Татьяна Рябинина - Семь понедельников подряд
- Вижу, вспомнила что-то, - глядя на меня, тускло улыбнулась Света. - Тогда смотри.
Она достала из сумки, которую не захотела оставить в прихожей и взяла с собой на кухню, сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне. Я развернула.
Похоже, рисунок отсканировали из какой-то старой книги, а потом распечатали на хорошем цветном принтере. На нем красовался широкий четырехконечный крест, по форме похожий на мальтийский, но концы его были не вырезаны, а расходились тремя лепестками. Сердцевина креста представляла собой белую восьмилучевую звезду, а концы - медальоны-трилистники: синий, желтый, красный и зеленый. Под рисунком была надпись: «Изъ коллекцiи графа Протасова».
Если бы я уже не сидела, то, наверно, плюхнулась бы. Может даже, мимо стула.
- Ты хочешь сказать... - от ужаса я даже не закончила фразу.
- У тебя тоже есть медальон? - спросила Света.
- Был, - совершенно убито ответила я. - То есть была. Звездочка. Брошка.
- Брошка?! - теперь уже поразилась Света. - И что с ней стало?
- Я ее разломала и выбросила. Представляешь? Ведь это же были настоящие золото и бриллианты, да? Представляешь, я разломала и выбросила золотую брошку с бриллиантами. А бабушка думала, это латунь. Кошмар! - тараторила я, не в силах остановиться. - Вот теперь я понимаю, что это на ней были за ямки. Чтобы в них вставлять ушки от кулонов. Хочешь - будет брошка, хочешь - четыре кулона. А вместе - крест.
- Оля, подожди! - взмолилась Света. - Это когда было? Давно?
- Давно. Лет тридцать назад. И ты представляешь, я ведь с ней играла. У меня была такая огромная черная обезьяна...
- Да прекрати ты! - рявкнула она и стукнула кулаком по столу, да так, что кофе выпрыгнул из чашки. Я вздрогнула и прекратила нести чушь.
Пожав плечами, вытерла кофе со стола салфеткой.
- Извини, это нервное. От неожиданности. Не каждый день узнаешь про себя такое. Будь добра, объясни наконец. Я знаю, что наш общий прапрадедушка Андрей Кириллович был у графа Протасова управляющим в Вараксе. И что?
- Что? - со вздохом переспросила Света. - А говоришь, архивариус. Ну слушай.
2.
Граф Василий Степанович Протасов вернулся из Москвы в свое поместье Варакса, что в Тамбовской губернии, в 1888 году. Необременительную должность при генерал-губернаторе он оставил после смерти жены, Ульяны Тимофеевны. Вернулся с двумя детьми, Марьей, которой в то время было двенадцать лет, и трехлетним Петенькой. Хозяйство, за которым следил управляющий, Андрей Кириллович Каледин, он нашел в образцовом порядке, поэтому менять что-либо не счел нужным. Занялся охотой, рыбной ловлей, конными прогулками, легким чтением и общением с соседями-помещиками. У Маши была гувернантка-француженка, а Петеньку отдали на попечение супруги Андрея Кирилловича, Клавдии Пантелеевны. Товарищем по играм для Петеньки стал его сверстник, сын Андрея Кирилловича и Клавдии Пантелеевны - Гриша. Так и росли они вместе. А когда подросли и пришла пора приглашать Петеньке учителей, Гриша учился вместе с ним. О тамбовской гимназии даже речи быть не могло, так что мальчики получили образование дома.
Петя и Гриша были неразлучны. Они не расставались с раннего утра и до позднего вечера, когда Грише приходилось возвращаться в большой тесовый дом Калединых в двух минутах ходьбы от усадьбы. Граф был либералом и не видел в подобной дружбе ничего зазорного. Только графиня Марья Васильевна презрительно поджимала губки, видя брата вместе с «этим мужланом». Андрей Кириллович тоже был доволен. Он, как и граф, был уже немолод. Мысль о том, что Гриша, возможно, сменит его на посту управляющего при молодом Протасове, радовала.
Но вот пришла пора Петеньке, то есть Петру Васильевичу, поступать в университет, и он уехал в Москву. Настали для Гриши нелегкие времена. Пришлось заниматься обычной крестьянской работой, к которой до сих пор его никогда не принуждали. Да и с братьями и сестрами он не слишком ладил. Но особенно тяжело было с Марьей Васильевной, которая и раньше-то его недолюбливала, а после отъезда брата и вовсе проходу не давала. Так и норовила отругать, а потом отцу пожаловаться на его непочтительность. Хоть беги из села куда глаза глядят. Графиня к двадцати семи годами превратилась в настоящую старую деву, злобную и высохшую. Завидев ее, идущую по селу в белом муслиновом платьице, с кружевным зонтиком, все, от старух до малых детей, старались побыстрее спрятаться. Матери пугали своих непослушных чад: «Смотри ужо, придет графиня-то!»
Однажды после обедни Гриша встал на колени перед Николаем Угодником и долго, со слезами молил Чудотворца избавить его от нападок графской дочки. Ушел он из церкви с какой-то странной успокоенностью и надеждой. А через несколько дней у Марьи Васильевны завязался бурный роман с поручиком Тихомировым, который проводил отпуск у своего приятеля, соседа Протасовых.
К концу отпуска Тихомиров приехал к Василию Степановичу просить руки его дочери. И хотя граф уже отчаялся сбыть с рук засидевшуюся в девках дочь-перестарка, вынужден был поручику отказать. И дело даже не в том, что тот был беден, как церковная мышь, а в том, что состояние это плачевное он сам себе обеспечил пьяными кутежами, игрой в карты и общением с сомнительными женщинами.
Делать нечего. Тихомиров уехал в Пичаево, а Марья Васильевна, совсем как в любимых ею романах, тихонько собралась и под покровом ночи убежала. Прислала потом весточку: так и так, дорогой папа, простите, но без Савелия Евграфыча жизнь мне не мила. Теперь мы с ним обвенчаны по православному закону, а яже Бог сочета, человек да не разлучает.
Василий Степанович погоревал-погоревал, но делать нечего. Проклинать дочь не стал, наследства лишать тоже, запретил только приезжать ей в Вараксу вместе с мужем. Одной - пожалуйста.
Но Марья Васильевна так больше и не приехала. Через год граф получил письмо, в котором ему сообщали, что поручик Тихомиров по пьяному делу утонул в реке Цне, а Марья Васильевна с горя разрешилась от бремени раньше положенного и в родах скончалась.
- Ладно, Света! - в нетерпении перебила ее я. - Все это, конечно, очень интересно и высокохудожественно, но очень уж длинно. Хотя кое-что новое я для себя узнала. Например, то, что Григорий Андреевич был у молодого графа наипершим другом.
- Будет тебе белка, будет и свисток, - обиженно вздохнула Света. - Если так не терпится, начну с другого конца. Помнишь, я сказала, что у меня есть двоюродным брат, Максим? То есть был, - помрачнев, поправилась она.
- Что значит был? Что с ним случилось? - насторожилась я.
Не хватало только детектива наяву. Я уже давно, чуть ли не с первой своей книжки заметила: кое-что из плодов моей буйной фантазии вдруг начинало прорываться в реальность. Не самое худшее, слава Богу, но одна знакомая заметила: «Ох, насочиняешься ты, Олька, на свою голову!»
- Он умер. Вернее, его убили, - каким-то сухим и бесцветным голосом сказала Света.
Приплыли!
- Почему? - глупо спросила я. - Вернее, из-за чего?
- Да вот из-за этой штучки, - Света постучала пальцами по кулону. - Вляпались мы с тобой, Оленька, по самое дальше некуда.
- Это почему это? - возмутилась я. - Почему это я вляпалась, а? Из-за того, что ты ко мне приехала? За тобой что, следят?
Такая фишка тоже была в одной из моих книжек. Однако, как сказал чукча, тенденция.
- Не знаю. Может, и следят. Но если бы я к тебе и не приехала, было бы еще хуже. Так ты хоть знать будешь, чего ждать. Может, вместе чего придумаем. Ну хватит стонать, лучше слушай.
Вот здорово! Не прошло и получаса с того момента, как я ее впервые в жизни увидела, а она уже командует мною, как дембель «сынком». Что-то будет дальше?
- Так уж вышло, - начала Света, машинально продолжая постукивать пальцами по кулону, - что у нас с Максом никого из близких родственников не осталось. Вернее, мой отец жив, но мы уже лет семь не виделись. Он от нас ушел, когда я еще маленькая была, появлялся пару раз в год, а потом и вовсе испарился. А у Макса родители в автокатастрофе погибли, когда ему шесть было. Мы тогда жили все вместе на Остоженке, в двух комнатах огромной коммуналки. Сначала всемером, а потом только мы с мамой, бабушка Аня и Макс. Он старше меня на год. Короче, мы были очень близкими друзьями, если не сказать больше. Одно время даже пожениться хотели, но мама с бабушкой встали на дыбы. По их мнению, это слишком близкое родство.
- Ну и глупо! - перебила я. - Не такое уж и близкое. Тем более если в семье нет наследственных болячек. На худой конец можно было просто не заводить детей.
- Кто бы нам тогда об этом сказал! - печально усмехнулась Света. - Ты не куришь?
- Нет.
- А я закурю, если ты не против.
- Кури, - милостиво разрешила я и достала с полки Лешкину медную пепельницу в виде башмака, которую он привез из Голландии.
- Так вот, - Света жадно затянулась, - Макс снял комнату, а потом женился на своей соседке. Я тоже вышла замуж. Но ничего толкового из этого не вышло. Макса хватило всего на год семейной жизни, я мужественно протянула шесть. Он после развода жил в нашей квартире, с мамой и бабушкой, а мне бывший муж купил однокомнатную квартирку на Юго-Западе. К этому времени все уже перегорело, общались просто как родственники. Мама умерла в 89-ом, а бабушка - в прошлом году. Макс ухаживал за ней до последнего дня. Она вообще любила его больше, чем меня.
