Лариса Соболева - Гробница вервольфа

– Марго, я не устраиваю приемов, – пробовал образумить сестру Уваров. – Здесь некого приглашать, чтобы похвастать изысканным убранством.

– Ты привык к походной жизни, и это дурно, – воспитывала его она. – Некого, говоришь, приглашать? А мы устроим спектакль. Да, да! И пригласим офицеров из полка Александра Ивановича.

– Помилуй, кто же играть-то будет? – смеялся брат.

– Ты, я, Анфиса! Моя Анфиса прекрасно читает Пушкина и Байрона. А вы, подполковник, согласитесь играть?

– У меня нет таланта, – не смог напрямую отказаться тот.

– У нас у всех нет таланта, кроме как у Анфисы. Ну и что? – загорелась идеей Марго. – Мы разыграем… водевиль «Гусар-девица» господина Кони! Возражений не принимаю. Через… через две недели дадим представление прямо на террасе, зрителей посадим на лужайке. А сейчас давайте в карты поиграем?

Слуга принес карты, условились играть по четверти копейки, разыграли три партии – выиграла мадемуазель Каролина. Марго кинула карты и, наблюдая, как гувернантка подсчитывает выигрыш, капризно заворчала:

– Она мошенница. Подполковник, вы не находите? Ведь так не бывает, чтобы выигрывали подряд сто раз! Это неинтересно. Идемте к озеру? Ночь волшебная, мне вовсе не хочется спать.

Ночь была тиха. Лишь сверчки неустанно стрекотали, да лягушки квакали, но их голоса как раз дополняли, подчеркивали безмятежную и привольную тишину. Пространство из темноты со стороны озера не пугало, напротив, оно привносило покой и ощущение, что жизнь проста и прекрасна. Только звезды мерцали грустно, но они так высоко и так недосягаемы, место их определено навечно, оттого им оставалось лишь грустить над невозможностью присоединиться к людям у озера. Недоставало чего-то особенного, подтверждающего явь этой чудной ночи…

Вдруг издалека долетел женский голос, выпевая мелодию сначала протяжно и несмело. Постепенно голос крепчал и, проносясь над озером, взмывал до высоких нот, поражая чистотой звучания и сложной мелодией. Он был легче воздуха, одновременно сильный и глубокий, казался неземным, оттого не нуждался в аккомпанементе. Слов не разобрать, но голос брал за душу страстной тоской, несбыточными мечтами и вынужденным смирением, звучавшим в нем. Это было так необыкновенно, что даже непоседливая Марго замерла, вслушиваясь в рулады. Последняя нота надолго задержалась в воздухе и постепенно угасла, как гаснет фитилек догорающей свечи. Возобновился стрекот сверчков и недовольный гомон лягушек.

– Так поют ангелы, – тихо сказал Суров, закуривая трубку.

– Она поет каждую ночь, – в тон ему произнес Уваров.

– Кто? – спросила Марго, вслушиваясь в звуки.

– Не знаю, – ответил Мишель. – На противоположном берегу усадьба, но мне неизвестно, кто там живет.

– Ты не делал визиты соседям? – удивилась сестра. – Очень нехорошо, друг мой, тебя сочтут за буку.

– Я пытался познакомиться, но лакей сказал, мол, «барыня не принимают».

– Барыня? – плутовски улыбнулась Марго. – Ну, мне-то она не откажет. Тшш! Опять… Это Беллини… Чудо, как хорошо поет.

Слушали, усевшись на траву у озера, в черных водах которого отсвечивала кривобокая луна. Внезапно все стихло – очевидно, певица ушла с берега. Устали и лягушки, только сверчки нарушали тишину размеренным стрекотом. Суров принес шампанское и бокалы, выпили по глотку.

– А мне, признаться, любопытно взглянуть на обладательницу столь волшебного голоса, – сказал Уваров и поднял глаза в небо. – У, скоро полнолуние…

– Почему ты говоришь о полнолунии так загадочно? – все хотела знать Марго.

– Завтра скажу, сестрица. Это менее приятная тема.

Внезапно удивительную тишину разрезал заунывный вой. Он тоже доносился с другого берега и звучал вразрез с божественным голосом, заставляя содрогнуться.

– Похоже, волк воет, – сказал Суров.

– Здесь волки водятся? – перевела на брата испуганные глаза сестра.

– Далеко, – ответил тот. – Вблизи не встречались.

– А разве волки воют летом? – спросила она.

– Когда волк голоден, он воет, – ответил Суров.

Словно в подтверждение его слов, волк снова завыл…»

2

Итак, интрига обозначилась: пение, волчий вой. Вот если бы эту историю превратить в мистический детектив… Как же выстроить детективную линию?

– Ты что так долго? – спросил Борис, открыв дверцу изнутри.

– Прости, – не стала ничего объяснять София – лень.

Машина тронулось с места. Борька крутой, подруги ей завидовали: отхватила классного мужика, как сыр в масле катается аж целых семь лет. А София взяла и пошла работать продавщицей-консультантом в книжный магазин (больше никуда не брали без опыта). Подружки пальчиками у виска покрутили и угомонились. Работа ей не нравилась, но, возможно, именно с нее София и начала менять свою жизнь. А то тоска – хоть плачь, хоть вешайся. Знать бы, чем сердце успокоить… так ведь нечем. Если бы кто-то спросил, чего она хочет, София попала бы в тупик, ибо не знает. В том-то и есть смысл ее бессмысленного бытия.

– Что за коробка? – спросил Борька.

– Папа ноутбук подарил.

– На фига?

Посмотришь на него – джентльмен, послушаешь – охламон. София даже не задумывалась, любит ли мужа, как раньше. Просто привыкла и уже не представляла другого мужчину рядом с собой. Но что-то с ней творится не то, дело ведь не в Борьке. Правда, он не хочет детей, а возможно, ее хандра прекратилась бы, будь у них дети. Папа не любит Борьку, считает его хвастуном, скрягой, недалеким и самовлюбленным типом. Он не совсем прав, муж – человек настроения, иногда сорит деньгами, при этом не любит выбрасывать старые вещи. А вот что хвастун – да! Купит жене кольцо, потом всем показывает. Или новым знакомым заявляет: посмотрите, какая у меня куколка-жена. Все умильно улыбаются и соглашаются, Борей восхищаются, а София тихо бесится, потому что куколка – это ни на что не пригодная чурка при муже. По сути, Борька просто мальчишка, хотя в его тридцать шесть пора повзрослеть.

Был скучный ужин, потом скучный секс – все нормально, так живут многие. Дело не в муже, а в ней, себя надо менять. София долго не засыпала, ее мысли крутились вокруг сюжета.

Хозяин магазина купил несколько квартир в старинном доме и переделал их в один большой торговый зал, а потому закоулков здесь тьма. В самом дальнем закутке устроилась на стуле София и читала, с трудом разбирая слова с «ятями». Сегодня ее отдел посетили три человека, ничего не выбрали. Сейчас больше интересуются не специальной литературой, а художественной или про здоровье без врачей, поэтому свободного времени у Софии полно. Вчерашнее недоразумение как-то уже отодвинулось, но… неожиданно напомнило о себе.

Шаги заставили Софию отвлечься от книги и привстать, ведь явно именно в ее «аппендикс» кто-то шел. Однако так покупатели не ходят – как на параде, чеканя шаг. Стоило Софии увидеть молодого человека, она поняла: ей конец. Это был вчерашний вооруженный бандит, правда, сейчас без пистолета. Но шел он на нее, смотрел на нее, свирепое лицо с поджатыми губами говорило: идет убивать! София механически поднялась и попятилась, спиной уперлась в книги. Он подошел на расстояние вытянутой руки, поставил руки на бедра и с минуту уничтожал ее взглядом василиска. От взглядов не умирают, не умерла и София, хотя от страха окостенела.

– Покажи руки, – приказал он.

Руки сами поднялись ладонями вверх, секунда – и на запястьях защелкнулись наручники. София ахнула, а тип в мятой футболке и джинсовом жилете предупредил, внезапно придавив ее к полкам телом:

– Лучше молчи, иначе я за себя не ручаюсь.

Он схватил ее за локоть и потащил в соседнюю часть зала, а там – какая жалость! – никого. Отсюда был выход на задний двор, туда и поволок ее бандит через короткий коридор, усадил в машину на переднее сиденье, сам сел за руль. Причем София, даже увидев грузчиков, не сообразила поднять визг, только подумала, что сюда просто так не въедешь, стало быть, бандит получил разрешение у хозяина.

Выехали со двора, помчались по улицам. София опомнилась:

– Куда вы меня везете?

– На казнь, – бросил он спокойно.

Сердце ее захолонуло: точно пришел конец! Но умирать как-то рано. Неожиданно для себя София начала бить бандита, несмотря на руки в наручниках.

– Выпусти меня! Люди! Помогите…

Он молча и зло оттолкнул ее одной рукой. Его резкого движения оказалось достаточно, чтобы она всем телом врезалась в дверцу и притихла. София сдалась. Куда ей справиться с этаким баобабом! У него нет жалости, нет чувств, он бревно. Все, теперь у нее больше ничего не будет. Она не увидит папу, не скажет ему много хороших слов, которые стеснялась говорить. Не изменит свою жизнь, потому что жизнь закончится, и не напишет роман, который сейчас созревал в ее голове. И не прославится, в конце концов! А ведь София уже нащупала ход…

«Из окна открывался вид на озеро, над которым вилась тонкая дымка. Марго выбежала на террасу, потянулась, затем скинула туфли и побежала к купальне. Любуясь окружающей красотой, заметила на причале гувернантку с удочкой – и она уже не спит. Рядом с мадемуазель стояло большущее ведро, очевидно, рыбы в нем много. Марго повернула к причалу, на цыпочках подкралась и заглянула в ведро, а там плавала одна маленькая рыбка.