Ростислав Самбук - Скифская чаша
— Авария произошла перед загрузкой багажа в самолет, — не очень конкретно объяснил майор, — может, что-то случайно попало в вещи пассажиров...
— Нет, — отрезала бабка твердо, — я хоть и старая, а чемойдан сама паковала.
— А потом? — поинтересовался Хаблак. — Вы нигде его не оставляли? В чужие руки не попадал?
— Нет.
— Большой чемодан имели?
— Зачем большой! Гостила в Киеве у дочки, ну и дома, в Одессе, тоже внуки, гостинцев им купила, дочь кое-что дала: конфет, куклу, курточку.
— И дочь отвезла вас в аэропорт?
— Она сама, зять на работе.
— Автобусом?
— Такси вызвала, я говорила, не нужно, но разве ее переупрямишь? Почитай, денег много, она учительница, а муж ученый, в институте работает.
— Итак, — на всякий случай уточнил Хаблак, — чемодан вы сдали в аэропорту, когда регистрировали билет? А до того все время видели его?
— Глаз не спускала, — подтвердила бабка, — как можно, не ровен час украдут... Там на аэродроме столько народа и все глазами так и стреляют...
— Ну знаете! — обиделся за пассажиров Хаблак.
— Так зачем спрашиваете? — не без ехидства заметила старуха.
Логика у нее была, что называется, железная, и майору ничего не оставалось, как только проводить ее до дверей, извинившись за беспокойство и объяснив, что не позже, чем через два-три часа, она будет в Одессе.
От следующего собеседника пахло хорошим одеколоном и коньяком. Он расположился на стуле перед столом дежурного по гостинице, за которым сидел Хаблак. Закинул ногу за ногу, и майор немного позавидовал его белым брюкам, действительно красивым и модным. Хаблак слышал, что у перекупщиков такие стоили чуть ли не больше, чем половина его месячной зарплаты, значит, сидел перед ним человек явно с достатком, о чем свидетельствовал и пиджак из мягкой серой шерсти, не стандартный, купленный в магазине, а явно сшитый у дорогого портного.
Майор заглянул в список пассажиров, с которыми должен был поговорить, и попробовал угадать, кто именно сидит перед ним.
— Если не ошибаюсь, — начал он, немного поколебавшись, — Леонид Эдуардович Русанов? — Этот элегантный мужчина средних лет обязан был иметь и элегантную фамилию — Русанов, Боярский, Мещерский, а не какую-то простецкую, вроде Хаблака, Дзюбко или Кобеляка.
Однако предположения Хаблака не оправдались — его собеседник погладил складку на отутюженных брюках и ответил с достоинством:
— Ошибаетесь, меня зовут Михаилом Никитовичем. А фамилия Манжула.
— Очень приятно, — улыбнулся Хаблак, хотя, честно говоря, этот пижонистый мужчина не вызвал у него симпатии.
Хаблак хотел уже перейти к сути разговора, но дверь приоткрылась и в комнату заглянула старушка. Она поманила пальцем Хаблака, и не успел он подойти, как спросила:
— А где же мой чемойдан? Ты чего о нем расспрашивал? Может, украли?
Хаблак подумал, что разговор с бабкой грозит затянуться до бесконечности, потому и поспешил заверить:
— Нет.
— Чай, я говорила: игрушки там и гостинцы, как же я домой без них?
— За ваше имущество, — уклончиво ответил Хаблак, — несет полную ответственность Аэрофлот. Понимаете, полную?
— Ну ежели так... — Старушка, кажется, успокоилась, но все же пробурчала: — Лучше б чемойдан был при мне.
Хаблак едва заметно улыбнулся: не мог же сказать потерпевшей, что в принципе согласен с ней. Оглянулся и поймал насмешливый взгляд Манжулы. Тот, не ожидая, пока Хаблак возобновит разговор, спросил сам:
— Если не ошибаюсь, наша беседа вызвана неприятным эпизодом с багажом?
— Если, конечно, это можно назвать лишь неприятным эпизодом...
— Извините, с кем имею честь?
— Майор Хаблак, старший инспектор Киевского уголовного розыска.
— Оперативно работаете.
Хаблак промолчал: какое дело этому пижону до методов работы милиции? Спросил сухо:
— Разрешите поинтересоваться, Михаил Никитович, где вы живете — работаете?
Манжула прищурился.
— Извините, — спросил сам, — я тут в какой, так сказать, роли? Свидетель, потерпевший?
— Видите, — Хаблак кивнул на пустой стол, — я не веду протокол. Если не возражаете, надо выяснить кое-что.
— Не возражаю, — на удивление кротко согласился Манжула. — Как меня зовут, уже знаете. Живу в Одессе, улица Степная, сорок семь. Работаю в отделе снабжения машиностроительного завода.
— Кем?
— Заместителем начальника отдела.
«Сто семьдесят — сто девяносто рублей в месяц. Плюс прогрессивка, — быстро прикинул Хаблак, — не шибко разгонишься».
Спросил:
— Были в командировке?
— В Киеве наш главк.
— Что-то выбивали?
— Работа... — развел руками Манжула. — Станки, топливо, металл... Без снабженцев — хана.
— Долго были в Киеве?
Манжула вздохнул.
— Две недели...
— Успешно?
— Более или менее...
— Где жили?
— В гостинице.
— Вещей имели много?
— Какие у нас вещи!.. Малый джентльменский набор: белье, носовые платки, плащ, пижама и зубная щетка.
— Может, что-то приобрели в Киеве?
Манжула хитро сощурился.
— Чего вы ходите вокруг да около?.. Давайте уж прямо...
— Давайте, — согласился Хаблак. — Чемодан сами в багаж сдавали?
— Конечно.
— Упаковывали его сами?
— Кто же еще?
— И чужие руки к нему не прикасались?
— Вот вы о чем! — Манжула посмотрел на Хаблака холодно. — Нет, товарищ, ищите где-то в другом месте. В моем чемодане, кроме обычной дребедени, не было ничего. Гарантия.
— А если гарантия, — поднялся майор, — то не смею больше задерживать.
Они попрощались, довольные друг другом, по крайней мере, так решил Хаблак, увидев, как приветливо улыбнулся ему Манжула, затворяя дверь.
В комнату вошла седая женщина в темно-синем английского покроя костюме и белой блузке. Она взглянула на Хаблака сурово, как учительница на нерадивого ученика, и майор в самом деле почувствовал себя проштрафившимся мальчишкой. Стоял у стола и смотрел на нее — строгую и неприступную, казалось, сейчас отчитает за неуместную шутку или неблаговидный поступок. Потому и начал чуть ли не заискивающе:
— Извините, что побеспокоили, но вынуждены поговорить со всеми пассажирами...
— Чего там, — махнула рукой властно, будто отпуская майору этот грех. И, не дожидаясь обычных вопросов, назвалась: — Мария Федотовна Винницкая. Доктор медицинских наук. Этого достаточно?
— Работаете?
— Заведую кафедрой в мединституте.
Хаблак подвинул Марии Федотовне стул. Она опустилась на него, опираясь на спинку, и смотрела, как прежде, холодно и вопрошающе.
— Нам надо выяснить лишь один вопрос — Хаблак стоял перед профессоршей, сообразив, что именно это внешнее проявление почтительности может пойти ему на пользу. — У вас есть бирка к чемодану, который сдавали в багаж?
— Две... — Винницкая щелкнула замком сумочки и вытянула два картонных номерка. — От чемодана и сумки.
— Вы сами укладывали вещи?
Профессор смерила Хаблака с ног до головы внимательным взглядом, подумала немного, и майор услышал исчерпывающий ответ, — видно, привыкла к неожиданным вопросам в аудиториях и никогда не тушевалась:
— Я еду в санаторий на месяц и не хочу ограничивать себя. Вещи отбирала сама, кое-что дочка, они вместе с зятем уложили чемодан и сумку, я не имею времени заниматься такими мелочами, слава богу, мои домочадцы еще понимают это...
— Стало быть, дочь и зять... — раздумчиво протянул Хаблак. — Но кто же именно?
Винницкая лишь пожала плечами, вероятно, она и в самом деле не придавала этому значения, но Хаблак должен был докопаться до истины.
— Вы сами сдавали вещи в багаж? — спросил.
Профессор посмотрела на него так, что майор сразу понял неуместность своего вопроса.
— Зять, — ответила, — зять отвез меня в аэропорт и уладил все формальности.
— Значит, хороший зять... — то ли резюмировал, то ли спросил Хаблак, однако Винницкая ничем не выказала своего отношения к этим словам, и майор подумал: традиционные отношения тещи с зятем, тем более тещи титулованной, властной, привыкшей во всем играть первую скрипку.
И еще подумал, что зять в конце концов мог взбунтоваться, и трудно представить, в какие формы может вылиться такой протест.
— Кто ваш зять? — поинтересовался.
Винницкая пренебрежительно выпятила нижнюю губу, будто само обсуждение этого вопроса унижало ее достоинство.
— Обычный инженер, — объяснила.
— Бывают необычные?
— Еще бы, — она подняла глаза на Хаблака: неужто в самом деле не понимаете? И продолжала с нажимом: — Рядовой всюду останется рядовым, средним, разве среди вас нет таких? Ну, знаете, одному суждено всю жизнь ходить в лейтенантах, а другой в сорок уже генерал.