Юлия Волкова - «Агата Кристи» выходит в море
— Да, — смиренно ответил Коган. — Я вас слышу. Но не понимаю. Потому что я не участвовал в вашем конкурсе. Последний конкурс, в котором я участвовал, проходил сорок один год назад. Это был конкурс на подписку пионерского журнала «Искорка». И я его выиграл. И меня даже показывали по телевизору.
— Теперь вас тоже будут показывать по телевизору, — бодро ответила собеседница Иосифа. — Целых две недели.
Коган схватился за сердце.
— Послушайте меня, милая дама, — проговорил он, изо всех сил стараясь быть сдержанным. — У меня не очень крупный мозг, не то что у Сократа, поэтому я никак не могу вникнуть в суть ваших слов. Но в одном я уверен твердо — вы меня с кем-то перепутали. Прошу простить, всего доброго.
— Подождите! — воскликнула собеседница. — Если у вас нет времени приехать к нам, я приеду, куда вы скажете. Диктуйте адрес, где мы сможем с вами встретиться завтра в первой половине дня.
— Это невозможно. — Иосиф почувствовал непомерную усталость и подумал, что в ближайшее время следует сменить номер телефона.
— Уважаемый Иосиф Моисеевич! — На том конце провода тоже послышались явно усталые нотки. — Мы, наверное, не очень понимаем друг друга. Вас не устраивает гонорар в размере ста тысяч долларов за две недели? Вы не желаете претендовать на главный приз — миллион долларов в дополнение к шикарному особняку на берегу Атлантики? Возможно, ваши сегодняшний и завтрашний дни стоят дороже?
— Ваш розыгрыш напоминает мне остроты передачи «Мой тесть — шланг», демонстрируемой в городе Харькове, — сказал Иосиф и повесил трубку. А затем выдернул шнур из телефонной розетки.
№ 3
«Интересно, как это будет? Она заплачет искренне или будет только делать вид, что ей меня жалко? Нет, не так. Она будет плакать по-настоящему, но не из-за меня, а из-за себя. Потому что ее дочь… Потому что ее дочь не оправдала надежд, которые на нее возлагались. Меня уже просто плющит от всего этого. Она будет рыдать от мысли, что все окружающие вдруг подумают о ней как о не очень заботливой матери. Которая не сумела уберечь дочь от непоправимого шага. «Как же это могло случиться, Анечка? — станут говорить ей. — Такая талантливая, умная, добрая, послушная девочка! И в такой момент. Когда твоя фирма, наконец, вышла на международный уровень. Как же так, ай-яй-яй…» Черт! Будь она проклята! Давно пора перестать покупаться на ее ласковые, ничего не значащие словечки. «Привет-заинька-как-дела-обед-в-холодильнике-разогрей-в-микроволновке-буду-поздно-если-не-приду-позвоню-ложись-вовремя». Когда я видела ее в последний раз? Позавчера утром? Или она мне приснилась? Интересно, что это за бизнес, ради которого нужно где-то проводить не только дни, но и ночи? Может быть, она просто… А фармацевтическая вывеска — прикрытие борделя? Лучше бы она меня отдала в дом малютки, когда я родилась. Зачем я была ей нужна? Чтобы хвастаться перед своими толстопузыми знакомыми? «Ах, Анечка, какая у вас дочка! Вся в вас! Умница, красавица, спортсменка. Уси-пуси, бла-бла-бла…»
Нет, конечно, я не доставлю ей такого удовольствия — плакать над моим гробом. И Гавриле не доставлю. И Томке с Лийкой. Хотя Гавриле, наверное, поручили бы нести гроб. За правую переднюю ручку. Он красиво смотрелся бы. Не гроб, конечно, а Гаврила. Высокий, широкоплечий, волосы цвета соломы, как у Трубадура из старого советского мульта. И траурная повязка на рукаве. Типа он дежурный по школе, в данном случае — по похоронам. Рядом с ним, наверное, «бэшник» Борька. Тоже красавчик хоть куда. Директриса обязательно его в первые ряды ставит на всех мероприятиях. В середине пойдут, конечно, милые подружки-предательницы, а сзади гроб будут поддерживать Константин Евгеньевич и Дмитрий Сергеевич. П-подонки… Такие же сопляки, как наши недоумки. И надо им то же самое, что пацанам. Для этого и в школу пришли — девчонок прикольных клеить… Неужели сегодня она тоже не придет? Неужели она не понимает? А собственно, что? Она мне нужна, что ли?»
— Настена, ты дома?
«Вау! Это она, или я окончательно завернулась?»
— Привет, заинька! Ты свой загранпаспорт не потеряла часом?
— Я никогда ничего не теряю. Опять незапланированная стажировка по обмену для любимой дочки? Куда на этот раз? В Объединенные Арабские Эмираты? Или всего лишь в Юрмалу на семинар молодежного гендерного общества? А может быть, ты решила эмигрировать в Юсу? Всей семьей? Или эмигрирую только я?
— Насть, уймись, а!.. — Анна стянула плащ, швырнула его на тахту дочери и уселась в кресло у двери. — Я все понимаю. Но и ты должна меня понять. Я работаю, а не дурака валяю.
— Откуда я знаю, — пожала плечами дочь. — По-моему, ночи как раз существуют для того, чтобы валять. Дурака или умного — это уже дело вкуса.
— Давай без пошлостей, — поморщилась мать. — У нас аврал. Сегодняшнюю ночь я провела на таможне. Держусь только на феноле.
— Подсела на колеса? Миленько… — Настя отвернулась к окну, чтобы мать, не дай боже, не заметила двух непрошенно выкатившихся слезинок.
Анна Незванова посмотрела в затылок дочери и подавила вздох. Все, что она делала последние лет пятнадцать, она делала ради нее, Настеньки. Но, видимо, совсем не то нужно было делать…
— Завтра мы завершаем растаможку, — сказала она старательно бесстрастным тоном. — Два следующих дня у меня пройдут в обычном рабочем графике. А в понедельник мы с тобой уезжаем в круиз. И две недели будем вместе.
— Тогда, наверное, во вторник пойдет снег, — произнесла дочь насмешливо. — У меня, между прочим, в июне практика. Ты забыла?
— Я договорилась, — ответила Анна. — Тебе ее зачтут.
— Сколько отстегнула?
— Представь себе — ничего! Твоя директриса неплохо к тебе относится.
— Ко мне или к тебе?
Анна устало поднялась, махнула в отчаянии рукой и отправилась на кухню. Может быть, это была не лучшая идея — круиз и в придачу игра. Фирма, конечно, проживет две недели без ее руководства — за пятнадцать лет она приучила подчиненных работать и в свое отсутствие. Но может быть, эти две недели помогут растопить толстый слой льда между ней и ее шестнадцатилетней дочерью. До недавнего времени ей казалось, что проблем в их маленькой, «неполной» семье возникнуть не может. Настя росла умной, воспитанной, доброжелательной, не капризной. Оценки зарабатывала своим умом, а не благодаря «спонсорской родительской помощи». Дружбу одноклассников завоевывала, а не покупала. И всегда была готова понять свою мать, которая засиживалась на работе допоздна. Так совсем недавно казалось Анне. Или она внушила себе это? Но, так или иначе, во многом она ошибалась.
Месяц назад ей случайно попался на глаза дневник дочери. Не удержавшись, она прочла несколько страниц и ужаснулась. Мир Насти был совсем другим, нежели представлялся Анне. Если бы не хорошо знакомый, почти каллиграфический почерк с характерными закруглениями и легким наклоном влево, она подумала бы, что это чья-то чужая тетрадка. Но строки, наполненные страданием и ненавистью ко всему миру, в том числе к родной матери, были написаны ею, Настеной! Боже, какие дочь находила слова, для того чтобы описать свое отношение к ней! Анне всегда казалось, что Настя уважает ее, что любое слово, совет, просьба, наставление воспринимаются ею с доверием и без сомнений. Но оказалось, что уважение к матери — это чувство, о котором девочка не имела никакого понятия. Ровные, аккуратные строки кричали об отчаянной ненависти и даже презрении к Анне. И ни слова о любви… А ведь она была уверена, что Настя ее любит. Об этом говорили ее глаза, когда она смотрела на мать. Это было, было!..
Изменив своему принципу справляться со всеми своими проблемами самостоятельно, Незванова отправилась к психологу, предварительно отксерокопировав дневник дочери. Правда, психологом была ее бывшая одноклассница, к тому же давно забросившая профессию, но Анна знала, что более толковые советы она вряд ли от кого-либо получит. Да и не хотелось идти изливать душу совершенно незнакомому человеку.
— Ничего страшного, — сказала подруга, прочтя несколько страничек дневника Насти Незвановой и с сочувствием поглядев на бывшую одноклассницу Анюту. — Стадийно-критический период онтогенеза, очередной этап экстенсивно-качественной трансформации, характеризующийся гипервозбудимостью, импульсивностью, гипервлекомостью, ассимилированностью новационных чувственно-эмотивных реакций, мультиметаболизированными преобразованиями мотивационных процессов, имплицированностью флуктуационно-неустойчивого отношения к своему эго. Также налицо базисное становление специфических матриц аналитико-интегративной деятельности. Не расстраивайся, Анюта.
— Всегда завидовала людям, в голове которых укладываются такие простые понятия и определения, — проворчала Анна, выпила бокал вина, заботливо предложенный хозяйкой, и немного успокоилась. — А нельзя ли подвести под все это какую-нибудь научную базу? Что ты можешь сказать как бывший ученый?
