Лин Гамильтон - Кельтская загадка
Телевизор с видеомагнитофоном находились на подставке перед письменным столом, под телевизор была подложена стопка книг. Подставка стояла рядом со стулом, и с того места, где, позади более важных в жизни Эмина людей, сидели мы с Алексом, создавалось впечатление, что говорящая голова находится там, где находилась бы, будь Эмин жив и сиди за столом. В нормальной обстановке я бы захихикала при этой мысли, но тут было не до смеха.
Все мы, кроме Бреты, которая угнездилась в большом кресле и теребила кружевной носовой платок, сидели на довольно неудобных складных металлических стульях двумя полукругами перед столом. Видеомагнитофоном управлял Чарльз Маккафферти из фирмы «Маккафферти и Макглинн». По крайней мере, думаю, что Маккафферти. Он и его партнер носили совершенно одинаковые дорогие костюмы, темные, хорошо скроенные, жилеты из той же ткани с часами на цепочках, белые рубашки с сильно накрахмаленными воротничками, отложными манжетами и серебряными запонками. Кроме того, у них были почти одинаковые прически и дорогого вида очки для чтения, позволявшие взирать свысока на остальной мир. Различали их, видимо, по рисунку на серебристо-серых галстуках — на одном были ромбы, на другом полоски, очевидно, выражавшие их представление о сильной личности. Мысленно я прозвала их Твидлдум и Твидлди.[2] Знаю, что не стоит постоянно давать людям прозвища, зачастую уничижительные. Однако, что делать, я очень плохо запоминаю фамилии. И как бы я ни прозвала их, Маккафферти и Макглинн, видимо, неплохо преуспевали. Выглядели они благоденствующими, несмотря на одинаковую одежду. Унизительно было думать, что деньгами, которые они истратили на свои наряды, я могла бы оплатить закладную.
— Сейчас вы узнаете от Маккафферти или Макглинна — для меня нет разницы, что один, что другой, — условия моего завещания, — продолжал Эмин Бирн после очередного долгого приступа отдышки. Твидлдуму не понравилось замечание Бирна, что он и Твидлди неотличимы друг от друга, хотя я была согласна с ним полностью. Три ведьмы, как я уже окрестила их, перенесли внимание от нас вновь к телевизору.
— Чтобы не томить вас ожиданием, я оставил свою компанию «Бирн Энтерпрайзис» своим дочерям Этне и Фионуале, или Эриу и Фотле, как я называл их в детстве, и, фактически, их мужьям, Шону и Коналу. Шон и Конал, разумеется, вели, или, лучше сказать, разваливали бизнес во время моей болезни — Конал предпочитал работе сидение в баре, а Шон щеголял, как английский сквайр.
Оба сердито заерзали на сиденьях, а искаженное от усилий лицо продолжало говорить:
— Думаю, если мои дочери не найдут способа избавиться от этих бездельников, их наследство быстро станет ничего не стоящим.
Моей жене Маргарет я оставил «Второй шанс», включая сюда землю, дом и все, что в нем есть, за двумя исключениями, Коттеджем Розы, о котором скажу потом, и коллекцией древнего оружия, карт и рукописей, которую, по предыдущей договоренности, я оставляю дублинскому Тринити-колледжу. Кроме того, я предоставил ей денежное содержание, которое большинство людей сочло бы щедрым, но она наверняка сочтет жалким. Содержание дома и сада будет для Маргарет поучительным: возможно, она начнет понимать, во что обходились ее роскошества, обладание которыми она считала своим долгом. Если в ближайшее время Маргарет не найдет себе мужа или другого источника дохода, думаю, она вскоре его продаст.
Судя по желвакам, проступившим на челюстях Маргарет, и резкому вдоху, она была не особенно довольна услышанным.
— Моей младшей дочери Брете, которая до того, как покинула в ярости дом два года назад, была моей любимицей, моей Банбой, — уверен, что для двух других моих дочерей это не новость, — я не оставляю ничего. Она сказала, что презирает мои деньги, поэтому не получает ни гроша.
Брета не сказала ничего, лишь наклонилась, возможно, скрывая лицо, и подняла черепаху, заползшую под ее кресло. Принялась поглаживать ей головку, словно на свете не существовало других занятий.
— Я оставил, надеюсь, щедрую сумму для прислуги «Второго шанса». Кроме того, распорядился относительно ежемесячной стипендии Майклу Дэвису, если он согласится продолжить образование. Искренне надеюсь, что он примет мое предложение и добьется кое-чего в жизни. Он значительно облегчил мне бремя последних нескольких недель.
Все обратили взгляды на Майкла, но я не увидела ни одного дружелюбного. Майкл выглядел искренне благодарным за эту заботу, однако его наморщенный лоб указывал, что он не знает, чем облегчил бремя Эмина.
— Коттедж Розы, все находящееся в нем и участок, на котором он стоит, я оставляю Алексу Стюарту из Торонто — надеюсь, сегодня он находится здесь. Именно Алекс дал мне второй шанс, за который, несмотря ни на что, я благодарен, что бы тогда ни говорил, и хотя он отверг предложенное вознаграждение при моей жизни, надеюсь, сейчас он его примет. Коттедж Розы доставлял мне громадное удовольствие, думаю, Алексу он тоже понравится.
Коттедж Розы, подумала я, пожалуй, не то небольшое состояние, на которое я надеялась для Алекса. Алекс выглядел несколько ошеломленным этим известием. Мне внезапно представился каменный коттедж с сияющим цветами двором, миниатюрной версией сада «Второго шанса». Изобилие роз, поскольку он так назывался. Красных и белых, решила я, окутывающих арку над входом. Само собой, тростниковая крыша. Внутри побеленные стены и темные открытые балки, огромный камин с горящими поленьями, вырезанный из дерева лебедь на каминной полке. Большие удобные диваны, мягкие, обитые ситцем. Какого цвета? Нежно-зеленого? Морской волны? Нет, розового, пыльно-розового. Цвет должен быть розовым. Но большие, мягкие. Диваны, на которые можно залечь с хорошей книгой и стаканом шерри под рукой. Алексу наверняка придется модернизировать кухню и водопровод, но это будет замечательно. Я помогу ему. Шкафов будет не хватать, но я пришлю ему в подарок парочку антикварных из магазина. Мелкие детали. В общем, коттедж был замечательным. Возможно, придется заново отполировать полы, широкие доски темного цвета, с небольшими коврами, скорее всего из хлопка, зелеными, кремовыми, оттеняющими розовый цвет…
Мою мысленную экскурсию прервала атмосфера физического напряжения в комнате. Когда я вернулась к действительности, Маргарет была такой напряженной, что на шее выступали жилы, и даже сзади мне было видно, что ее челюсти крепко сжаты. Брета громко всхлипнула. Ее старшие сестры втянули головы в плечи. Эмин говорил об Алексе, и пока что сдерживаемый гнев в комнате готов был вот-вот выплеснуться. Возможно, они не особенно радовались счастью Майкла, но Алекс почему-то очень их бесил.
Лицо на экране умолкло на несколько секунд, чтобы отпить жидкости через соломинку.
— Здесь должен бы находиться еще один человек, но, опасаясь гнева моей семьи, он может прислать представителя.
Ведьмы, обернувшись, посмотрели на адвоката, сидящего справа от нас. Тот кивнул и не особенно приятно улыбнулся им.
— Я с сожалением уступил желаниям моей семьи и ничего не оставил Падригу Гилхули.
Адвокат, представлявший, как я догадалась, этого самого Гилхули, нахмурился; спина Маргарет слегка расслабилась.
Лицо продолжало:
— Пусть Падриг знает, я был очень рад принять его в нашу семью. Может быть, он потребует через суд часть наследства. Одно из благ быть мертвым заключается в том, что мне не придется разбираться с этим. Оставляю живым эту семейную распрю и все прочие, что мне приходилось выносить.
Мне причиняет немалую боль то, что в нашей семье одни раздоры. В попытке покончить с ними, пусть даже после моей смерти, я придумал занятие, которое потребует от вас совместных действий.
Все в комнате напряглись.
— Как ни странно, я возлагаю на него какую-то надежду — назовите это, если угодно, нелепым оптимизмом умирающего. Я попросил Маккафферти и Макглинна, после того как будет прочитано завещание, раздать вам всем по конверту. Оба крючкотвора, конечно же, возражали, говорили, что это неподобающе. Протестовали они, пусть и очень мягко, разумеется, с целью обезопасить себя, случись что, однако потребовали за это усилие дополнительный гонорар. Они так привыкли к роскоши на Сент-Стивенс Грин, что не смогли отказаться от моей просьбы, особенно когда я сказал им, что найду других душеприказчиков.
В каждом конверте находится указание, которое вкупе с остальными приведет к обнаружению предмета, обладающего большой ценностью. Одно указание само по себе ничего не даст. Некоторые из них ведут к сведениям об этом предмете, другие указывают на его местонахождение. Словом, чтобы найти его, вам нужно действовать сообща. Деликатничать я не намерен. Если вам нужна причина, чтобы участвовать в поисках, позвольте напомнить о том, что я уже сказал. Те, кто получил от меня что-то ценное, вполне могут обнаружить, что полученное стало никчемным. Этот предмет, если вы его найдете, обладает достаточной ценностью, чтобы помочь всем вам. Я хочу, чтобы вы приучились действовать и жить в согласии. Очень сомневаюсь, что вы на это способны, однако искренне надеюсь, вы докажете, что я не прав. Если нет, то нечто поистине замечательное и бесценное останется спрятанным, может быть, навсегда. Больше мне сказать нечего.
