Штефан Мурр - Гиблое место
В данный момент, однако, комиссар не разделял наивную радость хозяйки.
— Где ее комната? — спросил он.
— Первый этаж, последняя слева. Номер три. Хайде покажет.
Девушка была в кухне.
— Не беспокойтесь, найду сам. Вы там ничего не трогали?
— Боже сохрани, — сказала женщина. — Вы плохо знаете нашего полковника.
Комиссар мрачно усмехнулся.
— Уж не запер ли он ее?
— Нет, — ответила хозяйка. — Хотя намерение такое было. Но я решила, что мы не вправе делать даже этого.
Кеттерле с благодарностью взглянул на нее и покинул холл. Он миновал две кирпичные арки в деревенском стиле и вздрогнул, наткнувшись на фигуру святого в человеческий рост, который как-то уж очень неожиданно протягивал ему навстречу свою благословляющую руку. Пол в прихожей выложен был плитками красного песчаника. На старом сундуке слегка покачивался давно не чищенный самовар. В темном углу стояли огромные, почти черные часы. На длинной темного дерева полке тускло поблескивала старинная фризская утварь из латуни. Она тоже была давно не чищена. Перед дверью номер три Кеттерле вытащил носовой платок, положил его на выдержанную в стиле барокко, тоже давно не чищенную дверную ручку из матово поблескивающей латуни и осторожно нажал. В комнате царил полумрак, тяжелые клетчатые портьеры были сдвинуты. Это они заметили еще, когда рассматривали след под окном. Ставни были притворены, как и утром.
Комиссар включил свет и начал осматривать комнату. Постель и в самом деле была не тронута. Белье выглядело так, словно его только что выгладили и застелили. Сандра Робертс успела распаковать чемодан и забросить его на шкаф. Рядом с кроватью стояли домашние туфли на высокой танкетке. На ночном столике лежал раскрытый журнал. На нем стоял дорожный будильник в футляре из крокодиловой кожи. В шкафу висел очень дорогой шерстяной костюм в крупную клетку, даже с вешалки излучавший удивительную элегантность. Рядом пальто из верблюжьей шерсти, вверху на полке лежала модная темно-зеленая шляпа.
На столе лежала сумочка из крокодиловой кожи, рядом перчатки и ключи от машины.
Комиссар отворил дверь в ванную. Шторы были задвинуты и здесь. Над раковиной на стеклянной полочке Сандра Робертс разложила свои косметические принадлежности, мыло, шампунь. Одна из бумажных салфеток, какими обычно снимают косметику, была использована в валялась, скомканная, в унитазе. Да еще полотенце было небрежно брошено на никелированную вешалку.
Комиссар подошел к окну, раздвинул шторы, попробовал его открыть и тут вдруг увидел ужасное, невыносимо отталкивающее лицо.
Самым страшным в этом лице было выражение тупости, переходящей в полное безразличие к миру, и это в сочетании с непрерывными и беспорядочными движениями тела. Мужчина выпрямился и повернул голову в его сторону. Его поразительное уродство бросалось в глаза лишь тогда, когда наблюдатель уже как-то смирялся с тупостью и апатией на его лице.
Шорох за спиной заставил Кеттерле вздрогнуть.
— Это Кадулейт вас так напугал?
В дверях стояла Хайде с вычищенными ботинками в руках, и Кеттерле усмехнулся. Бросив еще один взгляд в окно, он понял, что Кадулейт моет автомашину. Для этого он выбрал мощеный участок двора между домом и сараями. Должно быть, там всегда мыли машины.
— Кадулейт — всего лишь несчастный уродец, — сказала Хайде и поставила вычищенные ботинки под дверь. — Люди часто пугаются его. А я вот не боюсь. У него тоже никого не осталось на свете. Он у нас и садовник и истопник, а еще присматривает за автомобилями и кое-что ремонтирует по дому. Он силен, как медведь и наивен как ребенок. Но не думайте, что он такой уж глупый.
— Так-так, — пробормотал Кеттерле. — Фрау ван Хенгелер дозвонилась до Бремена?
Девушка кивнула.
— Они хотят получить официальное уведомление, чтобы потребовать возмещения убытков.
— Возмещение убытков, — скривился Кеттерле. Он ненавидел людей, которые при любом ничтожном поводе думают только о собственной выгоде. — Возмещение убытков — если бы тут и поставить точку на этом деле! Когда вы вчера легли спать, Хайде? — спросил он и уселся в тяжелое голландское кресло, принадлежавшее к обстановке комнаты номер три.
— Десять минут двенадцатого, господин комиссар.
— Значит, около двенадцати, когда фрау ван Хенгелер постучала к Сандре Робертс, вы уже спали?
Хайде кивнула головой.
— А где вы спите?
Девушка показала в направлении сарая.
— Над гаражом. Там чердак расширен. Когда мы нанимаем официанта и повара, они тоже спят наверху. А теперь сезон закончен, и я там одна. Но я ничего не боюсь.
— А Кадулейт?
— Кадулейт спит в подвале. Рядом с котельной. Хотите посмотреть?
— Потом. Сандра Робертс не заказывала у вас завтрак?
— Нет. А я забыла спросить. Уходя спать, я предупредила об этом фрау ван Хенгелер, но она сказала, что так поздно беспокоить гостью неудобно. Проходя по двору, я заметила у госпожи Робертс свет. Я тогда еще вернулась и сказала об этом фрау ван Хенгелер. Она ответила, что, может, сама еще попробует постучаться к ней.
— А что делала госпожа Робертс весь вечер?
— Она приехала примерно в половине четвертого. Я помогла ей разгрузить машину и распаковать вещи. Потом она пошла на пляж. Она даже купалась, хотя вода сейчас всего четырнадцать градусов. Когда вернулась, ей захотелось есть, и в половине седьмого они сели ужинать.
— Кто это они?
— Фрау ван Хенгелер, полковник Шлиске и госпожа Робертс. Они ужинали в той комнате, где камин, при свечах. Это создает атмосферу, так говорит полковник. Но отчищать потом эти подсвечники ужасно. Госпожа Робертс была в восторге. Видно, ей у нас очень понравилось.
— А что на ней было надето, Хайде?
— После купания она надела светлые брюки, темно-зеленый свитер с огромным воротником и пляжные босоножки.
Комиссар кивнул.
— А что она делала после ужина?
— Выкурила пару сигарет, потом листала журнал, потом глядела, как полковник раскладывает пасьянс. В одиннадцатом часу она отправилась к себе в комнату и выставила мне туфли для чистки.
— Пляжные босоножки?
— Нет. Вот эти.
Хайде показала на туфли в ванной комнате.
— Быть может, здесь есть что-нибудь из вещей, бывших на госпоже Робертс после купания?
Девушка внимательно оглядела комнату. Потом покачала головой. Комиссар встал.
— Хорошо, Хайде, — сказал он, — большое спасибо.
— Это что, был допрос?
— Ну, если вы хотите это так называть…
В холле, за столиком портье стояла хозяйка. Она стянула с головы платок, и теперь ее короткая стрижка и маленькие жемчужины в ушах имели весьма благородный вид. Она явно не собиралась скрывать седину. Кеттерле даже показалось, что она подкрашивает волосы. Встречаются женщины, для которых это своего рода кокетство. Но фрау ван Хенгелер была явно не из таких. Да и вид у нее какой-то уж очень нездоровый, подумал комиссар.
— Вот ее паспорт, — хозяйка протянула комиссару документ вместе с заполненным гостиничным бланком. — Она его не забрала.
Впервые Кеттерле увидел лицо столь таинственно и внезапно исчезнувшей женщины.
— Фотография похожа?
Хозяйка пожала плечами.
— Пожалуй, да. Этот тип женщин всегда выглядит одинаково. Лично я не нахожу в них ничего особенного. Сплошная штукатурка. Но с первого взгляда впечатляет.
Комиссар просмотрел бланк. Елена Антония Александра Робертс. Александра подчеркнуто. Девичья фамилия просто Райс. Родилась 27 августа 1933 года в Кляйн-Видау, недалеко от Познани. Место жительства — Гамбург.
В паспорте перечислены приметы: волосы светлые, сложение среднее, рост 160 сантиметров, глаза голубые. И, естественно, особых примет нет.
Кеттерле сунул паспорт во внутренний карман пальто.
— А кто, собственно, выключил свет? — спросил он. — Вы ведь сказали, что в спальне еще горел свет, когда около двенадцати постучали к ней.
— Это Хайде сделала. По рассеянности или просто не подумав. Полковник устроил ей головомойку и хотел было снова включить. Но я решила, что хватит и того, что один раз выключатель уже трогали.
Кеттерле невольно рассмеялся. У этой странноватой дамы было явно больше здравого смысла, нежели у вышколенного в военных академиях замшелого полковника.
— И что же, она не ответила на ваш стук?
— Нет. Я постучала дважды. Потом подумала, должно быть, уснула, и вернулась к себе.
— А ключ все так же торчал снаружи?
— Да.
— И вы не открыли дверь, чтобы посмотреть, что случилось?
— Но, господин комиссар, — возмутилась хозяйка, — в нашем гостиничном деле…
— Да, да, конечно, — проговорил Кеттерле, — прежде всего скромность и уважение к постояльцам. В конце концов не могли же вы предположить такое.
