Полина Дашкова - Эфирное время
Во дворе он привычным жестом вытащил из кармана и подкинул на ладони ключи от машины, но тут же убрал их назад, сплюнул в грязный снег и тихо выругался. В машине, в новеньком «рено», три дня назад полетело сцепление, а денег на поездку в автосервис не было. Он зашагал к переулку, хотел, было, поднять руку, остановить такси, но вспомнил, что в бумажнике осталось всего три полтинника, и тратить один из них на такси неразумно. Надо еще купить сигарет, причем хороших, дорогих. Пачка «Парламента» стоит сейчас тридцать пять рублей. А ночью, в ларьке, полтинник. Вот уж месяц он курил сравнительно дешевый «Честерфильд», который покупал блоками у старушек возле метро. Однако сегодня особенный вечер.
Стоя у двери в вагоне метро, он заставлял себя не думать о том, что скажет завтра Наталье, когда она потребует денег на продукты и на памперсы. Еще утром он с раздражением отметил, что в ярко-голубом пакете осталось не больше пяти штук. Раньше он не замечал таких мелочей.
Ресторан находился прямо напротив выхода из метро. Саня, низко опустив голову, не глядя по сторонам, быстро прошмыгнул в ближайший проходной двор, оттуда в параллельный переулок. Вдруг они уже приехали, но в ресторан еще не вошли, сидят в машине или стоят у двери? Нельзя допустить, чтобы они увидели, как он выходит из метро.
В переулке порыв сырого колючего ветра заставил его съежиться, озноб пронизал насквозь, теплая легкая дубленка, купленная совсем недавно за полторы тысячи долларов в одном из магазинов известной фирмы «В энд Л», вдруг показалась совсем ветхой, старенькой. Замшевые ботинки фирмы «Лорд» пропитались ледяной слякотью, на них выступили белые разводы соли.
Подходя к ярко освещенному подъезду ресторана, он заставил себя распрямиться, передернул плечами. Но озноб не проходил. Это был нервный озноб, Саня давно так сильно не нервничал.
— Вас ждут, — сообщил лощеный метрдотель, провожая Саню через зал к отдельному кабинету.
В зале гремела музыка. Живой оркестр исполнял композицию на тему последнего шлягера модной певицы Кати Красной. На кругу перед оркестром извивалась и подрагивала животом рыхлая девушка в прозрачных шароварах, с серебряными звездами на огромных, как астраханские арбузы, грудях. Публика за столиками жевала, пила, болтала и смеялась почти беззвучно из-за грохота оркестра. Никто на девицу не смотрел, однако за тонким серебристым пояском на ее талии уже торчало несколько зеленых купюр. Продолжая извиваться, с томной, полусонной улыбкой танцовщица пошла вдоль ряда столиков, прямо навстречу Сане и метрдотелю. В узком проходе она задержалась, ожидая, пока пожилой плотный кавказец извлечет деньги из своего бумажника. Он был сильно пьян, несколько длинных прядей, прикрывавших лысину, взлохматились, торчали куда-то вбок, как косые тонкие рога, на подбородке повисла капля ткемалевого красного соуса, руки дрожали, бумажник выпал, пухлая пачка долларов рассыпалась веером, прямо под ноги Сане.
Их было много, бесстыдно много. Сотенные, старые и новые. Саня зачем-то попытался посчитать. Господи, какая куча денег! Не меньше пятидесяти купюр, то есть пять тысяч долларов…
Еще в июле солидные люди не носили с собой столько наличных. Пользовались пластиковыми карточками. У Сани тоже остались эти бесполезные плотные прямоугольники. Они валялись в ящике с игрушками, Димыч иногда играл с ними, они блестели и упруго щелкали о борт манежа.
Саня нервно сглотнул. Кровь прихлынула к щекам, он стоял, тупо и растерянно соображая, как лучше поступить — помочь пьяному пожилому человеку собрать деньги? Аккуратно перешагнуть, обойти, не глядя? А может, быстро наступить на те, что лежат прямо у его побелевшего ботинка? Штуки три, не меньше… Если бы к подошве была прилеплена жвачка, тогда хотя бы одна сотня могла прицепиться… хотя бы одна.
«Черт, совсем у меня крыша съехала», — подумал Саня, поймал в огромном зеркале собственный взгляд, нехороший, загнанный, и тут же встретился со спокойной улыбкой танцовщицы. Девушка стояла рядом и поправляла волосы, глядя в зеркало. Она просто пользовалась паузой, отдыхала. Ее трудолюбивый живот ритмично вздымался и опускался. Метрдотель собирал купюры.
— Вам туда, молодой человек, — услышал Саня голос метрдотеля, и ему показалось, что и в голосе этом, и в небрежном кивке на дверь отдельного кабинета сквозит презрение. Не в том дело, что лакей сумел прочитать его мысли. Просто заметил соль на ботинках, когда ползал по полу. У приличных людей, которых он радушно принимает в этом приличном заведении, обувь всегда чистая и сухая. Они ездят в машинах и по слякоти не шляются.
Саня глубоко вдохнул, задержал воздух, надул щеки, выдохнул с легким присвистом, потом натянул на лицо надменную спокойную улыбку, как грабитель натягивает черную шапку с дырами для глаз и для рта, и, наконец, решительно шагнул к тяжелым бархатным портьерам.
В просторном кабинете за круглым стеклянным столом-аквариумом сидели двое. В аквариуме плавали живые рыбы. Вместе с Саней в кабинет ввалился грохот оркестра, но как только дверь закрылась, стало опять тихо. Мерно гудел кондиционер, поглощая табачный дым. Пахло озоном, как после грозы.
— Выглядишь неплохо, поправился вроде? — приветствовал Саню рыхлый молодой человек в замшевом пиджаке.
Вова Мухин несколько лет проработал в автосервисе, попытался начать собственное дело, но не сумел, был раздавлен бандитскими наездами, подставлен подлыми конкурентами и не менее подлыми компаньонами, махнул рукой на коммерцию и заделался массажистом в дорогом спорткомплексе. Чтобы разминать бока клиентам, нужно много сил. Вова стал усиленно питаться, и его разнесло. С тех пор всем худощавым знакомым мужского пола он с ехидной ухмылкой сообщал при встрече, что они «поправились».
Саня кивнул, что-то буркнул в ответ и медленно перевел взгляд на второго человека, который сидел, откинувшись на спинку стула. Лицо его пряталось в полумраке, Саня разглядел только очерк круглой бритой головы, крепкую бычью шею, чуть оттопыренные уши.
— Привет, — короткая, как обрубок, толстопалая кисть протянулась к нему через стол. Сверкнули бриллианты двух тяжелых перстней. Сверкнул неестественно белый фарфор во рту. Рукопожатие оказалось слабым, ладонь — влажной. Однако это неприятное приветствие взбодрило Саню. Он загадал сегодня утром, сразу после разговора с Вовой: если легендарный Клим первым протянет руку при знакомстве, значит, сделка состоится, и дальше все пойдет хорошо.
Вова позвонил сегодня утром совершенно неожиданно. Они не виделись с августа.
Саня подумал, что приятель начнет просить о чем-нибудь, и готов был закончить разговор как можно скорей. Но Вова не просил. Совсем наоборот. Он пригласил Саню в ресторан, чего прежде никогда не случалось. Тон у него был таинственно-небрежный.
— Тут Клим из Германии приехал, спрашивал, нет ли у меня толковых надежных ребят на примете. Таких, которые не успели свихнуться после кризиса. Я сразу подумал о тебе.
Саня никогда не видел Эрнеста Климова, преуспевающего бизнесмена, почти миллионера, но слышал о нем всякий раз, когда встречался с Вовой. Мухин был знаком с Эрнестом Климовым меньше года, и все это время не переставал рассказывать о нем разные фантастические истории. Клим был живой легендой. Он сделал себя из ничего, пятнадцать лет назад перепродал пару блоков сигарет, а сегодня владел крупной германо-российской посреднической фирмой.
За пятнадцать лет успешной коммерческой деятельности Клим пережил пять покушений. И ни разу ни царапины. Он никогда не болел, никогда не сидел в тюрьме, двумя пальцами гнул пополам серебряный доллар. Уже занимаясь коммерцией, заочно окончил юридический факультет Московского университета, а потом еще какой-то престижный экономический колледж в Берлине. Свободно владел тремя языками, в редкие часы досуга читал Шекспира, Гете и Бальзака в подлинниках. Женат был на лауреатке конкурса красоты, здоровался за руку и запросто болтал с самыми высокими правительственными чиновниками, не только российскими, но и германскими, играючи справлялся с самыми серьезными бандитскими наездами, умудрялся дружить с налоговой полицией, немецкой и российской, имел крепкие связи на таможне, богател, процветал. Два дома в Германии, вилла на Кипре, дачи в Крыму и под Москвой, яхта, небольшая конная ферма, ежегодные поездки на сафари.
Если Саня делился с приятелем-массажистом какими-то своими коммерческими проблемами, Вова взахлеб рассказывал, как у Клима когда-то случалось нечто подобное и он легко справлялся. Клим мог бы помочь Сане, душа у него добрая, да вот очень занят, как раз сейчас уехал на Гавайи покупать небольшой отель.
Саня давно намекал Вове, что не худо бы наконец познакомиться с этим распрекрасным Климом, посмотреть ему в глаза, прикоснуться к живой легенде. Но Вова все время находил уважительные причины, чтобы знакомство не состоялось. И продолжал рассказывать истории, романтические, детективные, авантюрные. Жанры менялись, герой оставался: Клим. Эрнест Климов. Возможно, в душе толстого грубого Вовы дремал, свернувшись калачиком, хрупкий литературный талант.
