Викас Сваруп - Шесть подозреваемых
— Достал билеты на вторник? — спрашивает она.
— А что у нас во вторник?
— Ну как же, по случаю рождения Махатмы Ганди будут вызывать его дух.
Мохан удивленно поднимает брови:
— С каких пор ты начала верить во всякую ерунду?
— Спиритизм — это не ерунда.
— Лично я не верю ни в духов, ни в призраков.
— Ты и в Бога не веришь.
— Да, я атеист. Уже лет тридцать не был ни в одном храме.
— Я тоже, но я хотя бы верующая. А этот Агхори-баба, по слухам, великий медиум. Он действительно общается с духами.
Мужчина презрительно усмехается:
— Какой там великий медиум! Дешевый фокусник да к тому же, наверное, питается человечиной. И потом, Ганди не поп-звезда, он Отец нации, черт побери, и заслуживает большего уважения.
— А разве общаться с духом — значит проявлять непочтение? Я, например, только рада тому, что наша индийская компания опомнилась раньше иностранцев. Иначе Ганди стал бы заграничной маркой вроде риса «басмати». Ну, дорогой, давай сходим!
Он смотрит ей в глаза.
— Ты представляешь себе, как это будет выглядеть? Бывший главный секретарь появляется на спиритическом сеансе. Это же иноземная забава. А моя репутация?
Рита посылает в потолок еще одно крутящееся дымное колечко и фыркает.
— Ну ты ведь бегаешь ко мне, забыв жену и взрослого сына. А на шоу пойти стесняешься?
Она роняет эти слова как бы между делом, однако Мохан Кумар уязвлен. Еще полгода назад, когда он был у власти, Рита не позволяла себе подобного тона. Пожалуй, в последнее время она заметно переменилась. Даже любовью занимается как бы нехотя, словно не желая растрачивать силы попусту на мужчину, который все меньше может — а то и вовсе не способен — исполнять ее прихоти.
— Послушай, Рита, я не пойду, — заявляет он тоном оскорбленного самолюбия, надевая пиджак. — Но если тебе так хочется на этот сеанс, достану лишнюю контрамарку.
— Что ты заладил: «сеанс» да «сеанс»? Обычное представление, как премьера в кинотеатре. Там будут все мои подруги. В прессе столько шума! И я уже купила вечернее шифоновое сари. Ну, дорогой, будь душкой, — говорит она и надувает губки.
Кумару известно, как Рита умеет настоять на своем. Стоит ей на что-то нацелиться, и уже не отговоришь. В этом он убедился на собственной шкуре, когда на тридцать второй день рождения любовница пожелала подвеску с танзанитом.
Подумав, он великодушно уступает:
— Хорошо. Устрою нам две контрамарки. Только не жалуйся, если тебя стошнит от этого Агхори.
— Не буду! — Рита подпрыгивает на месте и дарит ему поцелуй.
И вот вечер второго октября, семь двадцать пять. Мохан Кумар неохотно покидает свой автомобиль («хендай-соната» с персональным шофером) возле концертного зала «Сирфорт аудиториум».
Здание концертного зала напоминает крепость во время осады. Большой отряд полицейских в полной экипировке, предусмотренной для подавления массовых беспорядков, всеми силами сдерживает бурную толпу протестующих, откуда доносятся гневные выкрики. В руках у людей бесчисленные плакаты: «ОТЕЦ НАЦИИ НЕ ПРОДАЕТСЯ!», «АНГХОРИ-БАБА — МОШЕННИК!», «БОЙКОТИРУЕМ «ЮНАЙТЕД ЭНТЕРТЕЙНМЕНТ»!», «ГЛОБАЛИЗАЦИЯ — ЭТО ЗЛО!» На другой стороне дороги построилась целая батарея из телекамер, направленных на журналистов, которые с торжественно-угрюмыми лицами ведут захватывающие прямые репортажи.
Мохан Кумар пробирается сквозь толчею, одной рукой прижимая к себе бумажник, спрятанный во внутренний карман белоснежного костюма из натуральной ткани, а следом, перебирая высокими шпильками, плывет грациозная Рита в черном шифоновом сари и блузке с корсетом.
У входа, прямо перед коваными воротами, стоит известнейшая телевизионная журналистка Баркха Дас.
— Наиболее почитаемое имя в пантеоне лидеров Индии — это, конечно же, Мохандас Карамчанд Ганди, или Бапу, как его любовно называют миллионы соотечественников, — вещает она, держа микрофон в руках. — Затея «Юнайтед энтертейнмент» устроить публичный контакт с его духом, да еще в столь торжественный день, породила во всей стране волну возмущения. Родные Махатмы Ганди заклеймили этот спиритический сеанс как позор нации. Учитывая, что Верховный суд отказался повлиять на происходящее, похоже, сегодня святое для всех нас имя станет жертвой, возложенной на алтарь коммерческой алчности. Отвратительное действо все-таки состоится.
Журналистка надувает губы, скорчив хорошо знакомую своим зрителям гримаску.
Мохан Кумар молча кивает в знак согласия, однако проходит сквозь ворота, чтобы пристроиться в хвост очереди обладателей билетов, протянувшейся к металлодетектору.
Глядя на полные возбужденного ожидания лица вокруг, он испытывает смутное чувство досады. Его никогда не переставала изумлять неистребимая жажда наивных людей быть обманутыми. И еще Мохана раздражает нестерпимо медленное продвижение вперед — за тридцать семь лет он и забыл, что такое очередь.
После нескончаемого ожидания (за это время у него три раза проверяют билет, потом отбирают мобильник, с тем чтобы вернуть после представления, а тело просвечивают в поисках оружия или металла) Мохана Кумара наконец пропускают в залитое ярким светом фойе, где вышколенные официанты в ливреях разносят вегетарианские канапе и безалкогольные напитки. В дальнем углу на возвышенной площадке сидит со скрещенными ногами группа певцов, исполняющих любимый бхаджан[8] Махатмы Ганди, «Вайшнав Джанато». Музыканты аккомпанируют им на табле[9] и фисгармонии.
Мохан Кумар светлеет лицом, заметив среди толпы несколько весьма известных людей — генерального ревизора, заместителя комиссара полиции, пятерых-шестерых членов парламента, бывшую звезду крикета, президента гольф-клуба, целую дюжину журналистов, бизнесменов и чиновников. Рита спещит оставить его, чтобы присоединиться к своим светским приятельницам; они приветствуют друг дружку возгласами притворного восхищения и поддельного удивления.
Владелец текстильной фабрики, мужчина средних лет, из которого Мохан Кумар однажды вытянул очень приличную взятку, проходит мимо, старательно отводя глаза в сторону. «Полгода назад он бы тут мелким бесом рассыпался», — с горечью думает бывший главный секретарь.
Еще через четверть часа двери зала наконец открываются, и служитель проводит Мохана вперед. Благодаря связям в одной айти-компании, где он по сей день числится в совете директоров, Кумар достал билеты на лучшие места, в середине первого ряда. Похоже, на Риту это производит должное впечатление.
Теперь зал быстро заполняется представителями столичной элиты. Вульгарные дамы в тисненых шелках и с перманентной завивкой сопровождают мужчин, которые выглядят не менее нелепо в своих куртах «Фабиндия»[10] и награ-джути.[11]
— Я же тебе говорила, дорогой, что здесь будут все, кто хоть что-нибудь собой представляет, — шепчет Рита, подмигнув своему спутнику.
Зрители кашляют, вертятся, ожидая начала сеанса, но закрывающий сцену бархатный занавес не спешит подниматься.
В восемь тридцать, то есть на час позже объявленного, начинают гаснуть огни. Очень быстро зал погружается в кромешную тьму. Тем временем воздух наполняют нежные звуки ситары, и занавес плавно движется вверх. Сцена освещена единственным прожектором. Она почти пуста, не считая соломенной циновки, постеленной на полу, и разложенных перед ней ручной прялки, очков, дорожного посоха и пачки писем. На заднем плане висит незатейливый баннер, украшенный бело-синим логотипом «Юнайтед энтертейнмент».
Из больших черных динамиков, расположенных по краям сцены, раздается знакомый всем баритон:
— Добрый вечер, дамы и господа. Сегодня вечером вас приветствует Вир Бади. Да-да, тот самый Вир Бади, который так часто появляется на экранах кинотеатров. Сейчас вы меня не видите, однако точно знаете, что я где-то здесь, за кулисами. Вот так же и с духами: мы не можем их лицезреть, но они повсюду.
Через несколько минут мы с вами вступим в контакт с наиболее знаменитым из них, с человеком, который собственноручно переменил ход всего двадцатого столетия. Человеком, о котором Эйнштейн сказал: «Возможно, грядущие поколения просто не поверят, что такой человек из обычной плоти и крови ходил по этой грешной земле». Да, это не кто иной, как Мохандас Карамчанд Ганди, наш любимый Бапу, родившийся этот самый день в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году.
Примерно шестьдесят лет тому назад, буквально в считанных километрах от места, где мы с вами находимся, Бапу принял венец мученика, но сегодня он вновь оживет. Вы собственными ушами услышите, как Махатма Ганди заговорит с вами через уста всемирно известного медиума по имени Агхори-баба Прасад Мишра. Благодаря занятиям йогой ему стали доступны сиддхи — божественные силы, которые позволяют проницать завесу, разделяющую наш и потусторонний миры, и даже общаться с духами.
