Анна Ольховская - Эти глаза напротив
Павел вырос очень умным, очень порядочным, очень честным. Полной противоположностью Гизмо.
И именно он, Павел, спас и оставшихся в живых девушек, и меня из лап этого свихнувшегося ублюдка.
А потом узнал, чей он на самом деле сын.
Надо отдать Венцеславу должное – тот ни секунды не сомневался, узнав правду. И принял Павла таким, какой он есть.
И сейчас Павел находится в той же клинике, что и я – в него стрелял Сигизмунд-Гизмо, пришлось делать операцию. Может, это он пришел меня навестить?
Глава 2
Хотя нет, вряд ли – Павел не ходит свободно по клинике, слишком уж внешность у него того… экзотическая. И не только потому, что не хочет пугать пациентов – и сам парень, и его отец, Венцеслав, справедливо опасаются вездесущих, как тараканы, папарацци.
Эта гвардия, неведомо как пронюхавшая о случившемся, тусила возле клиники уже на момент нашего появления там.
Этого никто не мог ожидать, но нескольким самым прытким особям удалось сфотографировать лежащего на носилках окровавленного «монстра». А самым скользким – удрать от разъяренного Александра Дворкина, начальника службы безопасности Кульчицкого. Дворкин быстрее всех сориентировался в происходящем и науськал прибывших с ним секьюрити на лихорадочно сверкающих фотовспышками журналистов. И сам лично отнял фотоаппараты у парочки гвардейцев пера и клавиатуры. Потом вернул, конечно, удалив оттуда все снимки.
Но несколько шустриков все же ускользнули.
И на следующий день пресса и Интернет порвала в клочья сенсация. Подмосковный монстр пойман!
Не разобравшись, поначалу в монстры записали Павла. А когда до прессы все же просочился тоненький ручеек правды, сенсация раздулась до устрашающих размеров.
Еще бы! Гизмо Кульчицкий, завсегдатай светской хроники – маньяк и монстр?! К тому же – подкидыш?!
А настоящий наследник мыльной империи – концерн Кульчицкого производил стиральные порошки и прочую моющую химию – чешуйчатый урод! Генетический отброс, страдающий ихтиозом Арлекино…
Кстати, в клинику пытались прорваться не только папарацци – на Павла жаждали взглянуть медицинские светила. Это ведь настоящая научная сенсация – люди с такой болезнью дотягивают максимум до подросткового возраста, и жизнью их существование назвать нельзя.
А тут – мало того что парню уже под тридцать, так он еще и чувствует себя превосходно, ловок, гибок, силен! И интеллект зашкаливает!
Это еще никто не знает о ментальных способностях Павла. Об этом известно только мне – Арлекино (так называл себя Павел в социальных сетях Интернета) проявил их в полной мере там, в крысиной пещере, когда схлестнулся с Гизмо.
Я не знаю, что это было – гипноз, телепатия, еще что-то? Мощное, парализующее, невидимое глазу давление. Гипнотизирующий голос, звучащий словно бы отовсюду. Полное ощущение того, что с тобой разговаривает не человек – бог.
А еще раньше, когда Павел подбрасывал украденных у Гизмо девушек людям, он общался со мной телепатически. Это именно я нашла одну из бедняжек, Монику. И направлял меня звучащий в голове голос.
Как я теперь знаю – голос Павла.
Если честно, Арлекино мог с легкостью обладателя тапка прихлопнуть как таракана обезумевшего от безнаказанности Гизмо. Но Марфа, которую он считал матерью, взяла с него слово – не причинять вреда Сигизмунду…
Зато душка Гизмо ни секунды не сомневался, стреляя в явившегося из мрака пещер монстра.
А потом этот монстр, истекая кровью, волок на себе раненного собственным подельником Гизмо.
Сигизмунда Кульчицкого, кстати, тоже прооперировали. И к нему тоже пытаются прорваться журналисты. Но там – вообще без вариантов.
Несмотря на истерику жены, Венцеслав не предпринял никаких мер против помещения Сигизмунда в медицинский изолятор СИЗО.
Насколько мне известно, Магдалена так и не приняла родного сына, для нее существовал только Гизмо. Женщина за много лет привыкла считать мальчика родным ребенком, она убедила себя в этом и теперь не могла простить мужу «предательства» по отношению к их сыну.
Кстати, сама Магдалена до недавнего времени находилась под домашним арестом, ей было запрещено выходить за пределы поместья.
За что?
А за то, что отправила несколько цепных псов из службы безопасности мужа (без ведома Дворкина, кстати) «разобраться» с моими родителями.
Мамик с папиком нашли в лесу последнюю жертву Гизмо, спасенную Павлом. И принесли девушку к нам домой. А кто-то из соседей увидел их и немедленно доложил «барыне».
И Магдалена, к которой накануне с черной исповедью прибежал почуявший проблемы сынок, решила спасать дымящуюся тыльную часть мальчонки.
Дамочке даже в голову не пришло сдать своего психа если не в полицию, то хотя бы в дурку. Нет, она купила Гизмо билет на самолет, чтобы отправить малыша в Европу, а заодно – подчистить следы.
Добить выжившую девку, чтобы молчала. И тех идиотов, что приволокли ее из леса.
В общем, наш новый дом едва не сожгли вместе с находящимися внутри мамой Ларисой, папой Колей и спасенной девушкой. И если бы не помощь Мартина, подоспевшего вовремя…
Даже думать не хочу!
Да и некогда мне думать – пора гостей принимать.
Вернее, гостью. Монику Климко.
Ту девушку, которую нашла в лесу я.
Если честно, не ожидала ее увидеть. И не потому, что бедняжка была изуродована и истощена до такой степени, что ее с ходу поместили в реанимацию.
С того момента прошло уже десять дней, так что физически Моника, наверное, вполне могла уже самостоятельно передвигаться по клинике. Проблема была в другом.
Моника провела в плену у Гизмо и его уродского помощничка (уродского во всех отношениях – Афанасий был редким уродом внешне и умственно отсталым к тому же) почти год…
Год в подземелье, год пыток, год насилия, год жутких издевательств.
Сохранить в таких условиях здравый рассудок практически невозможно. Сознание, спасая хозяйку от гнусной реальности, благополучно ушло в анабиоз. И когда я нашла Монику, разума в ее глазах не было…
Поэтому с первых же дней помещения в эту клинику, насколько мне известно, параллельно с лечащим врачом Монику наблюдал профессор психиатрии, привезенный отцом Моники, банкиром Игорем Дмитриевичем Климко.
Но я не думала, что профессор сможет так быстро добиться положительной динамики!
Во всяком случае, в глазах осунувшейся, остриженной почти наголо, бледной до синевы девушки теперь прятался в глубине зрачка живой и любопытный солнечный зайчик.
Моника тенью – и это не метафора! – проскользнула в мою палату и, выглянув наружу, тщательно прикрыла за собой дверь. Прижалась к ней спиной и смущенно улыбнулась:
– Здрасьте. К вам можно?
– Здрасьте-здрасьте. – Я спустила ноги с кровати и села. – У меня встречный вопрос – а тебе можно?
– В смысле? – Тоненькие аккуратные ниточки бровей удивленно прыгнули вверх.
– В прямом. Ходить тебе вообще можно? Судя по твоему виду, тебя на специальном кресле возить должны, и желательно в безветренную погоду, если на улицу соберетесь.
– Почему в безветренную?
– Чтобы не выдуло случайно из кресла.
– Скажете тоже! – хихикнула Моника. – Я нормально себя чувствую. Уже почти не больно… И не страшно…
На мгновение лицо девушки исказила гримаса боли. Не физической – душевной. Она подошла поближе и, судорожно вздохнув, плюхнулась рядом со мной на кровать и обняла, прижавшись к плечу носом.
– Спасибо вам, – еле слышно пробубнила она. – Если бы не вы… Мне мама рассказала, что вы искали меня… Искали и нашли…
– Во-первых, давай-ка на «ты», – сурово шмыгнула я носом. – Я не намного старше тебя…
– Давай!
– А во-вторых, найти тебя мне помогли. Вернее, помог.
– Кто? – выдохнула Моника, подняв на меня огромные глазищи.
– А что тебе вообще известно о случившемся за последние дни?
– Ну, папа мне сказал, что его… что этого… – Губы девушки затряслись, и я пришла на помощь:
– Да, этого урода поймали. Он в тюрьме и оттуда вряд ли выйдет, не бойся.
– И папа так говорит, – тяжело вздохнула Моника. – И мама.
– А что еще они тебе рассказали?
– Про вас… ой, про тебя! Как ты меня два раза спасла! И если бы не ты…
Она опять засопела мне в плечо.
– Это все? Больше ты ничего не знаешь?
– Больше ничего. Ираклий Георгиевич сказал, что этого пока достаточно.
– Это кто?
– Мой врач. Психиатр. – Моника заметила мое смущение и улыбнулась. – Да ладно! Все в порядке! Ираклий Георгиевич – он хороший. Он меня вытащил из… Вернул, в общем.
– Ну и замечательно! Рада за тебя!
– Варь, – девушка просительно заглянула мне в глаза, – а ты так и не сказала мне, кто тебе помог меня найти? И родители что-то скрывают, я же вижу!
– Со временем, думаю, ты все узнаешь. Когда этот твой Ираклий Георгиевич разрешит. Сейчас, наверное, еще рановато.
– Наверное, – прошептала Моника, горестно ссутулившись рядом со мной. – Потому что я еще не выздоровела. И немножечко еще сумасшедшая…
