Мумия для новобрачных - Мария Вадимовна Жукова-Гладкова
– Так, Наталья Геннадьевна, Константин Алексеевич, вы что-нибудь делить собираетесь из совместно нажитого имущества? – спросила судья. – Ваше совместно нажитое имущество – это недостроенный загородный дом и кот, так?
– Все, что у меня есть – Наташино, – сказал Костя. – Нам нечего делить.
– Ты свои лучшие песни написал, пока с Наташей жил, идиот, как можно было такую женщину упустить или почти упустить, променять на эту… прости господи, – выдал Александр Моисеевич.
– Да я думала, что наконец могу умереть спокойно, – вставила свекровь.
– Наталья Геннадьевна?
– Кот мой, остальное меня не волнует. Я не позволю, чтобы мой кот жил с твоей новой бабой.
– Кот наш общий, – поправил меня Костя, потом пораженно посмотрел на меня. – Какой новой бабой?
– Да той, которая тебе голову задурила, – заорала Костина мать. – Которая тебя накрутила в суд подать – с Наташей развестись и еще имущество делить. Все ей мало, ненасытной!
– Я не мог этого сделать, – повторил Костя, на этот раз очень тихо. Все это время он неотрывно смотрел на меня. Выражение его глаз менялось каждую секунду. Мне показалось, что он снова начинает смотреть на меня так, как раньше, – с любовью, идущей от самого сердца.
Потом Костя вдруг вышел вперед, развернулся и бухнулся передо мной на колени на радость всему честному народу. – Наташа, выходи за меня замуж, а? За дурака. Наташа, Родион правильно сказал. Отметим свадьбу. Все погуляем. Наташа, прости меня. Наташа, я люблю только тебя.
– Константин Алексеевич, встаньте! – закричала судья.
– Не встану, – ответил Костя.
– Я вас сейчас оштрафую!
– Штрафуй, – сказал Костя, даже не поворачивая головы (он стоял к ней спиной). – Только дай мне любимой женщине сказать, как я ее люблю.
Зал разразился аплодисментами. Никто явно не ожидал такого шоу. Судья рассмеялась и подперла щеку кулачком. Наверное, ей тоже хотелось, чтобы любимый мужчина (пусть и не рок-звезда) говорил ей то, что говорил мне Костя. В этом зале, занимаясь делами о разводах и разделе имущества, она обычно слышала совсем другие вещи. А у нас получалось приятное разнообразие.
– Давайте-ка вы прямо сегодня в ЗАГС проедете, – вдруг подала голос свекровь. – Вот прямо отсюда. Сейчас мальчики из милиции-полиции, из суда кто-нибудь позвонят и попросят, чтобы вас сразу расписали.
– Бабушка, что ты такое говоришь? – почти хором произнесли моя тринадцатилетняя дочь и Костин сын Родион.
Дети хотели настоящую свадьбу.
– А мы с Полиной Петровной сейчас возьмем ребят из милиции-полиции и еще вон Васю и поедем выселять эту шалаву из Костиной квартиры. Чтобы духу ее там не осталось. Погуляете потом. Или сегодня. А лучше и сегодня, и потом. Но с этим делом нужно закончить раз и навсегда! Сегодня! Чтобы духу этой Лильки в твоей жизни не осталось!
Вася – это барабанщик из Костиной группы, самый мощный внешне из музыкантов. Он мгновенно выразил готовность составить компанию Костиной матери в таком благородном деле. Сотрудники правоохранительных органов, присутствовавшие в зале (как я поняла, по велению души, а не профессиональной необходимости), как один согласились помочь в наведении порядка в личной жизни рок-звезды. Если в личной жизни каких-нибудь рок-звезд вообще возможно наведение порядка.
– Так, дамы, господа, секундочку, – послышался низкий хорошо поставленный мужской голос, который его обладатель вроде даже не повышал, но он разнесся по всему залу, дошел до всех уголков и каждого присутствовавшего человека.
Оказалось, что нас уже какое-то время слушает председатель суда, тоже большой поклонник Костиного таланта. Сколько у Кости поклонников! Я всегда этому поражалась. Мне самой медведь на ухо наступил. Но Костины песни – это в первую очередь тексты. И эти тексты берут людей за душу. Я сама рыдала, когда просто прочитала текст песни, которую он написал в двадцать три года после смерти жены. Крик души, одна сплошная боль, открытая рана, на которую сыпется и сыпется соль…
Его музыканты говорили мне, что самые радостные песни он написал после встречи со мной. В его текстах появился совсем другой дух. Было видно, что он счастлив. А после встречи с Лилькой эта радость ушла. Да и он вроде написал всего две песни, и народ их не принял. То есть они не звучали из каждого утюга, как предыдущие, я даже расстроилась, прочитав комментарии.
Еще он частенько высказывается на политические темы, на злобу дня – по любым вопросам, у него много стеба, он просто развлекается. Он сам говорил, что никогда не знает, что его может подвигнуть на написание текста. Вначале всегда текст, а потом он слышит музыку. Слова порождают музыку, соединяются, сливаются с ней – и получается нечто единое.
Тем временем председатель суда, которого звали Виталий Иванович, представился всем присутствующим (тем, кто его не знал) и объявил, что сделал вполне определенный вывод из услышанного: на Константина Алексеевича Мартьянова как-то воздействовали. Вероятнее всего, некие действия производились регулярно, от чего он был сам не свой, совершал нетипичные для себя поступки и сейчас не может поверить, что их совершил.
– Так?
Виталий Иванович посмотрел на Костину мать, потом на продюсера, музыкантов, сына. Все кивнули.
– И никому из вас не пришло в голову отвести Константина Алексеевича к врачу, чтобы хотя бы сдать кровь?
– А вы попробуйте его куда-нибудь отвести, – хмыкнула Костина мать.
– Не только попробую, а отведу прямо сейчас, – объявил Виталий Иванович. – Хотя, конечно, раньше надо было. Сейчас, как я понимаю, пелена спадать начала. Кровь надо сдать обязательно. И волосы на анализ. В волосах всякая дрянь дольше всего задерживается.
В качестве примера Виталий Иванович привел эксгумацию тела Елены Глинской, матери Ивана Грозного, через несколько столетий после смерти. Современные ученые смогли доказать то, что люди подозревали с момента ее смерти. Соли ртути все еще оставались в волосах.
– А завтра я лично отвезу Константина Алексеевича к очень хорошему гипнологу, – добавил председатель суда.
Костя, который так и стоял на коленях передо мной, попытался влезть с комментариями.
– Константин Алексеевич, вы – наше национальное достояние. И все присутствующие и не только присутствующие в здании подведомственного мне суда хотят, чтобы вы и дальше радовали нас своим творчеством. – Виталий Иванович посмотрел на меня. – Как я понимаю, вас он может послушать, если вообще кого-то послушает?
– Дайте мне сделать любимой женщине предложение! – заорал Костя.
– Делайте, и идем в лабораторию. Людочка, я тебя вроде тут где-то видел?
– Я здесь! – крикнула Людочка.
Виталий Иванович дал ей какие-то непонятные мне указания и велел результаты Костиных анализов завтра отдать ему лично в руки.
– Нас во Дворце ждут
