Мастер Чэнь - Этна
Черные глаза графа весело блестели.
Я повернулся к дону Мигелю, выпрямился и застыл в молчании.
— Ну, я отвечу, — сказал он, наконец. — Нет, Серхио, я вас не прогоняю. Я о вас сейчас даже лучшего мнения, чем полгода назад. И да, ваша работа у меня гарантирована по крайней мере до следующего Рождества. И, видимо, дальше. Ваша поездка в мои владения в Чили — если останетесь, то будет, и не одна. То, что мне очень нравится, что вы, сидя тут у меня, стали довольно-таки заметной фигурой европейского масштаба — так оно и будет нравиться. А про наш с вами португальский проект и говорить нечего, вы там будете как рыба в воде. То есть я вами очень даже доволен. Но представьте, к вам подобрался бы этот сицилиец и сделал предложение, от которого нельзя отказаться, за моей спиной. И вы бы… Да?
Да нет же, я бы отказался. Но — хотя бы присутствовать при рождении уникального вина… Просто съездить туда и оказаться первым из внешнего мира…
— Ну, и все условия вашего контракта там будут ровно те же, что и здесь. То есть в свободное время, не в дни урожая, вы можете ездить куда хотите, писать, что вам взбредет в голову. И с тем же обязательством, что у меня: ни слова о том хозяйстве, где вы работаете, и его винах. Ни хорошего слова, ни плохого. По очевидным причинам. Кстати, если вы спросите меня, в чем мой выигрыш от этой истории, то я скажу: мне было веселее, когда вы все-таки писали о моих винах то, что думали. Вы делаете со словами…
Он щелкнул пальцами.
А граф всё молчал, голос его я услышал позже, когда мы пошли вдоль лишенной листьев лозы вниз с холма, говоря ни о чем. Но я знал, что он видел мое лицо, когда речь шла о вине с Этны. Оно всё сказало.
И я перестал размышлять о том, до чего я дожил — продали, как скотину.
В конце апреля я приехал на Сицилию.
И увидел — из окна автомобиля — внизу слева, между гор, чашу из нежно-зеленых холмов, клонящихся туда и сюда, и каждый будто причесан гребенкой. Лоза, как будто я ниоткуда не улетал. Она сейчас как раз цветет: цветущая лоза — это красиво, это зелененькие пушистики с бордовыми точками. Потом на месте точек надуваются плотные шарики, это уже будет виноград. А осенние виноградники — по цвету они вроде черепичных крыш или поляны, сплошь заросшей подосиновиками. И я это буду снова видеть. Каждый день.
Далее, как-то неожиданно, возникла стоящая на холме та самая не совсем крепость, а как бы целый квартал под старой черепицей, в фасаде которого прорезана арка, туннель с четырехметровыми дубовыми воротами.
— Ла кантина, — сказал мне водитель с гордостью.
Внутри этого квартала — двор со старым деревом, стены увиты диким виноградом и вьюнком с невозможно синими цветами. Я постоял там, и меня повели обратно в ворота.
— Ваш дом, — указали мне на первую из ряда старых каменных двухэтажных хижин, лепящихся снаружи северной стены. — А вот это… Наша гордость. Да, наверху.
Я поднял голову. Обширное сооружение, все-таки похожее на крепость, стоит на холме над зеленой долиной-чашей, сзади у него — горный склон, мягко уходящий вверх.
А еще выше висит странное, снежных оттенков одинокое облако среди чистого вечернего неба.
Я вышел из своего домика — великолепного домика — часа через полтора, разложив вещи. И увидел — не может быть — россыпь искр в вышине в середине того же, уже почти невидимого в темноте облака. Искры без звука взлетали оранжевыми гроздьями вверх и растворялись во мраке.
Я часа три назад пытался рассмотреть с самолета, сквозь облака — где же эта знаменитая Этна. А тут уже не надо рассматривать. Она здесь. Я на ней теперь живу, на полпути к вершине.
— Вам повезло! — сообщила мне на почти хорошем английском какая-то девица, пришедшая сказать, что мне в честь приезда приготовили ужин. — У нас сегодня как раз извержение. Даже немножечко лавы. Давно не было.
В ее голосе звучала гордость.
Я посмотрел на нее с удивлением.
* * *Дальше выяснилось, что работать каждый день я буду вовсе не с графом Джорджио. Да, в нашей крепости у него были свои комнаты над самой входной аркой. И мы все знали: вон там — окно графа, и в один прекрасный день он может из него выглянуть. А еще в правом, южном крыле — громадный, от земли до крыши, зал, бывшее зернохранилище, а сейчас графская библиотека с камином. И он там иногда сидит в уголке с компьютером; но так или иначе, до сей поры я видел графа в нашей крепости только раз (хотя он, кажется, приезжал чаще).
Кантина «Пьетро дель Куоре» непосредственно управляется младшим сыном графа, Альфредо. У него тоже квартира над аркой. Есть старший брат Энрике, он занимается продажами, финансами и многим другим, и это точная копия Джорджио. Черноволосый и бровастый. И он будет графом. Но Энрике тут, как и отец, не живет, их дом (и офис) в Палермо.
А Альфредо — нечто совсем другое. В детстве он был, видимо, ангелом — светловолосым и голубоглазым. Потом из ангела стал автогонщиком, и довольно известным; кстати, гонщиком был и его отец граф Джорджио, в те времена, когда автомобили еще не были похожи на космические корабли. А потом оказалось, что больше Альфредо не гонщик, вдобавок — он уже почти не живет в своей квартире в Риме (семья, и довольно многочисленная, постоянно посещает его в нашей крепости). Он теперь очень, очень грамотный менеджер винного хозяйства. И не только менеджер, а хозяин. Хозяин — это человек, на которого работают профессиональные энологи, но он может взять виноградный лист в руку и по шуршанию узнать, хватает ему влаги или нет.
Похож хрупкий Альфредо, с его волнистыми светлыми волосами, все еще несколько детским лицом и сладко прижмуренными глазами, на счастливого, весьма подвижного и активного кота. Одет он как и все мы, летом — в какие-то тонкие рубашки, шорты и прочее, а на ногах у него замшевые туфли или тапочки, иногда вконец измочаленные. Он передвигается в них по двору и цехам беззвучно, на мягких лапах.
Вот он-то меня и встретил под громадным деревом в центре двора следующим утром, глядя на меня весело, ласково, даже с какой-то робостью (я ведь его немного старше), и устроил мне игру в угадайку.
Игра касалась автомобиля, но — поскольку я упомянул про единственный раз, когда видел в наших местах графа, — об этом стоит рассказать, пока не забыл.
Было так: мирным вечером наш любимец, персикового цвета лабрадор (шерсть в тон стенам), лежавший до того пузом на камнях, вдруг вскочил и начал прятаться за наши ноги. И в ворота ворвались псы — драные псы, лохматые псы черно-белого окраса, злые охотничьи сеттеры; обежали весь двор по кругу, загнали нашего персикового друга в угол напрочь, спугнули двух местных котов (они взобрались по побегам дикого винограда и зависли на уровне второго этажа).
А за ними через ворота во двор начали заезжать… автомобили.
Этого не могло быть, потому что такое здесь запрещено. Автомобилям место на стоянке, во двор люди входят пешком, двор — памятник истории, живая картина, здесь не бывает запаха бензина или, того хуже, пятен масла.
Из машин начали вываливаться дедушки с ружьями. В каких-то позорных майках, с усами, носами, не все бритые и все очевидно выпивши.
Один из них был — как я потом понял — граф, неузнаваемый в майке и всем прочем, но ведь до того я видел его только раз. Остальные были его друзья из Палермо, возможно — тоже с титулами, они приехали пострелять утром в холмах птичек.
Все мы в этот момент смотрели на Альфредо — как он прижимает руки к груди, умоляя отца, и почти без надежды пытается выгнать оккупантов со двора. Правда, ему это удалось, машины, недовольно фырча, уехали на стоянку, дедушки поднялись к графу наверх еще выпить, псов загнали в какую-то конюшню. Альфредо постепенно пришел в себя.
И я тоже. Дело в том, что когда вы на Сицилии, особенно в сельской местности…
Собственно, в любой местности здесь вы хорошо знаете, как выглядит мафия. Изображение ее типичного представителя вы можете купить в виде аппликации на майку и носить его на своей груди. Сицилийский мафиозо — он обязан быть точно таким, как эти дедушки. С уточнениями в виде большого рыхлого носа и кепки. В общем, человек из народа. Который в случае чего просовывает два ствола кому-то в окно и засыпает дробью всю комнату, а намек такого рода сложно не понять.
И когда группа точно таких дедушек с ружьями врывается к вам во двор, последнее, о чем вы думаете, — кто из этой оравы граф.
А автомобиль…
Это была забавная история. Итак, в то утро Альфредо, улыбаясь мне нежнейшим образом, предложил выбрать: в правой руке или в левой?
— В любой, — сказал я, — если эта машина — белая.
— Ах, вы любите белые машины, — покачал головой Альфредо, опуская руки. — Ну, тогда вам повезло. Потому что это — «мерседес». Правда, я все равно бы вам именно его и отдал… И он именно белый.
Я не верил в добро, хорошо зная, на каких развалинах ездят по виноградникам, помня, что за полуживой «сеат» был у меня в Испании. И правильно делал, что не верил.
