Данил Корецкий - Освобождение шпиона
Пять минут пролетели быстро. Журналистка, он даже не запомнил, как ее зовут, убрала в сумку тетрадь и диктофон, в шутку пожаловалась охраннику, что ей не дали больше времени на интервью, а такое короткое не окупит и половины расходов на дорогу и прочее.
Охранник — тоже в шутку, наверное, — предложил взять интервью у него, что разом решит все ее финансовые затруднения. Она рассмеялась, попрощалась и вышла. На Мигунова даже не посмотрела. Его же опять поставили в лягушачью позу и отволокли обратно в камеру.
…До самого вечера он твердил про себя прочитанный на экране диктофона текст. Укладывал его в голове, привыкал, запоминал, думал… Хотя ничего особо сложного или непонятного в тексте не было.
Ему предписывалось, ни много ни мало, убить кого-нибудь из персонала колонии или заключенных. Тогда против него возбудят новое уголовное дело. На время следствия его переведут в СИЗО в Заозерск, а потом — в Иркутск, где находится областной суд, поскольку тяжкие преступления, включая убийства, являются подсудностью областного суда. Там, на следствии или в суде, организовать побег будет гораздо легче, чем здесь, в колонии. Таков был первый этап операции, после выполнения которого он получит дальнейшие инструкции…
Вот такой расклад ему предлагался. Кто предлагал? У Мигунова на этот счет сомнений не было. Горстке активистов из «Неспящих» мысль об убийстве вряд ли пришла бы в голову. Любчинскому и прочим адвокатам из «Архипелага» — тем более. Остается лишь одна фигура: его покровитель, работодатель, его демон и ангел-хранитель в одном лице — ЦРУ. Вот уж кто никогда не стеснялся в средствах, это верно…
А если — ловушка? Если провокация? Но к высшей мере его все равно не приговорят, хуже, чем есть, уже не будет. Значит — надо действовать, следовать инструкции. Убить человека. Кого-нибудь, безразлично кого.
Мигунов осторожно пошевелился, повернул голову. На самом деле вопрос «кого» даже не стоял. У него был один-единственный кандидат на роль трупа, абсолютный победитель в этой номинации.
Луч прожектора с вышки на миг осветил камеру. Блинов лежал на спине, уложив руки вдоль туловища, и храпел. Настоящий храп сымитировать сложно — это почти всегда сложная «музыкальная» фраза, состоящая из нескольких повторяющихся сипов, горловых бульканий и подвываний. Блинов ничего не имитировал, он спал. Все складывается одно к одному, подумал Мигунов. Сон Блинова, убийство, побег. Свобода. И опять сон — его сон… Как же он выспится на воле!
Он приподнялся на кровати, сбросил ноги на пол. Скрипнула откидная рама. Блинов издал горлом какой-то новый клокочущий звук, но тут же захрапел снова. Мигунов уже стоял на ногах. Нагнулся, поднял с пола оружие. Когда-то у него был штатный армейский «Макаров», в революционных фильмах больше использовались «наганы» и «маузеры», в китайских боевиках — нунчаку и сюрикены. Доводилось ему пользоваться спецсредством: иглой с ядом, и обычным электрическим током — 220 вольт. В особорежимной колонии ничего этого не было. В роли оружия должны были выступить его носки. Заскорузлые от грязи носки, которые он, за неимением кляпа, сунет в пасть Блинову, чтобы быстрей придушить его. По телу прошла приятная дрожь, настолько эта мысль показалась ему правильной и естественной, даже полезной для организма, как стакан свежевыжатого фруктового сока или, лучше, сухого вина.
Зажав носки — в правой руке, словно настоящий «маузер», Мигунов подошел к кровати сокамерника. У Блинова открыт рот, первым делом — заткнуть его, прихватив для верности челюсти левой рукой. Итак: заткнуть, навалиться, задушить. Душить долго, пока не уйдут последние сомнения. Вот ведь еще совпадение — Блинов как нарочно прочел ему сегодня эту лекцию, предостерег от возможных ошибок. «Душить надо умеючи, с терпением…». Терпение у него есть. А вот умение?
Мигунов остановился.
Умение приходит с опытом. Он убивал дважды, значит, опыт у него должен быть. Но оба раза он даже не прикасался к своей жертве — Дроздов был убит электричеством, Катранов — ядом… Хотя нет, Катрана ему все-таки пришлось хлопнуть по руке, чтобы ввести яд. Дружеское такое похлопывание… Сейчас похлопыванием не обойдешься.
Ладно.
Мигунов поднял свой «маузер», прицелился в приоткрытый рот. Ну, давай! Но он не мог двинуться с места, словно загипнотизированный. Сердце колотилось, к горлу подкатил тяжелый, как сырой мякиш, комок. Ладони были мокрыми, словно он только что окунул их в горячую воду. Вытер их о себя, но это помогло мало, кожа была как нагретый воск. Нет, так не пойдет. Такими руками он не сможет душить, они соскользнут с гофрированного шланга шеи.
Ничего, ничего… Яда нет, электричества тоже. Хорошо. Он задушит Блинова голыми руками. Сломает его поганые хрящи и позвонки. Сейчас. Сию минуту. Время уходит. Ну же!
Он уже расставил руки и даже качнулся вперед, когда почувствовал внезапный приступ рвоты. Едва успел отвернуться и присесть. Спазм сжал горло, подкатил к самой гортани и вдруг так же неожиданно исчез.
Теперь Мигунов был мокрый весь, с головы до ног. Он встал — колени дрожали. Ему было страшно и гадко. Словно не убивать он собирался этого Блинова, а совершать с ним какой-то мерзкий противоестественный акт.
«Не могу, не могу», — как в бреду твердил он…
«Почему не можешь? Слабак! Дроздов и Катранов когда-то были твоими друзьями, тем не менее все получилось лучше некуда! А тут — не человек даже, а подонок, дрянь, гниль! Почему же?!»
Вдруг он понял: что-то изменилось: храп прекратился. В следующую секунду луч прожектора снова лизнул камеру — по полу, по стенам и по кровати пробежали, вытягиваясь, желтые квадраты от оконной решетки… Блинов лежал с открытыми глазами и улыбался.
Мигунов отшатнулся, едва не закричав. Еще секунда — луч ушел, камера опять погрузилась «в темноту». Ни звука, ни движения, Блинов молчал. Мигунов не видел его лица, хотя оно все еще стояло в его глазах: мертвенно-синее, изборожденное резкими тенями, с оскаленным в улыбке ртом. Нечеловеческое.
Что это было? Ему почудилось? Или этот гад просто издевается над ним? Или… он постепенно сходит с ума?
Мигунов еще долго стоял, застыв посреди камеры, как изваяние. Через несколько минут храп Блинова возобновился, но он не решился больше подойти к нему. Просто стоял. Когда ноги окончательно замерзли, он подобрал с пола носки и лег обратно в кровать. Хотя так и не уснул до самого утра.
Убить голыми руками человека оказалось не так просто, как кажется. Даже если он и не человек, а такая мерзость, как Блинов. Но дело, оказывается, не в Блинове, а в себе…
Глава 2
Шпион Семаго
г. Москва
— Я в «Ашан» по дороге заеду. Чего к ужину купить?
— «Ашан», «Ашан»… Там, наверное… Ой, не знаю, Сережа… Что-то ничего в голову…
Такое впечатление, что Наташка не только говорит мимо трубки, но и думает тоже как-то мимо.
— Ты в дороге? — спросил Семаго.
— Нет… То есть… Да. Паркуюсь во дворе. Здесь какой-то джип поперек встал, жопой своей, бл-лин, перегородил все на свете… Ф-фух.
— А почему громкую связь не включаешь? У тебя в «ягуаре» блютуз есть, ты что, не знала?
— Ой, забываю все время. Ладно… Поставила вроде. А чего ты в «Ашан» опять намылился?
— По дороге потому что, — сказал Семаго сердито. Радоваться должна, дура, что мужик по магазинам ходит, продукты покупает, заботится и все такое. А она: чего в «Ашан», чего в «Ашан»…
— Ну, я пошла? — сказала она и вздохнула.
— Ну, иди, — ответил Семаго.
Впереди была сложная развязка, ему налево, на Вавилова. Он перестроился в крайний ряд, бросил взгляд на пассажирское сиденье, где лежал белый пакет.
— У тебя все в порядке? Чего-то голос усталый. Экстремалы замучили?
— А-а, ерунда, — сказала она вяло. — Все, пока. Жду.
Через двадцать минут Семаго входил в гипермаркет «Ашан» через небольшую боковую дверь, которая в отличие от центрального входа не снабжена отдельной видеокамерой. Это небольшое открытие сделал он сам, втайне гордился своей наблюдательностью и всегда пользовался именно боковым входом. Хотя, если откровенно, необходимости в этом не было никакой.
Он посмотрел на часы: ровно 14–30. Прошел к камерам хранения, ячейка под номером 55 была открыта. Семаго забросил туда пакет, закрыл ячейку на ключ и, прихватив по дороге тележку, проследовал в торговый зал.
Время «контактного выхода» было подобрано с расчетом на некую усредненную загрузку гипермаркета, чтобы избежать, в первую очередь, пустоты утренних часов, и во вторую — часа пик, когда магазин переполнен и нужная ячейка может оказаться занята. И все-таки на прошлой неделе 55-я была закрыта, Семаго пришлось около десяти минут ждать, пока ее освободят, бродить между кассами, рядами ячеек и стеклянными витринами в вестибюле, изображая… ё-э-э… ну-у… Семаго даже не придумал, кого он изображал. Никого он не изображал, просто ходил туда-сюда. Думал, размышлял. Ну вот, представим: а если кто-то займет 55-ю ячейку и забудет в ней свои вещи? И уедет в какое-нибудь Одинцово? И до завтрашнего дня уж точно не станет сюда возвращаться?
