Варвара Синицына - Муза и генерал
- Я провожу вас.
Мы выходим во влажную прохладу первых осенних ночей. На редакционном дворе урчащий мотором "уазик" фарами освещает нам путь. Молча садимся в машину, она срывается с места. Шофер - старший сержант - косит на меня глазом в зеркало заднего вида и напропалую лихачит перед дамой. Молю Бога на фоне развившегося у шофера косоглазия, чтобы мы не врезались в дерево или фонарный столб. Строевая невозмутимость и полковника, и сержанта просто умиляют. В предвкушении самого интересного я замираю на заднем сиденье.
Полная иллюзия, что машина мчит по едва освещенным улицам с точным знанием пункта моего назначения. Оказывается, данный вопрос заботит не только меня. Не оборачиваясь, герой задает вопрос:
- Где вы живете?
Я смотрю на его стриженый затылок и наслаждаюсь паузой. Со старшего сержанта слетает дембельская спесь и, отвалив челюсть, он откровенно пялится на меня. Дурак, смотри на товарища полковника: паузу держит по системе Станиславского. А еще лучше, - дабы не кануть в Лету вкупе с моей заготовкой, - на дорогу!
- Нигде, - просто и ненавязчиво говорю я, - в редакции сократили, из общежития выселили.
Вот это эффект! Герой оборачивается и смотрит на меня не без восторга. Хлопая ресницами, я старательно изображаю невинное создание.
Он, удивленный, разглядывает меня, застенчивую, когда я уже собираюсь, указав дом подруги, фасад которого прямо по курсу, покинуть его общество, и кивает шоферу:
- В гарнизон.
Чуть было стихшая, машина развернулась, рванула в обратном направлении. Один ноль в его пользу.
Ну никакой жены здесь никогда не было. Я беззастенчиво брожу по его однокомнатной квартире и пялюсь во все углы. Он не препятствует, напротив, явно забавляется нахальным любопытством, снисходительно отступает, оказываясь на моем пути. Зрелище довольно однообразное - ни тебе помады, ни домашних тапочек женского размера. Все стены сплошь и рядом увешаны фотографиями самолетов и самолетиков. Столы, в том числе кухонный, завалены планшетами и полетными картами. Где же здесь пьют кофе?
Не дав ответа на поставленный вопрос, он достает из шкафа постельное белье и сует мне в руки.
- Постелите.
- А где вы ляжете?
Мне на самом деле интересно, тем более что во время осмотра, кроме дивана, лежачих мест не обнаружено. Неужели герой среди ночи свалит к другу или подружке(!)? Неужели ему есть, кого будить? Или еще вариант - герой всея Руси будет спать на полу, у моих ног!
- С вами, - говорит он.
Я ухожу. Бросаю все эти наволочки, простыни и ухожу. Он преграждает мне путь.
- Если мне нравится женщина, ничто не помешает мне... - запальчиво говорит он и, усмехнувшись, добавляет: - ...выпить с ней кофе.
Он сдает все позиции, в том числе и дверь. Но меня так просто не разжалобить. Я требую вызвать машину и в ожидании ее, с сигаретой в руке, сдвинув весь летный хлам, сажусь на край стола. Он слушает, прислонясь к стене, как я рассуждаю о безнравственности прелюбодеяния с практически посторонним человеком.
- Потом нам будет стыдно и гадко, у таких отношений нет будущего, - как можно доходчивее объясняю я и для наглядности привожу иллюстрацию. Представь, что мы зачнем мертворожденного ребенка и уже в минуту зачатия будем знать об этом.
Он молчит, согласен. Я комкаю сигарету в пепельнице, я ухожу. И тут у самой двери наперекор себе и его легкому согласию выставляю ногу в туфле.
- Застегни.
Он приближается и, опустившись на колено, берет мою ногу в свои ладони. С интимной нежностью, неспешно, словно набедренную повязку, стягивает туфлю и прижимается щекой к моей ступне. Внутри меня кипит как в чайнике. Я впиваюсь ногтями в дверь, пол плывет подо мной. Его руки подхватывают меня. Вздох первобытной страсти запрокидывает голову, клокочет в горле. Как громко, до звона во всем теле гудит тишина! Неиссякаемый гул вторит каждому движению, нарастает с желанием, врывается в меня и гудит, гудит...
- Машина, - шепчет он и абсолютно варварским способом срывает с меня одежды.
Конечно, я не спать сюда приехала. Но надо же и совесть иметь: проклятый телефон звонит как бешеный. Я открываю глаза. День начинается с утра, между прочим, очень раннего утра. Из ванной, под аккомпанемент воды, доносится его голос:
- Возьми трубку.
Ничего себе доверие! А если я услышу большую военную тайну и разглашу ее, что будет тогда с обороноспособностью нашей страны?
- Алле, - со всей мерой ответственности говорю я.
- Варя, жду вас сегодня в редакции, - отвечает трубка голосом Костомарова и заходится сигналом отбоя.
Я определенно зауважала главного: профессионально обработал информацию в кратчайший срок и в тяжкий период похмелья! Я определенно смущена. Наша тайна определенно уже не тайна, во всяком случае, для Костомарова и генерала. Все остальное - неопределенно.
Алексейвышел из ванной такой свежий, такой утренний, мокрые пряди и капли воды на плечах. Запрокинув руки за голову, я лежу на постели и откровенно рассматриваю его. Ладно сложен. Почти нагой, лишь полотенце на бедрах, какое совершенство форм! Ни грамма целлюлита! Он протянул мне руку, горячими пальцами сжал мою ладонь.
- Кто звонил?
- Да так... ошиблись номером. Лелик, я переоценила себя, мне почему-то не гадко и не стыдно.
Мужественно перенеся трансформацию своего имени, он присел рядом и погладил меня словно маленькую по голове.
- Человек всегда знает, чего ему действительно стоит стыдиться, Вака.
Кое-что прояснилось: Вака и Лелик, Лелик и Вака.
Прислонясь к дверному косяку, я смотрю, как он справляется с кухонной утварью, как насыпает кофе в турку, как споласкивает чашки. Не очень-то ловко. Неужели смущен? Девушка из хорошей семьи засучила бы сейчас рукава и встала к плите. Но это не мой путь. Прошло время, когда я, молодая, глупая, покупала мужчин. Смешно думать, что купить можно только за деньги, - особо прожорливых, кратчайшее расстояние к сердцу которых лежит через желудок, можно купить и за тарелку борща. Традиционно на рынке мужчин женщины раскошеливаются по полной программе: от игры на арфе, приторной верности до беременности. Но ведь любая монета может быть разменной.
Боже, какая я циничная! Между прочим, в одной американской энциклопедии написано: "Циник - человек, который по недомыслию видит жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой она должна быть". Так что цинизм не всегда во вред, бывает и во благо. Хотя бы сейчас. Прямо-таки завтрак в кругу семьи. Я привычно тянусь за сигаретами. Как жаль, что Лелик не курит: если что и сближает людей, так это пороки, а вовсе не добродетель. Зато он из числа сочувствующих: берет зажигалку и щелкает ею.
- Если б ты была моей женой, то не курила бы.
Я готова бросить сигарету, я готова навсегда бросить курить, но пламя настойчиво горит в его руке. Впервые в жизни затягиваюсь без всякого удовольствия. Чтобы хоть как-то взбодриться, достаю диктофон, ставлю кассету на перемотку.
- Лелик, я вчера услышала разговор твоего генерала с главным редактором, хочешь послушать, о чем говорят?
- Нет. Мне не нравятся люди, которые подслушивают и подглядывают.
- Но я же случайно.
- Даже так, Вака.
Удивительно, но я сконфужена, неловко прячу диктофон в сумку.
- Извини, спешу, полеты. - Он застегнул "молнию" на летной куртке.
- Лелик, можно с тобой?
Он глянул на циферблат.
- Две минуты на сборы.
Все было в движении, когда наш "уазик" подъехал к аэродрому. Личный состав полка - сплошь в синих комбинезонах - снимал чехлы с самолетов, с тщательностью домашней хозяйки готовил взлетную полосу. Машина остановилась. Лелик уже на выходе обернулся ко мне и протянул ключ.
- Возьми.
Вот так, просто и ненавязчиво доверил самое дорогое - право на жилплощадь, и я неожиданно даже для себя самой закомплексовала.
- Да что ты, не надо... созвонимся...
- Надо, Вака, надо, - перебил он меня и, подмигнув, выпрыгнул из машины.
К нему уже спешил огромный, как молодой зубр, майор. Я узнаю в нем любителя выпить на брудершафт.
- Товарищ полковник, полк к проведению плановых полетов готов!
- Покажешь журналистке аэродром.
И ушел, даже не взглянув на меня. А попрощаться?
Наблюдать с вышки контрольно-диспетчерского пункта за полетами совсем не то, что, стоя на земле, задирать голову к небу. Прямо за стеклом, сотрясая пространство, в опасной близости взмыл в небо истребитель. Мощная машина легко повернулась крылом к земле, сделала двойной боевой разворот, затем медленный разворот на вираже у самой земли и вдруг - свечой ввысь. Потрясающе! Оказывается, я совершенно не владею собой, оказывается, я кричу, более того - мой возглас слышит сопровождающий меня майор. Снисходительно усмехнувшись, он кричит мне в ухо:
- Власов! Летчик-снайпер! Для нас он царь и бог, одним словом профессионал, лучший...
- Что, лучше комдива?
Сравнение Власова с генералом смешит майора; каким-то чужим, но удивительно знакомым голосом он говорит:
