лягут уже на меня одного; вина моя, и я должен хоть чем-нибудь ее загладить.
– Уезжайте, ради Бога, уезжайте скорее! Экипажи наши стоят у пруда. Не теряйте времени, спешите в Париж.
– Ну, а человек этот? – указал Медерик на убитого.
– Я сбегаю к опушке, на житницу Дам-Роз, приведу людей и велю его перенести в свой маленький домик в Вилль д'Авре.
– Мы, значит, вам более не нужны? – спросил Карлеваль.
– Нет, нет! Я даже, напротив, желал бы, чтобы вы уезжали скорее, чтобы вы не навлекли на себя подозрений.
Викарио, Карлеваль и Буа-Репон предпочитали оставить в ответе одного Марсьяка, но Поль Медерик все еще не решался уйти, не прояснив для себя этого темного дела.
– Что за роковая случайность! – вздыхал он. – Из-за пустяков, из-за простого дурачества…
– Не теряйте же драгоценного времени! – поторапливал журналиста Викарио, увлекая его за собой.
– К каретам, господа! Живее! – торопили остальные.
– До вечера, друзья мои! Я принесу вам, вы увидите, хорошие вести, – сказал Марсьяк, торопливо пожимая руки уходившим.
В эту же минуту он озабоченным, торопливым шагом направился в ту сторону, где находилась житница Дам-Роз.
Приятели же его повернули к пруду де Серсо.
Еще минуту или две удалявшиеся голоса их ловил чутким ухом сидевший в засаде оборвыш. Но вот и голоса, и шаги их, наконец, совсем затихли. Фрике осторожно, едва переводя дух, приподнялся на своем месте и намеревался уже перешагнуть через плетень, отделявший его от просеки, но, к счастью, успел вовремя остановиться и опять присесть за куст.
Ему послышались чьи-то осторожные шаги, кто-то крался к месту дуэли. Скоро из-за деревьев показалась фигура Марсьяка, который осторожными шагами возвращался к месту поединка.
Он пугливо оглядывался по сторонам и долго прислушивался; убедившись, наконец, что шумят только верхушки деревьев, что вокруг никого подозрительного нет, – заметить притаившегося в густой чаще оборванца он не мог, – Марсьяк приблизился к раненому или, вернее, к умирающему, ибо губы его несчастной жертвы уже посинели.
Злорадным, торжествующим взглядом уставился он на отвратительно зиявшее глубокое отверстие, из которого лилась кровь его побежденного противника, и, казалось, считал оставшиеся ему минуты жизни.
