Причины и следствия - Ирэн Блейк
Я нашёл его под утро в тех самых камышах. Ещё бы чуть-чуть — и стало бы поздно. Борька бы замёрз и умер. Маленькие ручки запутались в проволоке, сандалии потерялись, и мальчик просто лежал, от страха утратив голос, мог только всхлипывать и бояться, что его никогда не найдут…
А я… Меня поместили в психушку. Я нашёл Борьку, но перестал воспринимать окружающий мир. Я слышал только звуки, и калейдоскоп красок играл разноцветными гранями в моём мозгу.
…Вода остывала, я собирался покинуть ванну и вспомнил ещё кое-что — вчерашнюю попойку в баре и девушек, не поделивших парня. Я по глупости вмешался, когда увидел виновника сильных чувств. Он не любил ни одну из них, а просто пользовался их влюблённостью. Связанные узами брака светятся по-другому. Может, не стоило подходить и шептать пару слов на девичье ушко? Мимоходом, той, что любила сильней. Она не поверила, но всё же спросила у него: "Ты женат, Сергей?" Он покраснел, не ожидая такого вопроса. И был скандал. И были разбиты сердца на осколки. Остались боль и едкая, чёрная грусть. Вина — гадкое чувство. Она не спрашивает, где правда, где ложь. И понеслось: одна стопка, вторая, бутылка.
Сейчас, ведя мысленный диалог, предполагая иной расклад, я бы поступил так же. Правда порой режет, как нож, но ложь гораздо хуже.
…Неожиданно в дверь позвонили. Резко продребезжали. Давно пора было звонок поменять, да всё откладывал. Я жил от дела к делу, безнадёжно пытаясь отложить на чёрный день. На первом плане — поездка в Гонконг, к человеку, способному закончить моё обучение. Последние слова деда — город и имя мастера. А денег всё никак не удавалось достаточно накопить.
Полдесятого — время не позднее, но за окном темным-темно. Конец ноября. Холодно — зима вступила в свои права. Димка пил чай, я цедил кофе. Он хмуро посматривал то на меня, то на шоколадный торт. "Чего не ешь?" — спрашивал его взгляд, а я не хотел, мне кусок в горло не лез.
Конверт был раскрыт, и на столе лежали фотографии и вырезки из газет: жёлтая пресса, сплетни. Но кое-что эти статьи связывало. Погибали в основном дети, не старше тринадцати лет. Все умирали во сне. Страх отчётливо проступал на лицах. Остановку сердец констатировали врачи. А седина в волосах так и осталась загадкой. Тем делом пестрели заголовки газет. Но многие детали не выходили за рамки следствия.
Ведомство, где работал охранник Фроловой, за деньги сумело кое-что разузнать, а потом людям Фроловой просто намекнули, чтобы не лезли не в своё дело. Таинственность насторожила, но не остановила Фролову, которая обратилась ко мне.
— Да уж, — пробурчал Димон. Сегодня он был в вязаном белом свитере. Мягкий пушистый. Эх, мне бы такой…
— Димыч, — задал я другу вопрос. — А может, мне отказаться? Может, просто позвонить и сказать, что я пас?
Он долго смотрел на меня. Буравил тяжёлым взглядом, а потом сказал:
— А я думаю, что надо. Хочешь — не хочешь, Андрей, но такова судьба. У тебя есть дар, и ты просто обязан помогать людям.
Димыч иногда мне завидовал. Но даже лучший друг не знал всего. Возможно, когда-нибудь я расскажу ему. Надо поторопиться, так как для него плюсы моего таланта всё перевешивали. А по мне, это всё же проклятье. Отличать правду от лжи. Знать настоящие чувства. Чувствовать, ощущать человека буквально на вкус, на время погружаться в его эмоции, надевать чужую маску. Я с радостью отдал бы такой талант кому-то ещё. Честно и без сожаления. Но судьба коварна, и кто-то сверху, по-видимому, знает, что будет лучше для нас, чем мы сами…
Время незаметно перевалило за полночь. Я устал. Я злился. Я ненавидел его, Димыча, спокойствие. Пара секунд. Глянул в окно. Тускло мерцал фонарь. Опять пошёл снег. Утром будет скользко. Посмотрел на Димыча. Гад улыбался. Самодовольно так, доедая предпоследний кусочек торта. "Что лыбишься?" — хотел спросить я, но не успел. Друг поставил чашку на стол и сказал:
— Будешь делать то-то и то-то.
План был хорош. Впрочем, как всегда. Димыч ушёл, ему на работу с утра. А я присел на скрипучий старый диван, служивший кроватью. Телевизор не работал. На ремонт денег нет. Полупустая сигаретная пачка лежала возле ковра, напротив диванной ножки. Я закурил. Затянулся, пуская сизые кольца. В голове был туман. До жути хотелось выпить. Но я пересилил себя и лёг спать около двух ночи…
Вставать не хотелось. Как всегда. Но звонок телефона не дал времени на раздумья.
— Иди к Шаляпину, Мильтов. Он дома. Заначку не забудь, а дальше поезжай в офис. Вечером тебя ждёт Фролова, — сказал, как отрезал. Медведь есть медведь.
"Надо, Андрюха, надо", — поторапливал я сам себя, ловя позитив в мыслях о кофе и хороших деньгах, обещанных за дело той же Фроловой. "И да, чуть не забыл ей позвонить, сказать, что согласен".
«Серая железная дверь. Квартира тринадцать", — прочитал описание, оставленное мне Димычем. Дом пятиэтажный, в шесть подъездов. Все двери одинаковые. Нумерация квартир нигде не указана. И как, чёрт побери, узнать, где живёт Шаляпин?
Побродил по двору, высматривая, сам не зная что. Гениальная идея, увы, не озарила мою невыспавшуюся голову. Со злости звонить Дятлову не хотелось. Сел на скамейку, задумался и стал ждать первого встречного.
Маленький паренёк в чёрной куртке с логотипом "Металлика" выскочил из подъезда и стал возле куста шиповника, настороженно озираясь. Капюшон съехал, открывая бледное лицо и рыжие кудряшки. Смазливый, напоминал девчонку. Щелкнула зажигалка. Мелкий собирался устроить перекурчик. Явно кого-то ждёт. Может, подойти? Всё равно делать нечего.
— Сигаретки не найдётся? — начал я разговор.
Пытливые зеленые глаза вперились в моё лицо.
— Ты Андрюха, — не спрашивал. Утверждал.
Я нахмурился, недоумевая. Что за?..
— Мужик, не переживай. Мне Димыч показывал твою фотку. Там ты помоложе, да и кудрявый, точно овечка.
— Малец, полегче, — рассерженно пробурчал я, затем спросил: — Ты что — Шаляпин?
— Не похож?
— Как сказать. Я думал, ты старше.
— Да и ты, чувак, не выглядишь на двадцать пять. От силы дашь восемнадцать.
Я хмыкнул. Он протянул мне тонкую сигарету. Щёлкнула зажигалка. Я закурил. Блаженство.
— Пошли, мужик, поговорим. Есть у меня кое-какая инфа.
В квартире царил кавардак. Но обстановка, даже с нагромождениями коробок, валявшихся киношных дисков и вещей, была шикарная. Я вздохнул. В голове вертелся вопрос: почему Шаляпин не в школе? Словно угадывая мои мысли, парень сказал:
— Карантин. Занятий не будет до четверга. Кстати, меня Вовкой зовут, а
