Станислав Гагарин - Третий апостол
Сам Борис Янович держался невозмутимо, как и подобает мужчине. Но порою и профессор не выдерживал и под каким-либо невинным предлогом спускался из кабинета в гостиную, чтоб взглянуть, как его женщины вместе с портнихой хлопочут вокруг сооруженного с великим тщанием концертного платья.
Таня боялась не успеть с туалетом к началу концерта, но все обошлось наилучшим образом. Платье было готово, не вызывало оно теперь сомнений ни у мастерицы, ни у Тани, ни, что самое главное, у тети Магды. Когда женщины призвали в качестве главного судьи Бориса Яновича, то и профессор не нашел ни малейшего изъяна в Таниной экипировке. От светившегося радостью лица Татьяны у профессора Маркерта защемило сердце. Ему пришлось прокашляться, чтобы убрать застрявший в горле комок.
«Вот и выросла моя дочь, — подумал Борис Янович. — Как радовалась бы, глядя на нее, Валиня… Бедная Валиня!»
Профессор насупился. Воспоминания обожгли его, но, сделав над собой усилие, Борис Янович улыбнулся дочери и сказал, обращаясь к портнихе:
— На этот раз вы превзошли себя, любезная Мария Ефимовна. Платье получилось просто чудесным.
Маркерт не любил эту женщину, портниху Синицкую, маленькую, толстую, неопрятную. Мария Ефимовна много курила, а этого и вовсе не принимал в женщине Борис Янович, сам никогда не бравший в рот табачного зелья. Говорила Синицкая хриплым басом, могла приправить речь матерщинным словом, не упускала случая перемыть косточки ближним и дальним.
Но Магда ценила в Синицкой портновские качества, и Маркерту, раз и навсегда передавшему бразды домашнего правления в руки свояченицы, приходилось мириться с визитами этой, как называл он ее, «кавалергард-дамы».
— Старалась, Борис Янович, уж как я старалась, — угодливо улыбаясь, отозвалась Синицкая, суетясь вокруг Тани, одергивая и приглаживая на ней платье. — Да и как не постараться на эдакую раскрасавицу, прелесть ненаглядную.
Маркерт поморщился и отвернулся.
— Тебе не нравится, папа? — спросила Таня.
— Что ты, Танюшка, очень нравится, — сказал Борис Янович, и в это время наверху зазвонил телефон.
— Не увлекайся чрезмерно нарядом — опоздаешь к началу концерта, — заметил профессор дочери, направляясь к лестнице, ведущей в его кабинет.
— Мы скоро уже закончим, Борис Янович, — ответила за Татьяну Мария Ефимовна. — Не беспокойтесь, пожалуйста.
Маркерт заставил себя улыбнуться этой женщине и заторопился к неумолкавшему телефону, подумав, что нельзя быть несправедливым к человеку, ни сном ни духом не ведающему ни о каких собственных погрешностях. По привычке Борис Янович подыскал подходящее место у Матфея: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду», отметил про себя машинально: «Глава пятая, стих двадцать второй», улыбнулся несуразности даже представления о родстве с Марией Ефимовной, разве что по адамовой линии, быстро прошел в кабинет к звонившему телефону и снял с аппарата трубку.
А внизу, кажется, все было готово. Недостаток времени не позволял Тане во второй раз примерять и приглаживать платье, она решила так и остаться в нем и крикнула наверх:
— Папа, папа! Иди взглянуть на окончательный вариант! И ехать, ехать уже пора… Папа!..
Но профессор Маркерт не откликался.
Прошло несколько минут. Синицкая собирала в черный клеенчатый саквояж портновские причиндалы. Тетя Магда подалась на кухню, чтобы приготовить по чашке кофе, ужинать придется поздно, после концерта. Таня кружилась перед большим, в полтора ее роста, старинного изготовления зеркалом и напевала.
Отец в гостиную не спускался.
Таня взглянула на часы. Показалась из кухни тетя Магда с подносом, Таня рассерженно пристукнула каблучком и побежала по лестнице.
Дверь кабинета, обычно открытая настежь, Маркерт не любил запертых помещений, сейчас оказалась закрытой. Девушка толкнула ее, вошла и увидела ссутулившегося отца. Он стоял к ней спиной у окна, выходившего в сад, и на звуки шагов дочери не повернулся.
— Папа! — воскликнула Таня. — Ну что же ты? Мы опоздаем!
Профессор медленно повернулся. Довольно моложавое для семидесятилетнего человека лицо его теперь посерело, осунулось, морщины углубились, смяли, скомкали облик Бориса Яновича.
— Что с тобой, папа? — вскричала дочь и бросилась к Маркерту.
— Ничего, — сказал профессор и с усилием улыбнулся, отстранил Таню рукою, прошел к креслу, сел. — Ничего, Танюша… Сердце слегка испугало, а так — все хорошо.
Таня недоверчиво смотрела на него. Потом она расскажет начальнику управления Жукову, что отец никогда не жаловался на сердечные боли, а судебно-медицинский эксперт Франичек заявит, что с таким сердцем профессор Маркерт мог жить до ста лет.
— Вы идите, — сказал Борис Янович. — Я отойду и нагоню вас. Идите пока одни… А я потом, потом.
— Тетя Магда! — крикнула Таня. — Пожалуйста, поднимитесь…
— Что может такое с вами случиться, доктор? — спросила появившаяся Магда спокойным тоном, иначе женщина не разговаривала. — Вы немножко заболели?
— Сердце, — сказал Маркерт. — Но скоро пройдет. Я сейчас буду готов. Только вы идите на концерт, идите, пожалуйста, сами, оставьте меня, я догоню вас.
— Вы будете принимать вот эту таблетку. Она называется валидол… Положите под язык, пусть немного тает, — распорядилась Магда. — Тогда сердце перестает болеть.
— Вот мне и легче, — сказал Маркерт. — Идите же поскорее! Вы опоздаете!
— Надо идти, — сказала Магда. — Он придет ко второму отделению, когда будет выступать Таня.
— Ах, как жаль, что Валентин Павлович в командировке! — воскликнула Таня. — Он бы что-нибудь придумал…
Борис Янович не то хмыкнул, не то всхлипнул и положил руку на сердце.
— Что, папочка? — встревожилась Таня.
— Отходит, — медленно и тихо проговорил Маркерт. — Вкусные таблетки у нашей Магды, никогда не пробовал таких.
— Доктор у нас есть молодец, — сказала Магда, «доктором» она всегда называла Маркерта. — Редкий мужчина в таком возрасте не знает вкуса валидола.
— Как же быть, папа? — спросила Таня в отчаянье.
— Немедленно отправляться на концерт! — окрепшим, командирским голосом, который всегда повергал в трепет студентов, сказал Борис Янович. — Быстро-быстро!
— Идем, Таня, — сказала Магда. — Теперь и кофе стал холоден, пить его мы не имеем времени. Доктор, я позвоню вам из собора до концерта, а потом еще в антракте. Я всегда быстро окажусь дома, если вдруг вам станет нехорошо.
— Вы не успеете позвонить, дорогая Магда, как я уже буду сидеть рядом с вами и слушать наш великолепный кафедральный орган. Поторопитесь же! Тане надо обязательно быть вовремя на месте. Девочка не имеет права пропустить торжественную часть и все эти обязательные процедуры. Идите!
И женщины ушли.
Кафедральный собор, служивший теперь и музеем, и концертным залом, располагался в получасе неторопливой ходьбы от дома профессора Маркерта. К острову можно было пройти липовыми и каштановыми аллеями. До войны деревья скрывали старинные дома, но их стерли с лица земли массированные налеты… Обитатели домов разбредись по белому свету, а деревья выжили и остались на месте, безмолвные свидетели жестоких военных бурь. Теперь за ними лежали бесформенные, уже сглаженные временем руины, поросшие бурьяном и местами обнесенные дощатым забором. Вконец израненному городу ущерб залечивать было трудно, он медленно обрастал новой плотью, порою странной для его прежнего облика и чужой.
Кафедральный собор являл собою внушительное здание из красного кирпича. Стены его прорезали стрельчатые окна с цветными витражами, повествующими о страстях и искушениях господних. Выполнены были витражи еще в шестнадцатом веке известным мастером из Лотарингии… Вступившие в город советские войска обнаружили в окнах собора пустые рамы. Говорили, что уникальные стекла вывезли по приказу гауляйтера в неизвестном направлении. Их так и не нашли. Когда собор переоборудовали в концертный зал, западноморцы поручили воспроизвести утраченные витражи молодым литовским художникам, благо сохранились рисунки. Мастера из Литвы как будто бы справились с задачей. Во всяком случае, побывавший в Западноморске искусствовед из Франции, который видел исчезнувшие витражи до войны, официально заявил, что не обнаруживает разницы.
Жители Западноморска законно гордились и консерваторией, и чудесным органом, мощно и проникновенно звучащим под сводами старого собора. Концерт же органной музыки, которым завершалось в этот летний вечер обучение молодых органистов, привлек особое внимание западноморцев. Нет слов, число поклонников рок- и поп-музыки, может быть, и превышает число любителей творчества Баха и Блайтмена, но билетов на сегодняшний концерт в кассе не было уже давно. Приехали и гости — из Минска, Таллинна, Ленинграда, соседней Польши. У входа в концертный зал скопилось множество людей. И тех, кто обладал правом на присутствие и все-таки не торопился уйти из этого светлого и тихого вечера в торжественность органного зала, и тех, кто не достал билетов, но, веря в фортуну, пришел в надежде на сакраментальное «нет лишнего билетика?»…
