Джон Берли - Детектив Уайклифф и охота на диких гусей
Деревенька Сент-Джуллиот лежала в миле от Уотч-Хаус, где жили Уайклиффы, поближе к городу. Уайклифф вышел через садовую калитку, пересек аллею и побрел по пляжу. В этом месте до противоположного берега устья было всего несколько сот метров, и через эту узкую горловину проходили все корабли — в оживленный порт и обратно.
Прошло примерно полчаса со времени наибольшего отлива. Сборщики устриц внимательно ворошили илистую прибрежную гальку, а чуть ниже по устью реки расселась стайка чаек с черными спинками, с неиссякающим оптимизмом ждущая ветра с моря, который пригонит рыбу.
Это близкое соседство с природой уже стало для Уайклиффа чем-то само собой разумеющимся; и ему приходилось время от времени напоминать себе, как это здорово — жить в таком прекрасном уголке, и в то же время — всего в каких-то двадцати минутах езды от места работы.
Теперь он шел вдоль верхней линии прилива, где спутанные узлы водорослей соседствовали с рваными пластиковыми пакетами и отдельными пятнами нефти. Да, загрязнение моря беспокоило его, только он старался не думать об этом; ведь он все равно ничего не мог с этим поделать. Ближе к деревне, где длинные языки частных садиков при коттеджах доходили до самого берега, располагались выстроенные в ряд лодки, которые оттащили на достаточное расстояние от линии прилива. В море болталось на волнах несколько прогулочных яхт, а ведь еще не сезон; через месяц яхт станет намного больше. А за Сент-Джуллиотом, выше по течению, раскинулся по холмам город — когда-то, во времена Второй мировой, он был разбит под бомбежками; теперь-то он давно уже восстановлен, окутан не гарью от взрывов, а промышленным смогом, и словно спрашивает с неясной тоской: «Что же дальше?»
За деревней начиналась набережная, которая в незапамятные времена использовалась как пристань для судов. В нескольких метрах от этой набережной на прибрежной гальке что-то поблескивало. Подойдя поближе, Уайклифф понял, что это револьвер. Наверно, табельное оружие офицера времен последней войны, 38-го калибра. Уайклифф осторожно поднял оружие и понюхал. Недавно из револьвера, похоже стреляли. В барабане осталось несколько патронов, поставлен на предохранитель.
В последние годы Уайклифф часто страдал от того, что высокий пост не дает ему заниматься самыми ранними стадиями расследования. Приходится выходить на сцену лишь когда дело уже наполовину сделано. Но только не на этот раз. Сейчас Уайклифф отчетливо представил себе заголовки в завтрашних газетах: «Старший суперинтендант нашел пистолет на пляже».
С помощью нитки, выуженной из кармана, Уайклифф осторожно снял пистолет с предохранителя. Хотя оружие лежало ниже линии прилива, оно явно не успело побывать в воде. Так-так. Высокий прилив стоял в час ночи, и еще примерно через час вода дошла до того уровня, где лежал револьвер. Значит, оружие выбросили после двух часов ночи — а сейчас восемь утра.
Уайклифф относился к пистолетам очень серьезно, даже для полицейского. Его всегда мучила мысль, что человек может лишиться жизни только потому, что какой-нибудь кретин впадет в истерику, испугается или разозлится. Ба-бах! И вас уже нет. «И вся королевская конница, и вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать.»
Он огляделся кругом. На мелкой гальке пляжа ничего подозрительного не наблюдалось, но это немудрено — даже его собственных следов уже было не разобрать.
Уайклифф взобрался по гранитной лестнице на набережную — нижние ступеньки здесь были склизскими от темно-зеленого мха, а выше — покрыты серовато-оранжевыми лохмотьями лишайников. Отсюда с пляжа не было другого пути, не считая только террасы одного из коттеджей. Сквозь щели в булыжной набережной пробивалась трава, создавая причудливый зеленый орнамент на сером фоне. Со стороны набережной, повернутой к морю, торчали четыре сломанных чугунных столба — все, что осталось от примитивного крана для погрузки на корабли камня.
Тут, у столбов, Уайклифф нашел три точки, в которых трава была примята — похоже, колесами автомобиля; на том месте, где должны было бы располагаться четвертое колесо, не было травы, которая могла бы сохранить отпечаток, только голый гладкий камень. К набережной можно было проехать по аллейке, ответвляющейся от дороги на Сент-Джуллиот. В свое время по аллейке ходили грузовики, и до сих пор по ней вполне можно было проехать. У самого парапета набережной было явное место разворота и даже какие-то смазанные следы шин, но не такие четкие, чтобы разобрать рисунок на протекторах.
Церковный колокол зазвонил к заутрене — чуть надтреснутым, старческим тенором. На аллее, после двух недель сплошных дождей, глинистая почва так размякла, что смешно было рассчитывать найти какие-нибудь следы или отпечатки. Дальше аллея сливалась с узеньким проселком, который вел от города, позади Уотч-Хауз, дальше к берегу.
У своего киоска с энтузиазмом человека, работающего на себя, трудился темноволосый Томми Кэрн. Он распаковывал кипы полученных газет.
— Доброе утро, мистер Уайклифф! Сегодня вы раненько пожаловали, ну да ладно, я через пару минут вас обслужу.
Похоже, он был слишком увлечен своим занятием, чтобы обратить внимание, что именно Уайклифф держит в руках — зонтик или револьвер.
Из своей резиденции вышел викарий в черной рясе и направился в церковь; по пути он издали приметил Уайклиффа и поднял ладонь жестом соболезнования к «заблудшей овечке». Уайклифф был не религиозен.
Деревня постепенно просыпалась, в верхних этажах отдергивали гардины, во двор по утренним надобностям уже выпускали нетерпеливых собачек, — одним словом, начиналось обычное, ленивое воскресное утро.
На треугольном газончике перед газетным киоском стояла телефонная будка. Уайклифф вошел, положил револьвер на полочку и набрал номер.
— Штаб-квартира полиции, — раздалось в трубке.
— Это суперинтендант Уайклифф. Соедините с отделом криминальных расследований, пожалуйста.
— Детектив-сержант Керси слушает.
Керси был недавним приобретением отдела — перевелся сюда из городского отделения. Он все еще оставался в чине сержанта, поскольку больше думал о деле, чем о чинах. Уайклифф собирался наконец дать ему повышение.
— Ночью нигде не стреляли?
— В наших отчетах ничего такого, сэр.
— Кто там с вами дежурит?
— Диксон и Поттер.
— Вышлите их ко мне немедленно. Диксон умеет пользоваться фотокамерой, так что пусть захватит ее. Позвоните домой к Смиту и попросите его подъехать ко мне в офис как можно скорее. А пока проверьте один револьвер — не проходит ли он по нашим архивам. «Уэбли энд Скотт», армейского образца.
Потом он позвонил домой:
— Хелен, это я. Тут у меня возникли дела.
— В деревне? Интересно…
— Я нашел на пляже заряженный револьвер. Я тебе попозже перезвоню, ладно?
Уайклифф пошел к повороту аллеи — поджидать своих сотрудников.
Так-так, если стреляли где-то на набережной или на пляже, звук обязательно услышали бы в деревне. Тут даже автомобиль, проехавший ночью по аллее, может привлечь внимание. Ночи в Сент-Джуллиоте чрезвычайно тихие, а народец здесь живет крайне любознательный.
Из соседнего дома вышла маленькая девочка и уставилась на Уайклиффа широко раскрытыми карими глазами. В руке у нее был зажат уже сильно обкусанный сухарь, о котором она явно позабыла. Мимо проехал молоковоз, звякая бидонами и бутылками.
Наконец прибыла патрульная машина, Диксон и Поттер выбрались на свежий воздух, явно недоумевая, как такое мирное чудесное утро может предоставить полицейским иные возможности для развлечения, помимо обычной игры в карты по маленькой в караульном помещении. Уайклифф объяснил им их задачу и оставил их на месте, а сам поехал в штаб-квартиру на патрульной машине.
Здание стояло по-воскресному тихое, задумчивое. Не слышно было бешеного стука пишущих машинок, истерических телефонных звонков, а дежурный сержант у стойки читал «Сандей миррор», прихлебывая из кружки чай. Расследование, начавшееся в воскресенье, всегда на первых порах идет неспешно — ведь полицейские, подобно прочим смертным, тоже любят отдыхать по выходным; копаться в саду, удить рыбу, отсыпаться, гулять с детьми и собакой, а иногда даже посещать церковь.
Сержант Смит застал Уайклиффа уже в офисе. Смит работал в следственной группе штаб-квартиры еще с тех времен, когда самого Уайклиффа тут еще никто не знал. Сперва он был обычным офицером полиции и немножко — фотографом, а потом, пройдя курс спецподготовки, стал в основном фотографом и немножко экспертом по отпечаткам пальцев. У Смита все было серое — одежда, кожа, седые волосы и сама личность, но для своей занудной работы он хорошо подходил — во всяком случае, если ему не приходилось сталкиваться с людьми. Смит не находил с людьми общего языка.
