Анна Данилова - Ангел в яблоневом саду
Нет, такая жизнь не для меня.
Во-первых, я не понимаю, как вообще можно жить без мужчины. Ладно без мужа, но любовника-то уже давно могла бы себе завести. Валентина у нас женщина красивая, светлые русые волосы, яркие синие глаза с черными ресницами, полная грудь, длинные ноги. Когда она идет по улице, все смотрят на ее грудь и бедра, которые покачиваются из стороны в сторону, но не вульгарно, а наоборот, аккуратненько так, сдержанно, но все равно так, что глаз не отвести. Нет, это я не про себя, конечно. Просто я знаю мнение мужчин, которые видели мою тетю. Ей всего-то тридцать пять. Но выглядит она гораздо моложе. А если бы не пахала как лошадь, так и вовсе сошла бы за двадцатипятилетнюю.
Да, я не завидовала ей, но как тогда объяснить чувство, когда начинаешь сравнивать свою жизнь с жизнью Валентины и понимаешь, что по большей части хотела бы все равно оказаться на ее месте? В городе у меня есть маленькая квартирка, доставшаяся мне по наследству от моей матери, родной сестры Валентины. Мою мать звали Клара. Она была антиподом Валентины: невысокая брюнетка с плоской грудью и кривоватыми ногами. Возможно, моя бабушка родила ее от соседа-татарина, Рената. Но свечку никто не держал…
Так вот, я ненавидела свою квартиру. В ней всегда было холодно, неуютно, не прибрано и пахло тиной, болотцем. Разве что лягушки не квакали. А летом все стены и потолки казались серыми от огромного количества комаров. В жилищной конторе знали об утечке канализационных вод в подвал, однако ничего не предпринимали, словно ждали, что наш дом вот-вот рухнет…
Дом Валентины же после моей квартиры казался мне просто образцом порядка, чистоты и уюта.
Дом большой, с множеством комнат и солнечным застекленным чердаком, где тоже можно было спать, жить. Правда, Валентина хранила там старые вещи, матрацы, одеяла.
К примеру, поздней осенью, когда в городе еще не начали топить, в доме Валентины было тепло и даже жарко от новенького мощного котла и батарей.
А еще, находясь у Валентины, невозможно было остаться голодной. Холодильник ее был всегда заполнен вкусной едой, на плите тоже постоянно что-то варилось, булькало.
Ванная комната была вообще гордостью Валентины и нисколько не уступала городским.
Но главное, что мне нравилось, когда я приезжала к тетке, это ощущение полной защищенности. Ни дождь, ни буран, снегопад или метель, ничто не могло навредить дому. Наоборот, в жуткую непогоду, когда вся земля, казалось, стонала под порывами ветра и сотрясалась от грома, находиться в доме Валентины было особенно приятно.
Зависть. Нет, не то. Не могу подобрать слова, чтобы объяснить свои чувства к ней. Понимаете, у нас с ней как-то сразу распределились роли: я была отрицательным персонажем, Валентина – положительным. Если верить Валентине, то во мне сконцентрировалось все плохое и даже отвратительное, что вообще может иметь отношение к женщине. Делать ничего толком не умею, неразборчива в связях, транжира, грязнуля и вообще глупая. Удивительно, что при всех моих недостатках моя тетя любит меня и помогает. Вернее, помогала. Все никак не привыкну, что ее больше нет.
Ее холодильник, тот, что в сенях, до сих пор набит баночками с гусиным паштетом. И мне не верится, что все эти паштеты, и козы, и дом, и деньги, и все-все, что раньше принадлежало Валентине и что было заработано ею, теперь мое.
И даже в полной тишине дома, в комнате, где я точно знаю, что никого нет, мне чудится звук ее тихих шагов, ее дыхание, шорох платья и даже аромат духов. Словно она еще где-то здесь, рядом со мной, следит за каждым моим движением (а может, и за мыслями?!) и думает: ну ничего себе, этой девице все свалилось на голову! В смысле, богатство. Да, я теперь богата. Но никто об этом не знает. Дом – да, счета в банке – да, гуси и козы – да, все это будет надлежащим образом оформлено на мое имя, поскольку я – единственная наследница. Но то, другое, что греет душу и заставляет мое сердце биться с удвоенной, а то и с утроенной силой – об этом никому не известно. И если это всплывет наружу, если об этом кто-нибудь узнает, то мне конец.
Часто вспоминаю ее нравоучения. Ты, говорит, Ирка, порхаешь по жизни, как бабочка. И эта самая жизнь пролетит мимо тебя, оглянуться не успеешь. Много она знала о моей жизни. Ну да, серьезной уж меня никак не назовешь, это правда. Мужчин я люблю, вернее, они меня любят, и я редко кому отказываю. Особенно если мужчина деловой, серьезный, при деньгах. Он и в ресторан сводит, и цветы подарит, и комплименты скажет, и будет весь такой вежливый-вежливый. И кто виноват, что почти все те, с кем мне приходилось иметь дело, женаты? Пусть женаты, зато рядом с ними не чувствуешь себя одинокой. А вот Валя была одинокой. И когда я приезжала к ней, она радовалась искренне, я это чувствовала, и это потому, что ближе меня, как я думала, у нее никого не было. И пусть мы с ней ругались и она сильно обижала меня, особенно в те моменты, когда учила жизни, но все равно мы любили друг друга, поддерживали, и как бы нас жизнь ни била, мы оставались родными людьми.
Понятное дело, что сблизились мы после смерти Егора, мужа Вали. Вот была пара – загляденье! Всегда вместе, видно, что были счастливы. Она прямо-таки сияла рядом с ним, а он – рядом с ней. И тогда многие им завидовали. Вокруг почти все мужики пьют, а Егор мало того, что не пьет, еще и работает много, каждую копейку несет в дом. Это он отбирал и покупал коз, разводил гусей, научил Валюшу делать паштеты, нашел покупателей-рестораторов…
Он погиб неожиданно, как это всегда бывает, когда из жизни уходит молодой человек. Был май, все распускалось, Идолга со своими садами напоминала настоящий цветущий рай. Егор возвращался из города на машине, не справился с управлением и врезался в столб. Валя говорила, что у него сердце, что ли, прихватило и что он отключился еще в машине, то есть умер.
Хоронили Егора всей деревней. Валентина, во всем черном, была так торжественна и красива, что все смотрели, как мне тогда показалось, только на нее. Вероятно, ждали от нее истерики, но она была сдержанна, стояла возле могилы с белым лицом…
Истерика была уже дома, когда ее никто, кроме меня, не видел. Она так рыдала, что, казалось, еще немного, и ее сердце не выдержит, разорвется.
Я успокаивала ее, как могла, держала в своих руках, как в кольце, жалась щекой к ее щеке и тоже тихо плакала. Так жаль ее было. Вот тогда-то она и сказала мне, мол, Ирка, только ты у меня и осталась. Не бросай меня. Я и не бросила. Приезжала к ней. И хотя потом-то она все равно упрекнула меня, что я приезжала к ней из-за денег, но деньги-то она сама мне давала, я не просила. Просто приезжала, рассказывала о своей жизни, и она понимала, что у меня в кармане ветер гуляет, что нечем заплатить за квартиру, что скоро электричество отключат. Не говоря уже о том, что мне просто нечего было есть. Ты, говорит, Ирка, живешь неправильно. Тебе не продавщицей надо работать, а пойти учиться, как все нормальные девушки твоего возраста. Но кто виноват, что у меня нет способностей и что я неусидчивая такая. Знаю, что, если и поступлю куда-нибудь на коммерческое отделение, все равно учиться не буду, что не найду в себе силы ходить на лекции, тем более что я уже пробовала, и у меня ничего не получилось: я за компанию с моей подружкой Сашкой поступила на философский факультет университета. Думаю, что нас с ней приняли исключительно из-за того, что в городе и области нашлось слишком мало желающих поступать на этот факультет. Философия – что это такое, я до сих пор теряюсь в догадках. Это как космос… И за это деньги не платят, в отличие от профессий, связанных с экономикой, туризмом, психологией…
Я в первый же месяц закрутила роман с одним из преподавателей. Видный такой, серьезный дядечка, он так долго смотрел на меня во время лекции, а потом, в конце, сказал, чтобы я задержалась. Ну, я и осталась. Он вежливо так и на полном серьезе сказал мне, что хочет, чтобы я подготовила какой-то там доклад о Канте, и для этого он готов был дать мне одну редкую книгу, которой нет в читальном зале университетской библиотеки. Мы договорились встретиться с ним в центре, я пришла вся такая нарядная, в духах и туманах… Книжку он мне, конечно, принес, но мог бы и не приносить, все равно весь вечер мы провели у меня дома, ели купленные им пирожные, пили шампанское. Он оказался ну просто каким-то извращенцем, я еще подумала тогда, все они, что ли, преподаватели с такой богатой фантазией. И все бы ничего, ко всему можно приспособиться, если бы не его противные звонки жене, он врал ей на моих глазах, противно гримасничая, что у него сломалась машина, что он ждет, пока ее починят в мастерской…
Сентябрь был теплый, солнечный, и я стала прогуливать лекции, а потом и вовсе бросила университет. Работала где придется, встречалась с мужчинами, тянула с них деньги и, если ничего не выходило, тут же бросала их.
Однажды, примерно через пару недель после похорон Егора, я проснулась в чужой квартире и поняла, что совершенно не помню, где я и как зовут огромного волосатого мужика, что спит рядом со мной. Квартира была так себе, с обшарпанными обоями и грязными окнами, на полу валялись пустые бутылки и поднос с остатками ужина. Постель тоже была какая-то несвежая, серая, чужая. От мужика несло перегаром. Я выскользнула из-под одеяла и сразу же замерзла. Собрав одежду, заперлась в ванной комнате. Взглянула на себя в зеркало и ахнула: косметика размазана по лицу, под глазами припухлости, волосы торчат в разные стороны… Открыла кран с горячей водой, но оттуда шла только ледяная… Мыло ядовито-розового цвета с налипшими черными короткими волосками… Я умылась, оделась и сбежала оттуда. До сих пор не могу вспомнить, где была и с кем… Приехала домой, хотела помыться, но и у меня тоже отключили горячую воду. Решила выпить кофе – в буфете ни грамма кофе, ни пакетика чая. Ни хлеба, ни варенья, ничего! И тогда я вышла из дома, села на автобус, добралась до вокзала и оттуда уже на электричке доехала до Идолги. Подошла к дому Валентины и испытала какое-то облегчение, словно я вернулась домой. Словно это мой дом. Вот такое странное чувство. Будто заранее знала, что когда-нибудь этот дом на самом деле станет моим. Тетки дома не было. Но я знала, где она прячет ключи. Открыла, вошла и сразу же включила бойлер. Вода нагрелась моментально. Горячий душ, чистые полотенца, вкусная пшенная каша с тыквой и огромным количеством сливочного масла и сахара, крепкий чай!