Светозар Чернов - Три короба правды, или Дочь уксусника
Накануне ночью они с женой опять обсуждали предостережение кайзера, и Мария Павловна разъяснила ему истинный смысл речи Вильгельма в Потсдаме, желавшего видеть во главе русского государства более лояльного Германии царя, и царицу, у которой не будет выступать пена на губах от одного упоминания немецкого соседа. Мария опять настаивала на необходимости скорейшего создания особой охраны из офицеров-гвардейцев, которая должна оградить великого князя от террористов, а в случае смерти царя помочь сразу взять ситуацию в свои руки.
— Как я и предполагал, господа, от полиции нам ждать помощи не приходится, — объявил собравшимся Владимир Александрович. — Капитан Сеньчуков, когда вы сегодня утром отвозили мое письмо г-ну Дурново, он читал его при вас?
— Да, Ваше Высочество, — с кресла поднялся семеновский капитан с адъютантскими аксельбантами на груди.
— И как вам показалось: отнесся ли он к нему с должным вниманием?
— Нет, Ваше Высочество. Он бегло взглянул на него и бросил к остальным бумагам.
— Вот видите, господа! Только мы сами можем охранить Государя и династические начала в лице моих братьев и меня самого от злоумышлений нигилистов и анархистов.
Поднялся со своего места заведующий двором и личный адъютант Его Высочества, полковник Оболенский, до этого сидевший обмякшим на стуле у стены, и стеклянным взором смотревший на горевшие в камине дрова. Всю ночь до шести утра во дворце великого князя на Дворцовой набережной слушали цыганский хор и ужинали, и замученный полковник был сегодня еле живой.
— Мы, Ваше Высочество, пока вас не было, — сказал Оболенский, — осмелились начернить в общих чертах основные положения устава будущей лиги, а поручик Пургольд из эскадрона штаб-ротмистра Пистолькорса составил брульон текста присяги — у него самый лучший из всех нас почерк и семь дуэлей из-за умышленного искажения своей фамилии!
История про дуэли Пургольда из Конногвардейского полка была известна всей гвардии. Говорили, что со своим эскадронным командиром, штабс-ротмистром Пистолькорсом, поручик сошелся как раз на почве дуэлей. Тот восемь раз вызывал однополчан на дуэль по той же причине, но так ни разу и не получил удовлетворения. Зато жена Пистолькорса, по слухам, от однополчан своего мужа в удовлетворениях отказа не имела.
— Дозвольте присягу зачитать?
— Я думаю, не следует называть это присягой, — сказал великий князь. — Надо назвать это как-то иначе, торжественным обещанием каким-нибудь… Читайте, полковник.
— «Вступая в доброхотную Свято-Владимирскую лигу, — начал читать Оболенский, — я, имярек, предварительно объявляю и закрепляю своею подписью, что присоединяюсь к дружине по собственному побуждению, и добровольно обязываюсь исполнять всякое поручение, какое мне будет дано, насколько согласно с долгом истинного верноподданного русского царя.»
— Неплохо, неплохо, — одобрил Владимир Александрович. — Аккуратненько, без крайностей. А что там с уставом?
— Ага, устав, — сказал полковник и заглянул в бумажку. — Лозунг: «Господи Иисусе!» Отзыв: «Всегда готовы!» Сам устав: «Св. Владимирская доброхотная лига положена к охранению Богом избранной и народом назначенной династии…»
— Не нравится мне это ваше: «Всегда готовы», — перебил великий князь. — Готовякство какое-то выходит. Тем более что ничего еще не готово. Что вы там еще придумали, кроме устава?
— Штаб-ротмистр граф Ферзен предложил использовать в качестве опознавательного цвета малиновый цвет двора Вашего Высочества: для простонародья — малиновый кушак, для офицеров — малиновая повязка, а при статском платье — малиновый галстук на шее. А штаб-ротмистр граф Шереметев предложил в качестве тайного приветствия и знака использовать приветствие римских легионеров императору.
— Скажите, Шереметев, почему императору? — спросил Владимир Александрович. — Я всего лишь брат Государя.
— Потому что Святая Русь есть Третий Рим, — пояснил Шереметев. — Только приветствие это будет не прямое, а перед харею несколько наперекосяк, потому как святость наша происходит от Святого Андрея Первозванного.
— Перед харею наперекосяк — это как же? — спросило Его Величество.
— Да вот так вот, — вскинул наискосок вверх правую руку штаб-ротмистр. — Оно сойдет как бы за жест приподнимания шляпы в случае чего, чтобы не так заметно было.
— Всю эту ритуальную часть мы можем разработать задним числом, — сказал Владимир Александрович. — Меня, как одну из мишеней террористов, больше интересуют шаги практические.
— А практические шаги такие, Ваше Высочество, — сказал Оболенский. — Пока вас тут не было, зашла речь о жаловании или хотя бы прибавке тем избранным, которые войдут в лигу. Так вот я хочу сказать, что сегодня 22 декабря, а два миллиона, отпускаемые ежегодно вашему двору, израсходованы еще в сентябре.
— Мы можем взять их из экстренных сумм.
— Все экстренные суммы, Ваше Высочество, в ноябре были переведены в Берлин согласно вашей телеграмме, когда Ее Высочество заболела и была доставлена в Париж, а вы остались в гостях у германского императора в Потсдаме.
— Ну, почему у меня должна об этом болеть голова?! Велите Бухману что-нибудь придумать. Я хочу знать, как вы собираетесь охранять меня от злонамерений террористов.
— Штаб-ротмистр Пистолькорс доложит предлагаемые конкретные шаги.
Пистолькорс встал и твердым решительным голосом объявил:
— После ноябрьского собрания в Полюстрово мы под началом капитана Сеньчукова разработали следующие необходимые шаги: как особая часть нашей лиги создается дружина из двух эшелонов — отряда избранных и панельной охраны. Чтобы исключить недоразумения между членами дружины, все они должны быть снабжены особыми билетами по классам: синие для нас, желтые для панельной охраны и зеленые для фигурантов.
— Желтые для панельной охраны! — загоготал великий князь. — Гы-гы, бланковые охранники! Только я не понял, причем тут фигуранты? Они же в театре. Капитан Сеньчуков, может, вы объясните мне?
Опять встал семеновский капитан.
— Первый, внутренний эшелон, Ваше Высочество, состоит из особо доверенных офицеров, большей частью здесь присутствующих. Второй, внешний, эшелон активной охраны будет сформирован в виде панельной охраны, задача которой охранять Ваше Высочество и Государя в публичных местах. А что касается упомянутых штаб-ротмистром фигурантов, то нам потребуются своего рода ополченцы, которые будут изображать публику в ближних к Вашему Высочеству рядах, не давая, тем самым, любым террористам подойти к вам близко для метания снарядов.
— И кого же мы назначим руководить этими эшелонами?
Повисла гробовая тишина. Всем хотелось получать жалованье, но никому не хотелось заниматься таким неблагодарным делом как практическая охрана.
— Тогда руководить панельной охраной мы назначаем капитана Сеньчукова, а избранными — полковника Оболенского, — сказал великий князь. — Духовное же руководство нашею лигой я полагаю вручить протоиерею Сретенской церкви в Полюстрово отцу Серафиму Свиноредскому.
Офицеры обернулись в направлении, куда указывал великокняжеский перст. Позади всех встал среднего роста священник с большим, в красных прожилках, носом. У него была редкая клочковатая бороденка, в семинарских кругах называвшаяся «скоктанье», надвинутая по самые брови наградная фиолетовая скуфейка на голове и позолоченный академический крест на груди.
Великий князь узнал об отце Серафиме в августе от своего двоюродного брата Николая. Тот вознамерился жениться на купчихе Бурениной, но Государь не дал на то позволения. В отчаянии Николай Николаевич обратился к Серафиму Свиноредскому и тот согласился тайно обвенчать их, но в последний момент жених все-таки струсил. Этот Свиноредский по своей растущей славе грозил стать в будущем конкурентом самому отцу Иоанну. В свете последних событий и возможных грядущих перемен Мария Павловна решилась учить русский язык и основы православного вероучения, для чего был тайно приглашен отец Серафим, вот теперь уже скоро, как месяц ежедневно излагавший ей катехизис.
— Господа! — сказал священник, стукнув концом суковатой палки о паркет. — Не прошло и пяти лет, как вновь обступили нас бесы, вновь злоучиняют на августейшую жизнь и на саму династию, которой есмы последняя защита. Да благословит Господь благое наше намерение, дабы без препятствия ко славе Его свершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
И притопнул растоптанным, не знавшим ваксы, рыжим сапогом.
* * *Почти четверть века сыскной полицией столицы заправлял Иван Дмитриевич Путилин. Превратившись на этой должности в живую легенду и ходячую развалину, три года назад Путилин подал в окончательную отставку и градоначальник Грессер на его место извлек из Главного управления почт и телеграфов делопроизводителя Вощинина, бывшего своего чиновника по особым поручениям во времена волынского губернаторства. В сыске тот ничего не смыслил, способностями не блистал, но зато был человеком услужливым и верным. Постепенно Вощинин пообтерся на новом месте, и у него даже стало что-то получаться. А в январской истории с нахождением раздетых трупов на чердаке казарм лейб-гвардии Конного полка он проявил себя недюжинным мастером по построению теорий.
