Ирина Зарубина - Госпожа следователь
— Это точно, прокуратура трудится не покладая рук…
Договорить он не успел, нежно запел селектор на столе.
— Всеволод Константинович, — проворковала Люся-секретарша, — Филиппов вас спрашивает.
— А! Ага-га. Соединяй, соединяй! — Самохин схватил трубку. — Здравствуйте, Николай Григорьич. Как раз давеча о вас говорили. Мне тут поют, что вы в отставку собрались, а я говорю — чушь. Правильно?.. Конечно… конечно… А то пришлют какого-нибудь хозяйственника — и снова все праветь начнут… Ну леветь, я уж тут не пойму сейчас, кто правый, кто левый… Ха-ха-ха… Нет-нет, будьте спокойны: курс на правовое государство. Всего доброго, Николай Григорьич.
Он положил трубку и снова уставился в окно.
Вдруг он оторвался от своих мыслей и вдавил кнопку селектора:
— Люсенька, соедини меня с социологами.
Игорь протяжно вздохнул.
— Так как, справляетесь? — поднял Самохин глаза на Клавдию.
— Справляемся, Всеволод Константинович, а как же! — бодро заявила Дежкина. — Мы же — профессионалы.
— Поспокойнее работки не хочется? — улыбнулся Самохин.
У Клавдии сердце упало. Все.
Самохин пристально поглядел на нее. Сейчас скажет.
— Значит, так, Клавдия Васильевна, дело тебе тут хочу подкинуть. Простенькое, но раскрутить его надо быстренько…
— Это мы скоренько, это мы шустренько, — в тон Самохину вставил Игорь. Все-таки зря она его взяла с собой. Думала, поможет отстреляться по задержке с «мерседесом», а он…
— Порогин? — словно только сейчас заметил Игоря Самохин. — Ну, как дела? Как впечатления свежего человека? Ты у нас сколько тут трудишься?
— Год уже, — не разделил энтузиазма начальника Игорь.
— Ого! — тут же подхватил Самохин. — Год! А может, переведешься к нам, у нас людей не хватает.
— Да-да, я и сама ему все время… — с жалкой улыбкой вступила Клавдия.
— Давай так, переведем тебя к «экономистам». У них дела серьезные, им хорошие сыщики нужны, да там и рост, перспективы, понимаешь ли…
— Ой, как здорово, — пролепетала Клавдия, уже просчитывая в уме, успеет ли она за две недели до увольнения найти себе место.
— Так, — сказал Игорь. — А у Клавдии Васильевны, выходит, дела плевые?
— Ну почему так? У всех наших работников…
— Всеволод Константинович, ВЦИОМ на проводе, — сказал селектор.
— А! Ага-га! Семен Борисыч? Самохин, Мосгорпрокуратура. Я чего звоню, Семен Борисыч. Какие там у вас рейтинги по Филиппову и по Лукарину? Хорошо, я подожду… — Обернулся к Игорю: — Так как?
Игорь молча покачал головой.
— А! Ага-га! Слушаю. Понятно… Понятно. Странно. Ну, спасибо, спасибо… А… Ошибки нет? Ну, ясно, ясно… Всего.
Самохин снова уставился в окно.
Клавдия, хотя мысли ее были заняты совсем другим, подумала, что работка у начальника — не приведи Господи.
«А ведь тоже увольнения боится», — посочувствовала.
— Ну ладно, — махнул рукой Самохин своим тяжким мыслям. — Значит, Игорь, к нам не хочешь, остаешься в уголовном розыске?
Игорь кивнул.
— Тогда за работу, товарищи. — Самохин вынул из стола папку и пустил ее по длинному полированному столу к Клавдии Васильевне. Папка катилась ладно, как саночки, но перед самыми Клавдиными руками соскользнула, уже готова была плюхнуться на пол.
У Клавдии опять екнуло сердце — это очень плохая примета, если получаешь дело, а оно падает на пол. Очень плохая примета! Перед-перед-перед-прежний генпрокурор (двадцать лет руководил) только из рук в руки передавал, сам чтил примету. А эти!..
Но дело на пол не успело свалиться, Игорь исхитрился переклониться через Клавдию и поймать папочку на лету.
— Вы там поглядите на досуге, — даже не обратил внимания на секундную панику у подчиненных Самохин. — Но в общих чертах так — надо срочно найти собачку.
Клавдия и Игорь одновременно улыбнулись. Оказывается, начальник у них и пошутить умел.
Клавдия машинально распахнула папку и увидела там — фотографию собачки. Именно собачки. Не собаки даже, а какого-то совершенно непотребного дворового существа без роду-племени.
Игорь тоже заглянул через плечо следователя и тоже уставился на фото.
Но даже если бы там, на этой цветной фотографии, была самая наипородистая, самая расчудеснейшая, самая дорогая в мире собака, Клавдия и Игорь удивились бы ничуть не меньше. Искать пропавших собак? Прокуратуре?! Да прокуратура даже не за все громкие преступления берется, только за особо общественно значимые.
«Садист, — обреченно подумала Клавдия. — Нет, чтоб просто — ищите себе другую работу. Еще издевается…»
— Найти собаку? — заговорил первым Игорь, задав обычный в таких случаях и совершенно бессмысленный вопрос. — Собаку?
— Собаку, — пожал плечами Самохин.
— Найти собаку должна следователь прокуратуры? — еще более бессмысленно спросил Игорь.
— Да, Клавдия Васильевна Дежкина, — как ребенку разъяснил Игорю Самохин.
Игорь приподнялся, чтобы задать самый последний, убийственный, по его мнению, вопрос: а вы, мол, не ошиблись адресом? — но Клавдия удержала его.
— Всеволод Константинович сейчас все нам объяснит. Тут, очевидно, все не так уж просто, да? — с надеждой поглядела она на Самохина.
— Да нет, Клавдия Васильевна, — обманул ее надежды начальник. — Ничего сложного. Ты справишься.
Игорь опять рванулся вскочить, но Клавдия снова его удержала.
— Тогда я сама не понимаю, что вы имеете в виду. — Она уже мысленно попрощалась с работой, поэтому немного осмелела.
— Я имею в виду, что у гражданина России пропала собака. Наш долг, как стоящей на страже закона организации, восстановить справедливость. То есть собаку найти. — Самохин говорил членораздельно, внятно, как бы отметал излишние вопросы.
— Простите, Всеволод Константинович, а что, преступников у нас уже не осталось? — все-таки вставил свое язвительное словцо Игорь. — Их уже ловить не нужно?
— Ну, Дежкина, честно говоря, особых преступников никогда и не ловила, — весело махнул рукой Самохин. — А здесь дело простое, женское… Все, обсуждать нечего. — В голосе Самохина прорезались нотки, которых Клавдия никогда не слышала. — Выполняйте.
— Вы что, товарищ Самохин, с ума сошли? — рубанул вдруг Игорь.
Клавдия от испуга даже зажмурилась.
Но Самохин не разозлился, не стал кричать. Он вдруг вновь обрел вальяжность и снисходительность:
— Завидую — молодость, романтика, максимализм, — улыбнулся он. — Его ни разу не лупили по заднице, — искал он сообщника в Клавдии. — Да, господин Порогин, если мне прикажут, я и с ума сойду…
Телефоны на его столе вдруг залились сразу все. Он хватанул самый голосистый из них и замахал на Клавдию рукой.
— Идите-идите, работайте! А! Ага-га, Самохин слушает… Юрий Михайлович! Привет мэру столицы!..
Как Клавдия вышла из кабинета, она помнила смутно. Главной спасающей ее от обморока мыслью было — не уволили. Пока не уволили…
Чубаристов хохотал так, что из коридора заглядывали.
— Ну, Клавдия, ты даешь! Он тебе скоро коров поручит искать. Ты зачем же позволяешь себе на голову садиться?!
Клавдия и сама сейчас понимала всю абсурдность своего положения. Искать собаку! Животики надорвешь!
Писатель Лозинский, который попивал чаек, закусывал Клавдиными пирожками и беседовал с Чубаристовым, не сразу понял причину смеха, но, когда до него дошло, он не стал ржать, как Чубаристов, а сказал грустно:
— Еще раз убеждаюсь: в России бывает все.
Игорь еще какое-то время метал громы и молнии, а Клавдия уже вроде бы участвовала в общем веселье:
— Ну что делать, буду искать собаку! Никогда этим не занималась…
— А ты дай объявление! — никак не мог успокоиться Чубаристов.
— И хоть бы породистая была! — вставил Игорь. — Вы поглядите — дворняга дворнягой!
— Зато хозяин, поди, голубых кровей, — сказал Лозинский.
— Это точно, — согласился Чубаристов.
— Виктор Сергеевич, только ты — никому, — попросила Клавдия. — Это же стыда не оберешься.
— Могила! Только вот товарищ писатель…
— Нет, я тоже… Только грустно все это.
Последние слова Лозинского были услышаны влетавшим в кабинет Левинсоном.
— А-ага-га! Кому здесь грустно? Сейчас развеселим!
Левинсон был старшим помощником прокурора по работе со средствами массовой информации, или — как он сам любил рекомендоваться — пресс-секретарь. То есть частенько давал интервью журналистам, сам пописывал статейки, но, разумеется, в строго отведенных рамках. Зато уж в кабинетах самой прокуратуры отводил душу.
— История такая — Владимир Ильич Ульянов гоняется за своей голой женой с топором. Она, бедная, визжит, зовет на помощь…