Марина Серова - Дублерша для жены

И как папа с мамой их воспитывали! Куда там Макаренко с Ушинским…

Но такая семья — скорее исключение, лишь подтверждающее общее правило, что у людей экстремальных профессий часто имеются проблемы личного свойства. А моя профессия — элитный телохранитель-"личник" — относилась именно к такой категории профессий.

— Между прочим, — сообщила я тетушке неожиданно для самой себя, — вчера ко мне в клубе подошел мужчина — трезвый! — и предложил руку, сердце и прочие органы плюс личный лимузин в придачу. И все это только за то, чтобы я с ним потанцевала.

— И что? — довольно равнодушно осведомилась тетушка.

— Потанцевала! Правда, у меня было такое предчувствие, что танцевала я сразу с двумя мужчинами, потому что рядом с моим партнером синхронно топтался его телохранитель. Знаешь, кто это оказался?

— Кто?

— Эллер. Леонард Эллер.

— А кто это такой? Хотя постой… А, ну да, вроде математик.

— Ну вот… — протянула я, — математиком, тетушка, был Леонард Эйлер. К тому же он жил в восемнадцатом веке. А Эллер, с которым я танцевала вчера, жив, здоров и весьма упитан к тому же. Кстати, странно, что ты его не помнишь. Ведь кто, как не ты, не так давно усиленно им восхищалась?

Именно ты говорила, что такие, как он, движут вперед нашу культуру.

— Погоди.., это который Эллер? Кинорежиссер? Наш, из Тарасова, переехавший в Москву и там выдвинувшийся? У него своя киностудия.., на «Оскара» номинировался…

Это этот самый?

— Ну, по-моему, фамилия и имя достаточно редкие, чтобы встречаться на каждом углу. Кстати, тетушка, сначала я его в Москве видала. В одном клубе. У нас с ним появилась странная традиция — встречаться в клубах. Там, в Москве, смешно получилось: ко мне подошел молодой человек и назвал каким-то странным, певучим, явно не моим именем. То ли Изабелла, то ли Полина… что-то вроде того.

Я не сказала, что в ту ночь хорошо выпила, потому что мы отмечали с московской подружкой ее день рождения. Такие подробности совершенно излишни для тетушки.

— А потом оказалось, что этот молодой человек — охранник Эллера, — продолжала я. — В Тарасове же мне привелось и с самим Леонардом Леонтьевичем познакомиться.

— Но он же.., личный друг Олега Табакова, Никиты Михалкова.., да мало ли кого!

Он Альфреда Шнитке знал. И с ним ты вчера танцевала?

— Совершенно верно.

Тетушка в который раз за это утро всплеснула руками:

— Да что же ты молчала? Как всякую ерунду, так рассказываешь по пять раз, а тут знакомство с самим Эллером! Ты хоть автограф у него попросила?

— Знаешь, он вел себя со мной так, что было похоже, будто он сам у меня вот-вот автограф попросит, — подбоченясь, лукаво сообщила я. А потом ответила на тетушкин вопрос:

— Зачем мне автограф Эллера? Я ни одного его фильма не видела, а те его полторы роли в кино, что я одним глазком видела.., не очень-то мне и понравились, честно сказать.

— Так для меня бы попросила! Леонард Леонтьевич Эллер — это же российская величина! А я и не знала, что он сейчас в Тарасове, — ахала тетушка, не в силах успокоиться после моего сообщения.

— И он долго еще будет в Тарасове. На днях приехал. Он тут свой очередной фильм снимает. То есть не весь фильм, а эпизоды для него. Ландшафт, говорит, подходящий.

К тому же здесь его малая родина и тесть у него тут живет.

— Тесть?

— Ну да. Борис Оттобальдович Бжезинский. Слыхала?

— Ну как же! — Тетушка буквально расцвела. — Борис! Я Бориса Оттобальдовича с тех времен помню, когда он еще не был первым секретарем Тарасовского горкома партии. Да-да, бывали времена, когда и он не слишком гордый был. А теперь только слышишь — польская кровь, немецкая кровь, чешская кровь… Спеси во всех более чем достаточно появилось. А Борис Оттобальдович…

— Мне кажется, тетушка, ты ведешь националистическую пропаганду, — иронически заметила я. — Что еще за польско-чешская кровь?

— Ну как же! Фамилия-то у него какая:

Бжезинский. Из графов, польской шляхты предок был. А отчество — Оттобальдович, немецкое. И по отцовской линии у него чешская примесь есть. Он, помнится, любил пиво чешское и, когда его пил, все подмигивал и говорил, что это в нем чешская кровь играет. Я с ним познакомилась, когда мне лет семнадцать было. Погоди, — спохватилась вдруг тетушка, — а как же так выходит, что Бжезинский — тесть Эллера?

Ведь, если мне не изменяет память, они чуть ли не одногодки.

— Вероятно, да. Только Леонард Леонтьевич твой хваленый — кобель, каких поискать. У него, по-моему, только русских жен штук пять или шесть было. А еще были шведка, американка и даже японка, кажется. Причем я только официальных жен считаю.

— Ну уж ты, Женя, скажешь, — засомневалась тетушка. — По твоему счету выходит, что у него чуть ли не десять жен было, так, что ли?

— И это не учитывая любовниц. Впрочем, человек он творческий, ему постоянно нужен стимулятор вдохновения… — Я пожала плечами. — Вот вчера он меня, вероятно, тоже использовал в качестве стимулятора. Только недолго. Я все-таки предпочитаю более молодых мужчин.

— Эллеру, если не ошибаюсь, около пятидесяти? — уточнила тетя Мила.

— Да, где-то так, — согласилась я.

— Ну вот что, Женька, — произнесла тетушка назидательно, — если ты увидишь Эллера еще раз, все-таки возьми у него автограф. А лучше купи его книгу — он, кажется, издал автобиографию, — и пусть он на ней распишется. Ладно?

Я снова пожала плечами:

— Это уж как получится. Может, ты его сама увидишь. На какой-нибудь презентации.

Тетушка заерзала в кресле и проговорила:

— Значит, Эллер женился на дочери Бориса Оттобальдовича? Так-так, понятно. Наверное, она молодая?

— Ничего не знаю, — сказала я и повторила по слогам: — Ни-че-го не зна-ю. Если ты так хорошо знакома с этим Бжезинским, то должна сама знать, сколько лет его дочери.

Тетушка тяжело вздохнула и произнесла:

— Да дело в том, что это могла быть и моя дочь.

— Что, прости? — резко повернулась к ней я.

— Я ведь два года встречалась с Борисом Оттобаль.., с Борисом. Он меня лет на пять старше.

— Значит, сейчас ему лет шестьдесят.

— Да. Он тогда меня даже с родителями своими познакомил. Представляешь, я — простая студентка, живу в институтской общаге, а Борис приглашает меня к себе в гости. Его отец, Оттобальд Бжезинский, — генерал КГБ, руководил местными чекистами. Мать — холеная такая, лощеная, не работала. А по тем временам в домохозяйках могли себе позволить сидеть лишь жены крупных военных, от полковника начиная, и крупной партноменклатуры. Представляешь? Твой отец, мой брат Максим, тогда в лейтенантах ходил, а мой друг — сын генерала КГБ. Помню, пришла я к ним домой, они в центре, на Бахметьевской, в четырехкомнатной квартире жили, а там — ох! Белая кожаная мебель, стенка югославская, посуда чешская, техника… В общем, все!

Я просто онемела. А великосветские манеры мамаши Бориса меня просто убили. Для нее положить вилку не по ту сторону тарелки было как уголовное преступление. А я с перепугу вилку от ложки отличить не могла и нож в левую руку взяла… Она потом сказала Борису: дескать, милая девушка Мила, но нам не пара. Она так и говорила: нам. Ну а что я хотела? Все равно не допустили бы.

Борис, правда, гордый был, говорит: «Все равно по-своему сделаю, буду жить с ней в коммуналке, а вас не послушаю». Да гордость гордостью, а балованный он с рождения был, балованный, капризный, ничего делать толком не умел, да и зачем ему было самому что-то делать? Над ним с пеленок мамушки-нянюшки носились. Так что, даже если бы с ним поженились, ничего бы не вышло.

— Понятно, — кивнула я, — мезальянс.

Да ладно тебе, тетушка, что было, то прошло. У них, у этой знати, замкнутое общество, чужих туда не пускают.

— Это точно, — отозвалась она, — да я и не жалею. Поздно жалеть. Ладно. Пойдем лучше завтракать. Я блинчиков с мясом понаделала. Идем, Женя.

Но аппетитных блинчиков с мясом, до приготовления которых тетушка большая мастерица, я отведать не успела. Только мы уселись за стол, как зазвонил телефон. Тетя, как всегда, сама взяла трубку. Дело в том, что я никак не сподоблюсь приобрести аппарат с определителем номера, поскольку говорить хочу далеко не со всеми, кто звонит. Вот тетя Мила и выступает в роли живого определителя номера и плюс автоответчика.

— Да, слушаю, — услышала я теткины слова. — Квартира Охотниковых, вы не ошиблись. Евгению Максимовну? А кто ее спрашивает?

Я усмехнулась: въедливая тетушка никого не допускает до моей персоны, не разведав все от и до. Кстати, для особо заветных друзей у меня имеется сотовый, чтобы миновать цензуру в лице любезной Людмилы Прокофьевны.

В этот момент из прихожей, где она говорила по телефону, раздались грохот, звон разбитого стекла… Привыкшая мгновенно реагировать на авральные ситуации, я вскочила из-за стола и ринулась на шум.

Что за чепуха? Уж не ворвался ли к нам пьяный сантехник дядя Гриша из соседнего подъезда, который постоянно принимает нашу квартиру за свою. Однажды он даже взял ключи у тети Милы и собрался сделать с них копию. Тетушку он, понятное дело, принял за свою жену, а она была так растеряна его мамаевым наскоком, что ключи отдала. Пришлось мне идти к нему и разбираться, отбирать ключи, хотя дядя Гриша сам толком не помнил, сколько дубликатов сделал…