Эдгар Уоллес - Лицо во мраке
Одри Бедфорд не слушая принялась за подсчет:
— Вместе с деньгами, вырученными за обстановку, получите тридцать семь фунтов десять шиллингов. Как раз хватит уплатить человеку, смотревшему за курами, и ваше жалованье. Остальное будет мне на поездку в Лондон.
— Собственно говоря, — слезливо начала миссис Граффит, — мне следует больше. Я служила у вас с тех пор, как умерла ваша бедная мать, и столько сделала для вас! А теперь вы меня выбрасываете, и мне придется жить у моего старшего сына.
— Вы должны быть счастливы, что у вас есть сын, — спокойно заметила Одри.
— Что, если бы вы дали мне один фунт на счастье?
— На чье счастье? Не на мое же, во всяком случае, — рассмеялась девушка. — Не прикидывайтесь глупой, миссис Граффит. Вы работали у меня, постоянно разоряя мое предприятие. Птицеферма никогда не будет выгодным делом, если заведующая тайком распродает яйца. Я открыла это недавно и высчитала, что вы зарабатывали на этом около сорока фунтов в год.
— Меня никто еще не называл воровкой, — заголосила старая женщина, у которой затряслись руки. — Я знала вас еще ребенком, а теперь вынуждена выслушивать от вас, что я воровка.
Она зарыдала, уткнув лицо в носовой платок.
— Не плачьте, — успокоила ее Одри. — Этот дом и так очень сырой.
— Куда вы поедете, мисс? — спросила миссис Граффит, внезапно успокоившись и тактично прекратив разговор о своей честности.
— Я не знаю… наверное, в Лондон.
— У вас там есть родственники, мисс?
Миссис Граффит надеялась, что бывшая владелица фермы сообщит ей что-нибудь о своих планах. Эти Бедфорды были всегда такими скрытными.
— Пусть это вас не заботит. Принесите мне чашку чаю и приходите за своим жалованьем.
— Но Лондон — это такое ужасное место, — продолжала миссис Граффит, качая головой. — Убийства и самоубийства, кражи и грабежи. Прошлой ночью ограбили даже иностранную королеву.
— Неужели? — рассеянно сказала Одри. Она думала о том, что случилось с шестью цыплятами, о которых миссис Граффит забыла упомянуть.
— Украли бриллианты, которые стоят тысячи и тысячи, — продолжала та. — Почему вы не читаете газет, мисс? Вы много теряете от этого.
— Так как мы заговорили о воровстве, — мягко сказала Одри, — то скажите мне, что случилось с Розой, Гвендолен и Бертой?
— Ах, с ними? — Миссис Граффит немного смутилась. — Разве я не дала вам денег? Я, наверное, потеряла их.
— Не волнуйтесь, я позову полисмена, и он, конечно, найдет их, — сказала Одри.
Миссис Граффит мгновенно нашла деньги. Старуха ушла в низенькую кухню. Одри огляделась вокруг.
Стул, на котором обыкновенно сидела у огня ее мать, Одри сожгла, и одна обгорелая ножка еще торчала из камина. Нет, здесь не было ничего, с чем бы ее связывали нежные воспоминания. Отца своего она никогда не знала, и миссис Бедфорд никогда не говорила о нем. Он был плохим человеком и заставил свою жену, привыкшую к лучшей жизни, прозябать в бедности и лишениях.
— Он умер, мама? — часто спрашивала девочка.
— Надеюсь, — гласил холодный ответ.
Ее сестра Дора никогда не задавала таких неудобных вопросов, она была старше и походила на мать своей холодной, расчетливой натурой.
Миссис Граффит принесла чай, сосчитала свои деньги и начала прощаться.
— Я хочу поцеловать вас перед отъездом, — проговорила она.
— Я дам вам лишний шиллинг, чтобы вы этого не делали, — поспешно сказала Одри, и миссис Граффит взяла шиллинг.
Одри прошла через маленький голый садик, открыла калитку и направилась к кладбищу, где, сложив руки, молча постояла около могилы матери.
— Прощай, — тихо сказала она и с сухими глазами вернулась в дом.
Начало и конец! Но она не жалела ни о чем и ничему не радовалась.
Ящик с книгами был уже отправлен на вокзал. Одри не думала о будущем. Она была очень образованна, много училась, много читала, проводя за книгами долгие вечера, в то время, по мнению миссис Граффит, как ей следовало бы заняться рукоделием.
— Времени хоть отбавляй! — проворчал возница деревенского омнибуса, бросив ее чемодан внутрь темной, затхлой повозки. — Если бы не эти сумасшедшие автомобили, я ехал бы быстрее, но в наши дни нужно ехать осторожней.
Это были пророческие слова. Девушка собралась уже войти в омнибус, когда появился какой-то незнакомец средних лет, с довольно почтенной внешностью. Он походил на адвоката.
— Простите, мисс Бедфорд. Меня зовут Виллит. Я хотел бы поговорить с вами вечером, когда вы вернетесь.
— Я не вернусь больше, — ответила она. — Разве я должна вам что-нибудь?
Одри всегда спрашивала так у вежливых незнакомцев, и они обыкновенно говорили «да», так как миссис Граффит имела плохую привычку покупать в кредит.
— Г-мм. Нет, мисс. Вы говорите, что не вернетесь? Не можете ли вы сообщить мне свой новый адрес? Я должен увидеть вас по одному очень важному делу.
Он был заметно взволнован.
— Я не могу сообщить своего адреса. Но дайте мне ваш, и я напишу вам.
Человек старательно вычеркнул на своей визитной карточке название фирмы и написал там адрес.
— Эй, слушайте, мисс! — закричал возница. — Если вы будете долго разговаривать, то опоздаете на поезд.
Она поспешно вошла в омнибус и плотно закрыла дверцы.
Катастрофа произошла на перекрестке двух улиц. Дик Шеннон быстро ехал по дороге и слишком быстро повернул за угол. Задние колеса его машины лишь слегка занесло в сторону, но последовавшее за этим столкновение не было легким. Задняя часть автомобиля столкнулась с деревенским омнибусом, тщетно старавшимся этого избежать, и снесла одно из его задних колес, лишив его, таким образом, возможности сдвинуться с места. Одри была единственной пассажиркой, и не успела она выйти из омнибуса, как Дик, сняв шляпу, предстал перед ней. Его красивое лицо выражало испуг и сожаление.
— Я ужасно жалею о случившемся. Надеюсь, вы не ранены?
Она показалась ему лет семнадцати, на самом же деле ей было на два года больше. Она была скромно одета, ее длинное пальто носило следы переделки, и даже меховой воротничок у шеи был истерт и поношен. Но он этого даже не заметил. Дик внимательно смотрел на прекрасное лицо девушки и не мог понять, заключалось ли ее очарование в линии бровей или в выражении глаз, в безукоризненной линии губ или в нежной окраске ее кожи. Он боялся, что она заговорит и своими словами рассеет это впечатление.
— Нет, я не ранена, но я немного испугалась. К тому же я опаздываю на поезд. — Она с огорчением посмотрела на сломанное колесо.
Голос девушки рассеял его опасения. Эта принцесса в лохмотьях говорила как леди.
— Вы направляетесь на железнодорожную станцию? Это мне по дороге, но даже если бы и не было по дороге, я должен прислать кого-нибудь на помощь этому бедному малому.
Возница, о котором он говорил в таких соболезнующих выражениях, спустился с козел. Его седая борода намокла от дождя, а маленькие глазки сердито блестели.
— Почему вы не смотрите, куда едете? — начал он с упреков. — Разве вам мало дороги?
Дик расстегнул пальто и достал бумажник:
— Вот моя карточка, казначейский билет и мои глубокие извинения.
Возница подозрительно взял деньги и карточку.
— Я вам пришлю подмогу из Барнгема, — сказал Дик. — А теперь, мисс, не решитесь ли вы поехать со мной в моем автомобиле?
— Конечно, — согласилась она с улыбкой и, взяв из омнибуса свой чемодан, пересела в автомобиль.
— Я тоже еду в Лондон, — сказал Дик, — но не осмеливаюсь предложить довезти вас до места назначения, хотя это сэкономило бы вам плату за проезд.
Вначале она не ответила. Но потом объяснила:
— Я поеду поездом. Вероятно, сестра будет меня встречать на вокзале.
В ее словах не звучало большой уверенности.
— Вы жили здесь поблизости?
— В Фонтвиле, — сказала она. — У меня там был домик. До смерти моей матери он принадлежал ей… У вас никогда не было птицефермы?
Дик удивленно покачал головой.
— Это невыгодное предприятие, — продолжала она. — Миссис Граффит, которая вела у меня хозяйство и присваивала всю мою выручку, находила, что куры изменились к худшему после войны и не давали дохода.
Он рассмеялся.
— И вы ликвидировали свое дело?
Она несколько раз кивнула головой.
— Я не могу сказать, что продала дом: он давно был продан по частям за долги. Это вовсе не так грустно, как кажется. Дом был уродливый и старый, с темными углами, в которых можно было стукнуться лбом, с запахами, оставшимися после бесчисленных поколений владельцев, которые жили в нем со времени его основания. Крыша протекала, и ни одно окно не закрывалось. Я даже сочувствую людям, которым он достался.
— Как хорошо, что у вас есть сестра, которая встретит вас на вокзале, — сказал Шеннон.
Считая, что ей только семнадцать лет, он относился к ней немного покровительственно.
— Да, — подтвердила она без особого энтузиазма. — Мы уже в Барнгеме, не так ли?
