Анатолий Шестаев - Тайны Колымского РОВД
Это про лейтенанта Быкадорова, заочно учившегося на зоотехника и как-то прочитавшего Синегорову свои нескладные стихи.
Этот новый дядя СтепаНельзя сказать, что недотепа:Непримирим, хитер, настойчив…
Над последней строчкой Синегоров задумался. Если в рифму, то продолжение идет к тому, что «морально неустойчив». Нет, так нельзя, убьет, а что его жена подумает. Пишем: «К тому ж, морально он устойчив». Строки про дядю Степу относились к самому длинному оперу на всей Колыме Гене Дьячкову.
Не остановить потока слов,Всегда закладывать готов,Готов уехать навсегда.Но не пускают, вот беда.
Это про дежурного РОВД москвича Лаптина. Подумав, Синегоров исправил «закладывать» на «докладывать». Все-таки праздничная газета.
Усы мушкетера, походка бретера.Немного похож на одного актера,Нарушать ПДД не даст никому.Хоть в схватку придется вступить самому.
Само собой сложилось про опера ОБЭП Багулина, вместе с которым Синегоров месяц назад задерживал двух пьяных мужиков, пытавшихся сначала удрать на машине, а потом полезших в драку.
С законом строгим он на «ты»,В делах не терпит суеты,В решеньях быстрый, как Ньютон,Но всё же всем доступен он,
В принципе это прокурор, но пусть каждый про себя думает, ухмыльнулся Синегоров.
Гитлера поза, динозавра фигура —Вот это типаж, вот это фактура.
Вспомнился вдруг начальник отдела. Но эти строчки в газету Матвеич вносить не стал. Зачем обижать человека под Новый год.
Тут же не отрываясь от стола Матвеич написал несколько адресных поздравлений-пожеланий, подборку новогодних снов, пару новых анекдотов. Через полтора часа стенгазета была полностью готова.
Следующий день принес неожиданный подарок. На посту ГАИ при осмотре автомашины Бидоева сотрудниками ДПС было обнаружено и изъято два килограмма промышленного золота.
Довольный начальник РОВД, положив телефонную трубку, улыбаясь во весь рот, говорил Синегорову:
— Видал, не только вы золото изымаете. В УВД я уже доложил, давай дальше раскручивай, Бидоева допроси, откуда золото, и в камеру; ну, сам знаешь.
— А откуда мы знаем, что это золото? — огорошил его Синегоров.
— Ну ты что, как? Я уже доложил. Да что мы золото от другого металла не отличим? — возмутился Ершов.
— Зря поторопился, теперь УВД не отвяжется. Экспертизу же не делали, а насколько я знаю, металл лежал в багажнике машины почти открыто, так золото не возят. Я сейчас опрошу Бидоева, а Захарченко быстренько отвезет металл на экспертизу, и через час-полтора будем знать, аурелиум или что другое.
Синегоров знал что говорил. Чтобы изъять два килограмма золота, надо очень хорошо поработать, и не один месяц, а чтобы вот так, на блюдечке…
Отправив Захарченко с металлом в УВД, он вызвал к себе Бидоева. Тот зашел в сопровождении сержанта, спокойно поздоровался и сел на предложенный стул. Попросив разрешения, закурил.
— Что, не первый раз в милиции? — спросил Синегоров.
— Приходилось бывать, что здесь такого, — спокойно ответил Бидоев.
— Так что у вас в багажнике было?
— А-а, это? Так это бронза, — усмехнулся задержанный.
— Зачем вы ее возите?
— Как сказать, просили меня достать бронзы, то ли для таблички, то ли статуэтку делать, вот я и раздобыл немного, да не успел отдать.
— А кто просил?
— Вот я и говорю, не успел отдать, замотался, а он уже уехал на материк, так вот и валяется в багажнике.
— А может, вы продать хотели?
— Да кто ее купит?
— Нет, не бронзу, а золото, — уточнил Синегоров, в упор глядя на задержанного.
Тот отвел взгляд и снова усмехнулся:
— Какое золото?
— Вот я и говорю: бронзу по цене и под видом золота, — продолжал Синегоров.
— Чтобы голову оторвали?
— А все-таки, где взяли и по какой цене?
Бидоев твердо стоял на своем. Через час позвонил Захарченко и доложил результат экспертизы коротко и ясно:
— Два килограмма бронзы!
Извинившись перед Бидоевым, Синегоров распорядился отпустить его и пошел к начальнику. Ершов пребывал в прекрасном настроении: скоро Новый год, показатели хорошие, ЧП нет, а тут под занавес два килограмма золота, да к тому же не этот самоуверенный и независимый Синегоров изъял. Тут-то и ошеломил его Матвеич.
— Не может быть, я же сам смотрел, — недоумевал Ершов.
— Сам смотрел, эксперт тоже сначала подумал, что золото, и только экспертиза определила, что это бронза, — «утешил» его Синегоров.
— Черт возьми, я уже в УВД доложил, — сокрушался начальник.
Вечером, разглядывая слитки бронзы, Синегоров пытался вспомнить, где он уже видел такое. Но предновогодняя суета, а затем праздники выветрили у него из головы и бронзу, и Бидоева.
Где-то через четыре месяца ему случайно стало известно, что некий бойкий мужичок по кличке Балдуин по пьяной лавочке проговорился, как он продал пару килограммов бронзы.
— Балдуин, Балдуин, он же с Гикаловым постоянно терся, — сразу вспомнил Захарченко, когда Синегоров спросил его по этому поводу.
— Вот-вот, а такую бронзу мне как раз как-то Гикалов и показывал. Теперь понятно, что к чему?
— Ты думаешь, это гикаловская работа? Он же тогда опером у нас работал, — засомневался было Пал Палыч.
— Именно, что опером. И хорошо знал, что Бидоев потихоньку скупает металл. И впарил ему через Балдуина два килограмма бронзы.
— Во артист. Куда же он деньги дел? Вечно занимал.
— Как пришли, так и ушли. Давай Балдуина попробуем расколоть.
— А зачем? Бидоев же не будет заяву писать на мошенников.
— Для спортивного интересу!
Через две недели под большим нажимом Балдуин все-таки признался, что было такое. Он действительно продал два килограмма Бидоеву, но его подставил Гикалов, уверив, что это золото, иначе бы он на такую аферу не согласился. За это и убить могут. В разговоре Балдуин проговорился, что был кто-то и третий, кто посадил его на самолет и отправил на полгода в Хабаровск. Но кто это был, старый пройдоха так и не сказал.
Впрочем, Синегоров и сам догадывался и только головой покачал. Они с Захарченко еще не подозревали, что скоро столкнутся с Гикаловым на золотой дорожке.
Варнаки
Март на Колыме — еще зима. Морозы, правда, уже пошли на убыль. Солнце глядит повеселей. Еще полтора-два месяца, и можно выезжать на участки старательских артелей. Матвеич — начальник валютного отделения РОВД — задумчиво глядел на замерзшее окно в своем уютном кабинете. «Снегу сколько навалило, лыжню мою на сопке занесло совсем, но к субботе, конечно, прочистят».
Матвеич — заядлый лыжник и практически с начала ноября по 10 мая не пропускал выходного дня, обычно воскресенья, чтобы не пробежать 15–20 километров по молчаливому замерзшему лесу.
Обильный снегопад мешал запланированному выезду в тайгу на ручей Чаглинах. Матвеичу, наверное, птички настучали, что там в избушке проживают два или три человека явно не охотники, и чего там охотникам делать, значит… ну конечно «хищники». Делают пожоги, поставили полубочку и моют себе потихоньку. Задача представлялась простой: выехать на «Урале», по трассе всего 350 километров, а дальше по тайге всего около 30-ти. Можно доехать до самой избушки, зимой никуда не убегут. Но снегопад… «Маяк» тут же, откликаясь на мысли, зашелся голосом Наны Брегвадзе: «Снегопад, снегопад…»
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Пал Палыч, старший опер, правая рука и друг Матвеича. Жизнерадостно улыбаясь, громко спросил:
— Ну, что сегодня будем делать?
Матвеич хмуро ответил не в том духе: мол, если тебе делать нечего, то увольняйся, намекая, что самому пора проявлять инициативу, а не ждать мудрых ЦУ.
— Вот так всегда, — не смутился Пашка, — я же имел в виду, не поедем ли куда-нибудь. Если нет, то мы с ребятами машинами займемся, надо «уазик» подшаманить, да и «шестерку» тоже.
— А что с «Уралом» ивановским?
— Да все нормально, он сейчас дома, можно взять в любое время, да Иван и сам может с нами поехать.
— Это, конечно, здорово, да вот видишь снегу сколько навалило, а нам бы так пригодился показатель по «хищникам» еще до начала промсезона.
— Так весь сезон впереди — успеем.
— Сезон-то сезон. Ты что, не знаешь, что в нашем районе «хищников» практически не бывает, это тебе не Сусуман.
— Поедем опять в соседний район.
— Это когда же мы ездили, ты на карту посмотри, а лучше не смотри, ручьи-то в тайге все одинаковые, а на нем же не написано, как он называется и в каком районе течет, как раз, может, на границе районов.
