Евгений Кукаркин - Смерть всегда движется рядом
- Они нас перестреляют на этом голом месте, как собак, - не выдержал я.
- Да поможет вам Аллах! - сказал командир корпуса. - Вы, кажется свою задачу хорошо поняли. Выступаете завтра, утром.
Я убедил Мансура выйти ночью. Мы сделали рывок по пустыне и к утру подошли к позициям израильтян. Ветер дул в сторону Суэца и я приказал на некоторых танках укрепить дымовые шашки.
Но вот из-за края земли выполз кровавый ободок солнца и мы увидели их укрепления.
- Вперед! - скомандовал Мансур и танки рванули к колючей проволоке.
Цель появилась неожиданно, это спаренная зенитная установка, сделавшая по броне несколько выстрелов. Я ее снес снарядом. Выскочивший бронетранспортер, не успел удрать и разваленный снарядом танка Мансура, выдавил в нашу сторону черный столб дыма.
Несколько пушек запоздало сделало несколько выстрелов. Расчет первой удрал, когда мы пытались раздавить ее. Пушка стволом уперлась в машину и выкатилась из укрепления. Где-то, слева, вспыхнул арабский танк, от попадания из гранатомета.
Оборона была прорвана и мы пропылив еще пол километра, увидели вдали их... Это был гигантский вал пыли, которую подняли развернувшиеся в боевой порядок танки. Чертов ветер. Он мешал не только им, накрывая их своей же пылью, но и нам тоже, мы не видели целей.
- Отходим, - приказал Мансур.
- Все танки с дымовыми шашками прикрывать отступление, - дополнил его приказ я.
Так мы и отступали. Первый вал дыма и пыли-это наш и второй вал пыли израильтян. Стрелять было бесполезно. Все изменилось, когда мы свернули в район Эль-Кунтилла. Они и мы сразу стали видны друг другу и первые выстрелы были не в нашу пользу. Израильтяне сразу подбили первые шесть наших машин с расстояния три километра. Мы стреляли наобум, поднимая стволы, для увеличения дальности полета.
Вот и спасительные холмы, ныряем за них и с ужасом видим вторую колонну израильских танков, выходящую с правой стороны. Это была стрельба в упор друг друга. С 200-300 метров гудел, трещал металл бронированных коробок. Снаряд попал в левую гусеницу моего танка и он крутанул влево, я с трудом удержал башню и заставил замолчать командирский танк противника. Из-за сухой речки ударила артиллерия и вдруг все, за исключением подбитых, израильские танки начали отходить. Я откинул люк и вылез на башню. Более половины батальона представляло изуродованные и дымящиеся груды металла. Где-то за холмом шел бой, грохотала артиллерия. Шум уходил на Север. Ко мне подполз весь изъеденный оспинами командирский танк. Мансур высунулся из башни.
- Александр, живой?
- Как видишь.
- Ты сумеешь исправить машину?
- "Ленивец" разбит, мы сейчас кинем гусеницу на второе колесо и будем готовы. Собирай батальон.
- Хорошо. Смотри, евреи.
От подбитых израильских танков, поддерживая раненых к нам шли люди, размахивая платками и шлемами. Они молча подошли к нашим машинам и сели на землю в кружок.
- Собаки! Я их сейчас всех передавлю, - взвыл Мансур.
- Отставить! - рявкнул я, да так, что Мансура подбросило в люке.
- Ты чего?
- Собирай батальон, я сам займусь пленными.
Мансур исчез в башне и его танк взвыв пошел в сторону неподвижно стоящих машин. Из кружка сидящих, поднялся в ободранном мундире подполковник израильской армии.
- Я слышал ваш разговор. Вы русский?
- Да.
- Командир полка, подполковник Шамир.
- Советник, лейтенант Скворцов.
- Лихо вы меня отделали. Ваш танк мотнуло из-за рваной гусеницы и я не смог попасть, а вы удержались и точно влепили. Неудачная конструкция башен наших танков.
- А у наших неудачные прицелы.
- Да я это заметил. Если бы вы их имели, нашему корпусу пришелся бы сегодня конец.
- Зачем, вы ушли отсюда? Вы ведь могли добить нас до конца.
- Наш командир корпуса прохлопал засаду. Поэтому мы удрали на равнину, а ваши не пошли дальше. Я это только-что слышал по радиостанции. Но скоро войне конец и это наверно последний танковый бой.
- Как, войне конец?
- Уже три дня наши дипломаты, при посредничестве американцев, ведут переговоры о мире.
- Ну, это переговоры...
- Нет, это точно конец. Все же видят, что египтяне научились воевать и тот танковый бой, когда вы разгромили наш корпус, толкнул к быстрому решению о мире.
- Давайте решим, господин подполковник. Вы собирайте своих людей, осмотрите еще раз подбитые машины, соберите всех раненых и я помогу вам дойти до пункта сбора пленных.
От позиций артиллеристов показалось несколько машин. Стали собирать раненых, убитых. Мы натянули на второе колесо гусеницу и хромая машина пошла своим ходов к месту сбора танков.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "МИРНЫЕ" МИНЫ
Через два дня кончилась война. Мансур получил опять повышение, стал капитаном и опять на его груди засверкал новый орденок.
- Мы поедем с тобой в Каир, праздновать победу. Я получил разрешение у командира корпуса, чтобы тебя отпустили со мной.
Перед отъездом в Каир, я зашел к Филипенко.
- Явился вояка, - ответил он на мое приветствие. - А нас вот уже торопят, чтоб убирались быстрее от сюда.
- Как так?
- Одним из условий мирного договора является быстрое расформирование команд и эвакуация иностранных специалистов из египетской армии.
- Так что, мы едем домой?
- Кто поедет, а кто и нет.
- Не понял?
- Нечего и понимать. Остаются части, которые передаются саперам для разминирования Синайского полуострова и спецчастям.
- Куда денут меня, товарищ майор?
- Тебя оставляют. Командиром сводного танкового полка назначен твой знакомый Мансур. Быстро растет мальчик. Тебя - к нему в помощники.
- То-есть на разминирование?
- Выходит, да.
- А вас куда?
- Куда, куда. Домой... Сволочи, мы им помогали, столько пролили крови, а они ради вонючих долларов выкинули нас на помойку. Веселятся, как-будто они в этой войне победили...
Каир светился по ночам огнями. Было общее ликование. Все будь-то бы забыли о первых страшных поражениях, о громадной территории отнятой по мирному договору Израилем у Египтян. Каир вопил и кричал о победе. Я получил тоже повышение в звании и скромный египетский орден. Вечером, мы с Мансуром в полной парадной форме, явились на великосветский бал.
Мансура знали все гости вечера. Со всех сторон слышались приветствия и возгласы поздравления. Сначала я был как бы привязан к нему и здороваясь с каждым, Мансур представлял меня как своего помощника. Но вот мы дошли до толстого генерала и Мансур подтянувшись, поздоровался сам и представил по всей форме меня.
- Слышал я о вас, - по английски сказал генерал, - говорят вы очень жестки со своими подчиненными. Я не ставлю это вам в вину, наоборот, я приветствую таких людей. Честно говоря, Мансур попал в хорошие руки.
- Так вот откуда у Мансура, такие кровожадные замашки.
Из-за спины генерала появилась очаровательная девушка, с черными живыми глазами в чисто европейском платье.
- Извините, господин старший лейтенант, это моя дочь - Гамиля, неразумное создание, ей обидеть человека, что раз плюнуть.
- Папа, нельзя так меня представлять незнакомым людям. Все и правда подумают, что я ужасная скандалистка. Извините, если я вас обидела, господин лейтенант.
Мансур и генерал с удивлением переглянулись.
- Но Александр не сказал ни слова. Обидела она меня, а извиняется перед ним, - заметил Мансур.
- Ты как всегда ничего не понял. В тебе не хватает наследственных генов твоего папаши. Он был очень сообразительный.
- Причем здесь мой отец? - вспыхнул Мансур.
- Твой папа был премьером и соображал, что делал, чего не скажешь о тебе.
- Это уже слишком. Извините господин генерал, но я не могу без конца слышать, как она издевается надо мной. Я покидаю вас.
Мансур откланялся и... забыл обо мне. Гамиля смело подошла ко мне, взяла под руку и повела. Мы подошли к окну.
- Вас кажется Мансур назвал Александром? Чудесное имя, всегда напоминает нашу историю.
- В вашей истории он один, а у нас, в России, вся история почти одни Александры. Это цари, поэты, художники, писатели, военные, ученые, да везде они.
- Надеюсь, вы тоже оставите след для будущих поколений.
- Как-то не задумывался об этом.
- А как же карьера? Разве вы не мечтаете стать генералом?
- Но это разные вещи. Не всякий генерал оставляет будущему поколению о себе воспоминания.
- Да это правда. Как правда и то, что память бывает разная. Посмотрите на эту девушку. Видите, статуэточка.
У стены стояла худенькая девушка с белыми распущенными волосами до пояса, в длинном розовом гипюровом платье.
- Красивая?
- Мне нравиться.
- А кавалеров сейчас у нее нет и знаете почему? Она сестра лейтенанта Сабира, которого обвинили в измене. Наше общество сразу отторгло ее.
- И она знает, как это произошло?
- Нет. Здесь этого ни кого не интересует. На ней просто поставлено клеймо сестры предателя.
- А вы разве не хотите поддержать ее?
