Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса
– Просто ты писатель. Они живут с подобными трудностями. За все надо платить.
– И почему-то тебе. Часто ты таскаешь на себе пьяных писателей?
Давид не ответил, только откусил от пирожного и запил его кофе.
– У меня, Давид, понимаешь… у меня не идет.
Давид вынул зеленый блокнот. Улыбаясь, открыл его и вынул шариковую ручку.
– Подробнее.
Разговор был долгий, напряженный. Лео объяснял, почему персонажи не годятся для того сюжета, который вроде бы у него развивался, были и другие трудности. Давид кое-что о них знал, а детали выяснил после того, как психологический срыв Лео заблокировал работу. Опытные в писательстве люди знают, что многие из данных затруднений разрешаются сами собой – стоит только несколько дней над ними поразмышлять под разными углами зрения. Нужно уметь давать себе передышку, отключаться от волевых усилий, и благодарная за доверие интуиция сама решает проблему. Но отключаться тоже надо уметь – не слишком надолго, не полностью, не теряя глубинных связей с работой. Лео же надсаживался, беспрерывно подстегивая волю, обдумывая и обдумывая фабулу с самого начала, как зависший компьютер. Он засбоил. И обвинил в этом ближних – жену, издателя, друзей – тех, от кого подсознательно ждал помощи, выбираясь из-под своих завалов.
– Когда ушла Инес… около месяца было очень плохо. Не мог сочинять. Все перепробовал: дома, на воздухе, авторучкой, на компе, даже старую пишущую машинку достал, представляешь. Потом с одним приятелем встретился, он говорит: тебе необходимо отвлечься, проветриться. Речь зашла, как водится, о женщинах, я и подумал: если со мной будет другая, кто-нибудь на месте Инес, я смогу писать. А Каролина, это знаешь, грехи молодости… да глупость вообще ужасная, конечно. Когда-то мы с ней хотели съездить в Лиссабон, вот и поехали… ты же знаешь: хочешь только хорошего, а выходит наоборот.
Давид знал. Хочешь только хорошего, а жена едет встречать рейс, которым ты не летишь.
Потом Давид прочитал, одно за другим, все свои замечания по тексту, и они их тщательно обсудили, наперебой предлагая новые пути развития сюжета и способы разрешения противоречий. В глазах Лео Давид снова заметил блеск, который всегда сопровождал их увлеченные разговоры о литературе, когда мысли, обгоняя друг друга, лихорадочно рвались облечься в слова. Официант принес еще кофе и «вифлеемских» пирожных.
Тут Лео и задал вопрос, который Давид предпочел бы не слышать:
– Будет этот роман лучше, чем «Боги осени»?
Хороший редактор умеет не только сказать правду, но и сказать ее так, чтобы не навредить автору и его тексту. Давид держал паузу, обдумывая каждое свое слово.
– По материалу это может быть твоим лучшим произведением. Но надо вложиться по-настоящему. Страницы сами собой не заполняются строчками.
Лео помолчал, а затем улыбнулся:
– Спасибо. Мне было просто необходимо услышать что-то подобное. – Глаза его блеснули. – В конце концов, в это все и упирается, правда?
– И это единственное, что должно тебя волновать. Забудь о публикациях, продажах, переводах, для этого у тебя есть мы: твой агент и я. А ты ищи только одного – возможности сочинять. Душевного покоя и времени.
– Знал бы ты, как мне не хватает Инес!
Он допил кофе, и они стали прощаться. Официант упаковал для Давида оставшиеся пирожные на память о Лиссабоне. Лео подошел к реке и жестом древнегреческого атлета вдруг метнул в воду зеленый блокнот Давида с записями по роману и бросил быстрый взгляд на его изумленную физиономию.
– Записи мне больше не нужны. Все, что надо, у меня здесь. – Он показал пальцем на свой лоб.
Улыбка его была такой заразительной, что Давид невольно ответил на нее, подумав, что в конце концов его миссия оказалась успешной.
Они вернулись в дом Лео, где тот вызвал для Давида такси. Прощаясь, прочувствованно обнялись. Давид спросил:
– Лео, а откуда вообще взялся Лиссабон? Что тебе в Испании-то не живется?
Лео ответил не сразу, а когда заговорил, голос его звучал глухо:
– Перед тем как родители разошлись, мы здесь провели летние каникулы. Я был еще маленький. Последнее наше лето вместе. Самые счастливые дни моей жизни.
– Господи, – смущенно пробормотал Давид.
– Город не простой. Колдовской. Ты знаешь, что он на четыреста лет старше Рима?
– Нет.
Таксист нетерпеливо нажал на клаксон. Давид сел в машину – снова черно-зеленую. Махнул рукой на прощание. Добрался до своего отеля, в котором пришлось заночевать. Уже уходя, увидел себя в зеркале и остановился. Включил свет, чтобы рассмотреть лучше. Небритое усталое лицо, грязные волосы. Не тридцатипятилетний мужчина, а старик. Сунул расческу, запечатанную в гостиничный целлофан, в карман пиджака, чтобы хоть причесаться по пути в аэропорт Портела. Подхватил ни разу не открытый чемодан и пошел оплачивать свой счет.
В аэропорту сказали, что ближайший рейс через пятнадцать минут, но на него уже нет мест. Следующий – через три часа. Давид мысленно чертыхнулся. Надо было сделать заказ по телефону из отеля. Он купил билет и сел в одно из неудобных пластмассовых кресел, стоявших в ряд под футуристическими скульптурами. Знать бы, что так получится, – остался бы с Лео, поговорили бы еще немного о книге, да и хоть поел бы наконец. Но интуиция подсказывала, что все на самом деле хорошо, что «Клавикорд» у Лео получится и через год книги нового романа встанут ровными рядами вон на те полки в книжном киоске напротив. Он поразмыслил, как занять образовавшееся свободное время.
Вынул телефон и записную книжку. После пары гудков ответили по-португальски. Женский голос.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Инес, это Давид! Помните меня? Я издатель Лео.
Глава 2
Фолиевая кислота
Самолет набирал высоту, внизу серебряной лентой блеснул в вечернем свете Тахо, а Давид вдруг сообразил, что так и не купил Сильвии никакого подарка. Разговор с Инес выбил его из колеи. Проклятие! Попытался заснуть хоть ненадолго, но всякий раз стюардесса мешала, предлагая какие-то напитки. Наконец удалось провалиться в сон, и сразу объявили о посадке в Барахосе. Расческа так и осталась запакованной в целлофан.
Никто Давида не встречал. Он смотрел, как встречавшие кидались на шею прилетевшим. Почти всех встречали – но не его. Почти все созвонились, уточнили час прилета и теперь в терминале прибытия, улыбаясь, искали друг друга.
Через полчаса такси – на сей раз белое с красной полосой – везло его домой, в район Лас-Таблас. Шестьдесят шесть квадратных метров гипрока и ламината за двести тысяч евро по ипотеке с рассрочкой на двадцать пять лет. Уже на пороге, сняв ботинки, он кинулся к холодильнику. После очень легкого завтрака в Лиссабоне Давид ничего не ел целый день и теперь был голоден. Сильвия закупила вдоволь продуктов, холодильник ломился от яств. Дожевывая цыпленка, он поплелся в спальню, на ходу скидывая с себя грязную одежду и оставляя ее на полу, как зверь оставляет свой след.
Сильвия и ее сестра Элена, профессиональный декоратор, оформляли квартиру собственными силами. Им удалось сгладить впечатление от тесноты, правильно подобрав обивку стен, мебель и украшения. Давид всегда наслаждался уютом и чистотой своей светлой, приятной для глаза, квартиры. Он подозревал, что для женщин оформление комнат было скорее предлогом для встреч, бесконечного кофе под музыку и нескончаемых же разговоров не только об интерьерах, но и обо многих из тех вещей, которые они раньше вполголоса обсуждали с Сильвией, нежась друг рядом с другом под простыней. Обо всех тех вещах, которые теперь стали так далеки от него – человека в вечных разъездах, оторванного от Сильвии, измученного стрессом ежедневной нервной работы.
Давид позвонил в издательство и сообщил, что завтра выйдет на работу. Эльза, личный секретарь Коана, известила его, что шеф хотел бы видеть его утром. Он спросил себя, что это означает – начальство ведь не приглашает вас к себе срочно и с утра пораньше, чтобы одобрительно потрепать по плечу (вместо того, чтоб повысить зарплату). Позвонил он и Сильвии, хотел сказать, что приехал, но она блокировала его звонок на втором гудке. Давид нахмурился. Вообще, у него было время поспать до ее прихода, но о спокойном сне теперь мечтать не приходилось. Сильвия не простит, что он забыл о ней, о ее чувствах. Давид встал под душ и стоял под горячими струями до полного изнеможения, дожидаясь, пока острота тоски притупится, а голова отяжелеет. Дважды намыливался, словно надеясь смыть с себя вину и усталость, оставив только распаренную красную кожу. Прямо в купальном халате принялся раскладывать вещи из чемодана по полкам шкафа. Одежда, которую он так и не надел, все равно измялась, и ее пришлось положить в глажку. Наконец у него в руках остался лишь пакет из лиссабонской кондитерской с «вифлеемскими» пирожными. Не зная, что с ним делать, Давид тяжело сел на кровать.
– Простыни намочишь своим халатом.
