Алекс Норк - Ноль часов по московскому времени. Новелла II
− Аркадий Николаевич, хотелось бы рассчитывать на дальнейшее сотрудничество с вами.
− Конечно, но… как бы, это подразумевает взаимность.
Я сразу понял о чем.
− Да, я расскажу про это убийство. Но сотрудничество, я имел в виду, именно между мной и вами. Моего начальства…
− Это совершенно не коснется.
Человек мне нравился. В МВД всегда недолюбливали гэбистов, но и всегда понимали, что отбор людей там значительно строже нашего, и это в первую очередь касалось умственных и психологических качеств.
…
Мой рассказ занял немного времени, но я обещал дополнить информацию после завтрашнего опроса Красовской.
− Завтра у вас может не получиться.
− То есть?
− Ее жених погиб около восьми вечера − влетел в бетонный фонарный столб на Фрунзенской набережной.
Леша поперхнулся пивом… и мне сделалось очень не по себе − сразу представилась женщина с усталым лицом и фигурой, потерявшей прежний изящный вид…
− Вы завтра сами в сводках прочтете, а я получил информацию час назад из своего бывшего заведения, туда ведь тоже всё в обязательном порядке приходит.
Леша вытер мокрый от пива подбородок.
− Бедная женщина, ну надо же чтоб всё вместе…
Человек, качнув головой, вроде не вполне согласился.
И чуть подождав, произнес:
− В буквальном смысле бедной ее назвать нельзя. Мы проверяли по нотариальной линии − она наследница дядиного состояния. А там и без Рембрандта, вы сами сейчас говорили, добра на всю жизнь ей хватит.
Алексея это не убедило.
− В день помолвки, ну как же так…
А на гостя его реакция не подействовала:
− Лейтенант, бывает и хуже. У меня тетка в деревне, во Владимирской области. Вымирают люди, − он повысил голос, − вы-ми-рают! А как, простите, вымирают от элементарного отсутствия продуктов питания и лекарств? Бога молят, чтобы быстрее забрал! − Он чуть успокоился. − Я, конечно, помогаю, но всей деревне помочь не могу.
Время для большинства граждан действительно стояло страшное. Вечно полупьяному Ельцину было наплевать на народ. Пенсии во многих провинциях не платились, или − частично и с большим опозданием. Некоторые бюджетники тоже два-три месяца ни копейки не получали, хотя и когда получали, хватало только на хлеб, картошку и сахар. У врачей и медсестер случались голодные обмороки, последнее люди отдавали детям. Но народ безмолствовал, то есть возмущались, жаловались друг другу, но чтобы скинуть поганый убивающий их режим не только в действиях, но и в мыслях этого не было. А когда через год вспыхнет московское народное, в полном смысле, восстание, в провинциях будут говорить: «Да чтобы они там в Москве все друг друга перебили». О восстании октября 1993 года мы еще расскажем − оно не было коммунистическим (Зюганов, с прочим руководством КПРФ, просто спрятался), оно не было фашистским − антисемитские, например, лозунги мало звучали (в основном ими отличался известный долдон генерал Макашов). Восстание не было поддержано по России нигде!
А вымирать продолжали.
Миллионами.
Что же мы за народ?..
Вот отрывочек из Бердяева: «У русского народа есть государственный дар покорности… Великая беда русской души… в женственной пассивности, переходящей в "бабье", в недостатке мужественности, в склонности к браку с чужим и чуждым мужем. Русский народ слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще сознание личности, ее достоинства и ее прав». Национально-стихийный коллективизм, о котором здесь говорит Бердяев, заключается именно в приоритете некоего общего, в итоге − государственного, над личным, в понимании государства как высшей ценности, а человека − для его существования средством. Во всем неварварском мире дело давно обстоит прямо наоборот. И соответственно, два разных, два противоположных чувства возникают там и здесь к государству: ущемленный и, вместе с этим, самоуничижительный человек начинает не любить созданного им государства-идола, бессознательно винить его в таком своем состоянии; и напротив, созданное из любви к себе, ради себя государство воспринимается, при любой частной критике, все-таки как родное. Замечательный предшественник Н.А. Бердяева философ В.С. Соловьев очень подчеркивал значение любви человека к себе − не в пошлом смысле, а в приоритетности своего значения, − писал: как же может человек выполнить главную заповедь «Полюби ближнего как себя самого», если самого себя он не очень любит. Даже слово «эгоизм» Соловьев считал несправедливо дискредитированным.
− Сколько погибшему было лет?
− Сорок шесть. Это у него второй уже брак, − майор, именно это звание имел наш гость, поправился: − был бы.
Договорились о контактах − перезвонкой, когда мало чего сказать, либо личными встречами.
Гость попрощался, а мы еще задержались.
…
− Дим, как допрашивать-то ее завтра?
− Даже не представляю себе. Перенесем, наверное. В столб на тротуаре… что же он − сильно хватанул перед стартом?
− Завтра из сводки узнаем. А мужик, Аркадий этот, ничего, да? Жалко все-таки, что так шерстят КГБ.
Ельцин боялся КГБ, состоявшего еще из советских кадров, и направил туда некую мелкую личность − Бакатина − с прямым заданием раскадрировать систему и, конечно же, взять под контроль все архивы − особенно недавние.
К тому у него были личные основания.
У этого типа отсутствовал на руке один палец − как бы обрублен (а может быть, и не как бы).
Сам Ельцин (лгун, как все номенклатурные коммунисты), рассказывал: он палец потерял, когда лет в четырнадцать или пятнадцать баловался с гранатой, и вот взрыватель от нее хлопнулся в его руке. А гранату, дескать, достал, пробравшись ночью на местный военный склад. Так, внимание! Шла война, военные склады находились под строгой охраной, по пробравшемуся ночью на территорию − а надо было еще попасть в одно из закрытых складских помещений − стреляли бы на поражение сразу, и каждый охламон это знал. Так что же за нужда такая погнала уже немаленького парня реально рисковать жизнью. И зачем граната? Побаловаться взрывателем? Он, что, от рождения идиот?.. Нет. Умным Ельцин, конечно, не был. Но хитрым − да, а для этого тоже нужны мозги. Наконец, смелым Ельцин никак не являлся. Когда в 89-м его исключали отовсюду за антипартийное поведение (защитил от окончательного «выноса вон» Горбачев), Ельцин унизительно заверял в своей коммунистической преданности, чуть не плакал, чтобы не лишили номенклатурных харчей. А в 91-м году, при путче, просто был охвачен страхом ареста, впал в отупение, и только когда его Хасбулатов, силой почти, привез с дачи к Белому дому и он увидел огромные толпы в свою поддержку, Белый дом, бурлящий от журналистов и депутатов, и даже самого Ростроповича, прилетевшего из Парижа, когда почувствовал мощные силы на своей стороне и ноль общественной поддержки у путчистов, − вот тогда трус превратился в орла.
Но пусть, примем гранатную версию.
Однако сразу возникает серьезная техническая проблема − со взрывателем.
Дело как раз в том, что это довольно-таки удароустойчивая штука. Во всяком случае, вертеть ее в руке вы можете сколько угодно − нет, не взорвется; постукивать о что-нибудь тоже можно. Ну если сильно колотить… опять неувязочка: он у себя за спиной, так делал? Чушь. А если перед собой − там близко лицо и оно, прежде всего глаза, обязательно пострадали бы. Представляете − отрывается палец, а в другие стороны, что, действия никакого нет?
У нас в Министерстве поговаривали совсем о другом: очень рослый, крепкий юнец состоял в банде, и там, за какое-то крупное нарушение, пальчик ему и тяпнули топором − это их типичное наказание. Вот так думали некоторые профессионалы.
Расстались мы с Лешей в невеселых завтрашних ожиданиях.
Девять утра. Я уже в кабинете Михалыча.
− А предположим, когда вскрыли дверь и она оказала ему помощь, тот очухался, а потом…
− Нет, местная милиция была при вскрытии двери, вместе вошли. Они мне не только про труп сказали, но и про запах в кофейной чашке.
− А из ресторана могла отлучиться?
Тут я хитрю, чтоб не выдать не вполне законную связь с частным агентством:
− Заехали мы с Алексеем вчера в ресторан, всех служащих опросили − не отлучались надолго ни он, ни она.
− А Рембрандт, говоришь, на восемь миллионов тянет?
− Если не больше.
У подполковника на столе сводки и результаты экспертиз.
− В крови-то у него алкоголя совсем немного. Дим, может, он был сердечник?
− Спрошу.
− Когда думаешь с ней связаться?
В дверь просовывается Лешкина голова и с интонацией из ненашего мира произносит:
− Она-а, звонит по телефону.
Начальник сразу показывает мне рукой, чтобы шел.
Иду.
Лешка показывает на ожидающую трубку телефонного аппарата, которую я и так вижу.
