Камилла Лэкберг - Призрачный маяк
Работа в участке замерла. Бертиль Мелльберг с неожиданным для него тактом спросил Патрика, надо ли им приходить на похороны. Но тот только покачал головой. Он недавно вернулся на работу, и все ходили вокруг него на цыпочках, включая Мелльберга. Паула и Бертиль первыми прибыли на место трагедии. Увидев искореженные автомобили, они решили, что в такой аварии выжить никто не мог. Заглянув в окно одной из машин, они сразу узнали Эрику. Прошло всего полчаса после того, как «Скорая» забрала Патрика из участка, и он не знал, жива его жена или мертва. Врачи не могли дать четкого ответа о серьезности полученных травм, а у спасателей ушло много времени на разрезание искореженного автомобиля.
Мартин и Йоста были на задании и узнали об аварии и о том, что случилось с Патриком, только спустя несколько часов. Они сразу поехали в больницу в Уддевалле и весь вечер ждали в коридоре. Патрик лежал в отделении интенсивной терапии. А Эрику и ее сестру Анну, ехавшую с ней в машине, экстренно оперировали.
Но теперь Патрик вернулся на работу. Оказалось, что у него не инфаркт, а спазм сосудов. После трех месяцев больничного врачи разрешили ему выйти на работу, но строго-настрого велели избегать любого стресса. Только как это сделать, задавался вопросом Йоста. С новорожденными близнецами дома, с больной свояченицей — как тут не испытывать стресс.
— Может, нам все же надо было пойти? — спросил Мартин, помешивая кофе. — Может, Патрик отказался только из вежливости?
— Мне кажется, нет.
Йоста почесал полицейскую собаку Эрнста за ухом.
— Там и так полно народа. Здесь от нас гораздо больше пользы.
— Какой пользы? За весь день — ни одного звонка.
— Это затишье перед штормом. В июле ты еще вспомнишь с тоской о днях без хулиганства, грабежей и пьяной поножовщины.
— В точку, — сказал Мартин.
Он был самым молодым сотрудником, но уже чувствовал себя опытным полицейским. За пару лет, что Мартин здесь работал, он принимал участие в очень сложных расследованиях. К тому же недавно стал папой. Казалось, в тот момент, как Пия родила дочь, он вытянулся на несколько сантиметров.
— Ты видел приглашение? — Йоста потянулся за печеньем «Баллерина» и принялся аккуратно отделять светлую печеньку от темной.
— Какое приглашение?
— Мы удостоились чести быть подопытными кроликами в новом спа-центре, который открывается в Фьельбаке.
— «Бадис»? — заинтересовался Мартин.
— Он самый. Новый проект Эрлинга. Будем надеяться, что это у него получится лучше, чем тот идиотский «Долбаный Танум».
— А мне кажется, это неплохая идея. Большинство парней приходят в ужас при одной мысли о чистке лица, но я как-то попробовал в Гётеборге, и, скажу вам, это чертовски хорошая штука. Кожа после этого была нежная, как попка младенца.
Йоста с недоверием посмотрел на своего младшего коллегу. Чистка лица? Только через его труп. Никому он не даст намазывать какую-нибудь дрянь себе на лицо.
— Ну, посмотрим, что нам предложат. Надеюсь, хоть покормят. Я не против вкусного десерта.
— Вряд ли. В таких местах они больше заботятся о фигуре, чем о хорошей жратве.
Йоста изобразил кислую мину. Он весил столько же, как когда окончил университет. Фыркнув, взял еще одно печенье.
* * *В доме их встретил полный хаос. Майя с Лисен прыгали на диване, Эмма с Адрианом дрались из-за DVD-фильма, а близнецы вопили во все горло. Мама Патрика выглядела так, словно готова была броситься со скалы в море.
— Слава богу, вы дома! — воскликнула она, вручая орущих младенцев Патрику и Эрике. — Не понимаю, что с ними. Они словно с ума сошли. Я пыталась их накормить, но пока я кормлю одного, другой вопит и не дает первому сосредоточиться на еде и… — Она сделала паузу, чтобы вдохнуть воздуха.
— Присядь, мама, — попросил Патрик.
Он пошел за бутылочкой для Антона. Мальчик был весь красный, крики сотрясали его маленькое тельце.
— Захватишь бутылочку для Ноэля тоже? — Эрика пыталась укачать орущего малыша.
Антон и Ноэль были еще маленькими. Не то что Майя, которая уже родилась крупной девочкой. Как птенчики, они лежали в куветах под капельницей и с иголками в руках. Но дети были сильными и скоро начали набирать вес. Аппетит у них был хороший. Однако, естественно, родители все равно переживали.
— Спасибо, — Эрика приняла протянутую ей бутылочку и присела в кресло с Ноэлем в руках. Он тут же начал жадно сосать бутылочку. Патрик присел напротив с Антоном, который быстро последовал примеру брата. Эрика подумала, что отсутствие молока у нее давало свои преимущества. Они могли делить ответственность за детей. С Майей так не получалось. Казалось, дочка не отлипала от ее груди никогда.
— Как все прошло? — спросила Кристина. Спустив Майю и Лисен с дивана, она велела им идти играть в комнату Майи. Эмма и Адриан уже исчезли.
— Что сказать? Я переживаю за Анну, — ответила Эрика.
— Я тоже, — Патрик уселся поудобнее. — Такое ощущение, что она закрывается от Дана, отталкивает его от себя.
— Знаю. Я пыталась говорить с ней. Но после того, что случилось… — Эрика покачала головой.
За что ей это? Анна столько лет жила в аду. И только в последние годы она наконец обрела покой. И она так ждала этого ребенка. Нет, жизнь обошлась с ней несправедливо.
— Эмма и Адриан чувствуют себя неплохо, — Кристина посмотрела вверх, откуда доносился детский смех.
— Да, судя по всему. Они рады, что мама наконец вернулась домой. Но боюсь, что реакция еще последует, — высказала свое мнение Эрика.
— Наверное, ты права, — сказала Кристина и повернулась к сыну. — А ты как? Разве ты не должен отдыхать дома? Никто тебе не скажет спасибо за то, что ты убиваешься в этом участке. Твоя болезнь — это предупреждение.
— Сейчас там поспокойнее, — вставила Эрика, — но я сказала ему то же самое.
— Я хорошо себя чувствую. Работа мне на пользу. Но ты знаешь, что я задержался бы дома побольше, если бы ты попросила, — сказал Патрик, ставя пустую бутылочку на стол и выпрямляя Антона, чтобы он мог срыгнуть.
— Мы справляемся, — произнесла Эрика, и она не лукавила.
После рождения Майи ей казалось, что она все время как в тумане. Но на этот раз все было по-другому. Может, обстоятельства, при которых появились на свет близнецы, не оставили места для депрессии. Кроме того, у младенцев был строгий распорядок дня в больнице, что тоже хорошо сказалось на их поведении. Они послушно спали и ели в нужное время, притом одновременно. Нет, Эрика была уверена в том, что справится с детьми одна. И она наслаждалась каждой секундой времени, которое проводила с детьми. Ведь она чуть их не потеряла. Зажмурившись, Эрика прижалась носом к головке Ноэля. Пушок на его макушке напомнил ей об Анне. Эрика еще крепче зажмурилась. Нужно придумать, как помочь сестре. Эрика чувствовала себя такой беспомощной. Она сделала глубокий вдох. От Ноэля так хорошо пахло…
— Милый, — пробормотала она ему в макушку, — мой сыночек.
* * *— Как дела на работе? — спросила Сигне, чтобы снять напряжение.
Она была занята тем, что выкладывала на тарелки хорошие порции мяса, картофельного пюре и горошка со сливочным соусом. С тех пор, как Матте переехал в дом, у него не было аппетита. Она готовила его любимые блюда, но он едва к ним притрагивался. И это когда он ужинал у них, а что он ел один в своей квартире — оставалось для нее загадкой. И он был такой худой, что жалко смотреть. Слава богу, он немного оправился от случившегося. Когда они навещали его в больнице, она не могла сдержать слез. На его теле живого места не было, а лицо распухло до неузнаваемости.
— Все хорошо.
Сигне дернулась при звуке его голоса. Он так медлил с ответом на вопрос, что она уже и забыла, что задала его. Матте ковырялся в пюре и отрезал от мясного рулета крошечные кусочки. Она, затаив дыхание, смотрела, как он подносит вилку ко рту.
— Хватит смотреть, как он ест, — проворчал Гуннар; он уже накладывал себе добавки.
— Прости, — извинилась Сигне, качая головой. — Я так рада, что ты ешь.
— Я не умру от голода, мама. Видишь, я ем. — Словно в подтверждение своих слов, он подцепил большой кусок и поднес ко рту.
— Ты же не перерабатываешь в коммуне?
Сигне поймала на себе еще один раздраженный взгляд Гуннара. Он считал, что жена ведет себя как наседка, и хотел, чтобы она оставила сына в покое. Но Сигне ничего не могла с собой поделать. Матте — ее единственный сын, и не раз с той самой декабрьской ночи, когда он появился на свет, она просыпалась в холодном поту от страха, что с ним что-нибудь случилось. Для нее не было на свете ничего важнее его благополучия. Как и для Гуннара, который тоже боготворил сына. Просто он был сильнее ее и не позволял страху за ребенка брать власть над собой. Сама же Сигне все время пребывала в страхе. Когда Матте был маленьким, она подозревала у него порок сердца и заставляла врачей по сто раз все проверять. Первый год жизни ребенка она почти не спала: все время вставала и проверяла, дышит ли он. Когда он был школе, еду на обед она разрезала ему на мелкие кусочки, чтобы сын случайно не подавился и не умер. По ночам ей снились кошмары, в которых он попадал под автомобиль. Когда Матте достиг подросткового возраста, ее кошмары стали еще хуже: драки, пьяное вождение, алкогольное отравление. Порой ее крики будили Гуннара. Кошмары не давали ей спать, и она сидела допоздна и ждала, пока Матте вернется домой. Взгляд ее метался между дверью, окном и телефоном. И при каждом шорохе сердце у нее вздрагивало.
