Александр Молчанов - Дыхание смерти
- Это все? - спросил Денис.
- Все, - упавшим голосом сказал Сорокин, - пробирка исчезла из второй лаборатории. В шесть вечера она была еще там. В девять ее уже не было.
- Кто обнаружил пропажу?
- Я. Рабочий день у нас уже закончился и я пришел, чтобы дописать отчет. Оказалось, что я забыл в лаборатории дневник эксперимента. Мне пришлось спустился туда, чтобы забрать его. Войдя в помещение, я машинально посмотрел на стойку с пробирками, и увидел, что самой главной пробирки нет на месте. Я немедленно поднялся в кабинет и не выходил из него до вашего прихода.
- Кто, кроме вас, оставался в здании?
- Узнав о краже, я вызвал Андрея, моего помощника, и Елену, секретаршу. Это для меня люди совершенно необходимые. Я ведь, в общем-то, даже телефоном самостоятельно пользоваться не умею. До семи вечера у нас внизу сидит охранник. Сейчас он уже ушел. У нас здесь очень хорошая сигнализация.
Поэтому мы и не стали нанимать круглосуточную охрану. Это слишком дорого для нас.
- Доэкономились, - проворчал Денис, - лучше бы вы на ночь охранника сажали, а днем сами себя защищали. После работы никто не оставался?
- У нас это не принято, - пожал плечами Сорокин.
- Однако вы же вернулись, чтобы доделать отчет?
- Я - другое дело, - упрямо сказал Сорокин, - что позволено богу, то не позволено быку.
- Ах, вот оно как, - безо всякого выражения сказал Денис, - сколько человек работает в лаборатории и у кого есть ключи?
Сорокин положил на стол несколько листов бумаги.
- Вот список сотрудников. Всего здесь работает двадцать семь человек.
Из них у четверых есть ключ.
- У вас, у охранника, у кого еще?
- У Лены, секретарши, и у моего зама, Холодова.
- Прекрасно, - сказал Денис, решив, что о Холодове можно будет расспросить и позднее, - так что же было в пробирке?
Сорокин мельком посмотрел на Дениса и уткнулся в окно. Денису показалось, что его руки, держащие карандаш, чуть заметно задрожали.
- Украли вирус, - сказал Сорокин чуть слышно.
- Что? - переспросил Денис.
- Украли вирус, - повторил Сорокин, - мы выращивали вирус и у нас его украли.
- Вирус? - удивился Денис, - биологическое оружие?
- Да, - кивнул Сорокин, - самое мощное биологическое оружие из тех, что изобретал человек. Вирус, способный уничтожить нашу цивилизацию меньше, чем за полгода. Если точнее, мы просчитывали на компьютере - за четыре месяца. Если разбить эту пробирку, к весне на земле будут жить только тараканы. Вы понимаете?
- Вы меня не разыгрываете? - спросил Денис.
- Мне не до розыгрышей, молодой человек, - раздраженно сказал Сорокин, сейчас слишком многое поставлено на карту. И многое зависит от вас, от того, как быстро вы возьмете себя в руки, перестанете задавать идиотские вопросы и возьметесь за дело.
Денис достал сигарету, сунул ее в зубы и закурил. Выпустил дым почти в лицо Сорокину и стряхнул пепел в свой стакан. Сорокин молча смотрел на него.
- Вы думаете, я кинусь искать отпечатки пальцев в лаборатории? - спросил Денис, - полагаю, это бесполезно. Если вор из своих, он мог не беспокоиться о своих отпечатках. Если он - чужак, то по крайней мере резиновые перчатки он надеть догадался. Мне нужна информация. Рассказывайте мне все, что вы знаете об этой лаборатории. С самого начала, от возникновения идеи и до секунды, предшествовавшей моему появлению здесь.
- Вы уверены, что в этом есть необходимость? - приподнял брови Сорокин.
- Разумеется, - ответил Денис, - я не собираюсь играть в жмурки. Я должен знать, чем вы тут занимаетесь и почему именно у вас утащили эту чертову пробирку.
- Хорошо, - Сорокин решился, - я расскажу вам. Думаю, излишне просить вас о...
- Я не идиот, - перебил его Денис. Сорокин насупился и начал скучным голосом:
- Начало работ по созданию биологического оружия в России можно датировать 1926 годом: тогда в рамках военно-химического управления Красной Армии появилась первая спецлаборатория. С 1928-го начались практические работы, в 1936-м прошли первые войсковые учения, отработали тактику и методику применения нового оружия. Тогда же были приняты на вооружение возбудители чумы, сибирской язвы и туляремии. Вам не скучно?
Денису на мгновение показалось, что он вдруг вернулся в далекие институтские годы и сидит на лекции. Однако он покачал головой и сказал:
- Продолжайте, профессор, все это очень интересно.
Сорокин кивнул и продолжал рассказывать с той же интонацией лектора:
- Разработанную в тридцатых туляремию применили в реальном бою в 1942-м году - против наступавшей в ростовских лесах группы войск Паулюса. Выпускать чуму и язву не рискнули - это было бы форменным безумием, эпидемия бы охватила обширную территорию по обе стороны фронта. Поэтому обошлись туляремией: хотя смертность от нее и не превышала 10 процентов, зато живую силу противника из строя хоть на время она выводила. Разносчиками заразы стали грызуны.
На первых порах успех был ошеломляющим: не дойдя до Волги, Паулюс вынужден был сделать паузу в своем стремительном броске к Сталинграду. Но случилось то, чего у нас так боялись: болезнь перекинулась через линию фронта, и уже советские солдаты заполнили лазареты. Кстати, уже в 70-е годы с помощью генной инженерии наши ученые сумели "воспитать" бактерию туляремии должным образом: смертность от нее достигла 100 процентов, к тому же она успешно противостоит всем известным антибиотикам...
До войны центр военно-биологических разработок располагался в Кирове, в 1946-м новый появился уже в Свердловске: в его колоссальных штольнях расположены масштабные цеха по производству всевозможной гадости и линии по снаряжению боеприпасов. Тогда же организовали и третий институт этой системы - в Загорске. Загорск-6 специализировался на вирусологии и токсинном оружии. Основные лабораторные и заводские мощности разместили в специальных подземных бункерах, способных выдержать прямой бомбовый удар. Все наши боевые геморрагические лихорадки - результат работы именно этого института.
Впоследствии возникло 15-е главное управление Министерства обороны, которое и возглавило подготовку к биологическому нападению. Главной целью всех этих работ было именно нападение, а не оборона, потому как с защитой мы отставали. Это хорошо видно хотя бы по этой самой конго-крымской и всем остальным геморрагическим лихорадкам. Скажем, конго-крымская лихорадка мало чем отличается от других, смертность до 40 процентов, противоядия нигде в мире нет, распространяться может аэрозольным путем. Очень хороша для военного применения, но все-таки я не думаю, что на ее основе сделали оружие.
В начале 60-х структура военно-биологического комплекса выглядела примерно так: вирусами и токсинами занимался Загорск, бактериями - Свердловск и Киров. В Свердловске соорудили целое производство: реакторы по созданию биомассы, линия рассыпки-разливки по конкретным боеприпасам. В Загорске создали оружие на базе натуральной оспы и хранили ее боевой запас. На чуме специализировался Киров. Там же были и мобилизационные запасы.
Параллельно военной, закрытой, существовала и гражданская система предприятий, которая освобождала армию от необходимости заниматься проблемой защиты от биологического оружия.
- А ваша лаборатория была открытой или закрытой? - спросил Денис.
Сорокин поболтал ложкой в пустом стакане, потом отставил стакан.
- Я дойду до этого в свое время, - сказал он, - постарайтесь не перебивать меня, я могу потерять мысль. Сначала мы создавались как исключительно гражданское предприятие, которое должно было обеспечивать компьютерную поддержку Кировских, Свердловских и Загорских проектов. Мы занимались аналитикой, а там сидели специально обученные люди, которые проверяли наши измышления. Результаты были настолько ошеломляющими, что нас засекретили быстрее, чем мы успели что-либо вякнуть.
- А чем в это время занимались американцы? - снова спросил Денис, забыв, что его попросили не перебивать.
- Они занимались тем же самым, - ответил Сорокин, - но на вооружение биологическое оружие они никогда не принимали, а после событий 1969 года работы над этим и вовсе прекратились. Тогда в их исследовательском центре произошла утечка, и один из вирусов поразил стадо овец. Возник колоссальный скандал, и программу закрыли. Им не удалось ни создать действенных боеприпасов и поставить производство на поток. А мы наладили производственные линии, выпуск и складирование боеприпасов. Мы не просто готовились к масштабной биологической бойне, мы единственные в мире были готовы ее вести!
Однако главные события стали разворачиваться в 1972-м году. СССР присоединился к конвенции о запрете на разработку, испытание и производство биологического оружия. Впервые искусственно был создан ген. И наши биологи в погонах отправили в ЦК письмо: если генетику применить к военной микробиологии, получится мощнейшее оружие, которое нашим вероятным противникам и не снилось. И вырос еще один "чумной архипелаг": институт прикладной микробиологии в Оболенске занялся бактериями, в мощный вирусологический центр в Кольцове ( это под Новосибирском) перенесли работы по военному применению натуральной оспы, в Ленинграде создали институт особо чистых веществ, в Степногорске - это в Казахстане, очень мощный институт микробиологии. В Ленинграде занимались белками, пептидами: считалось, что с их помощью можно управлять психикой человека. Собственно, это и было главной целью исследований: добиться, чтобы любые бактерии - сибирской язвы или чумы - в процессе своей жизнедеятельности выделяли белок, который мог бы воздействовать на мозг солдат противника.
