Алла Полянская - Тайны виртуальной жизни
Зато теперь я могу полежать одна, полюбоваться колечком, полистать книги, съесть несколько любимых конфеток… Вот нипочем не пойду я в гостиную, труп я уже видела, а ритуал открывания подарков теперь испорчен напрочь.
Колечко блестит на пальце так, как блестит только новое золото и камень, за окном, так сказать, мороз и солнце, и я могу рассмотреть драгоценность во всех деталях: овальный камешек такого оттенка, какой бывает у цветов клена, прозрачный и отлично ограненный, а вокруг него восемнадцать белых циркончиков. В общем, как раз то, что я люблю, – классика. Теперь нужно будет найти похожие серьги, а если повезет, то и подвесочку.
Дверь открылась, и вошла Вика. Этой юзерше с ником Гейша я всегда симпатизировала, и когда наше общение из вирта плавно перетекло в телефонные разговоры, мы вдруг поняли, сколько у нас общего. Внешне, правда, мы оказались даже приблизительно не похожи: я практически бесцветная блондинка, а она очень жгучая брюнетка с потрясающими карими глазами – не очень большими, но какого-то кофейного оттенка. Вика такая же не худая, как и я… Ну, это мне приятно говорить в вирте, что я не худая, и людям задвигать политкорректно, а так вообще-то при росте метр семьдесят семь вешу я полный центнер, что огорчает меня несказанно. И радует только то, что Вика весит примерно столько же. Впрочем, это не помешало ей в первый же наш реальный вечер заарканить Ирвина, да так крепко, что тот глаз с нее не сводил, а Ирвин – парень весьма видный, как оказалось. И уж они-то этой ночью не скучали, как пить дать, и тут я их понимаю.
– Там труп. – Вика села на кровать рядом со мной. – Новое колечко? У меня тоже, смотри.
На ее руке блестит тонкое колечко с гранатом, ограненным в форме капли. Значит, свою коробку она тоже достала. Да, с Гейшей нас объединяет и рациональность тоже.
– Алекс вдвоем с Ирвином сбросились. – Вика легла рядом со мной. Ее атласная вишневая пижама красиво блестит. – Да, наши мальчики лучшие. Я решила, что коробки надо оттуда забрать, чтобы полиция не прихватила с собой, ищи-свищи тогда.
– Ага. – Я рассматриваю колечко Вики и вздыхаю – красивое. Но мое мне нравится больше, вот если бы я сама их выбирала, то из этих двух я бы выбрала свое. – Ты нашла труп?
– Нет, Анетта.
Анетта – наша третья грация, но она как раз и есть грация, не то что мы с Гейшей. Анетта стройняшка, в рыжих задорных кудряшках, подстриженных чуть ниже ушей, с голубыми глазами и веснушками. Вот есть рыжие страшненькие – да почти все рыжие страшненькие, – но не Анетта. Она красивая тетка, и то, что она оказалась в компании незнакомцев, говорит только о том, что счастье или социальные связи от внешности зависят гораздо меньше, чем принято считать.
– А кто этот мужик, Алекс знает?
– Нет. – Гейша положила руку на подушку и скосила глаза на кольцо. – И с размером угадали…
– Ага, скажи? У меня конфетки, будешь?
– Нет, я такие не люблю. – Гейша вздохнула: – Я так понимаю, шашлыки на Острове отменяются.
– Да, мать их растак, все пропало.
Переглянувшись, мы умолкли. Вот так мы могли часами болтать по телефону, радуясь тому, что нашлась родственная душа, а в реале появилась какая-то неловкость, что ли? В общем, легкости нет, и я не знаю почему. Вчерашний вечер был отличным.
– Ты с Нордом переспала?
– Нет. – Я фыркнула: – У него трусы в клетку и на груди волосы.
– Понятно. – Гейша потянулась. – Так я и думала, что ты не захочешь. А мы с Ирвином…
– Ну, это было ясно с самого начала. И как он?
– На четверку с минусом.
Мы переглянулись и засмеялись.
Нет, все-таки ничего не изменилось, мы по-прежнему можем болтать о всякой чепухе и смеяться над только нам понятными вещами.
– Отличная была вечеринка, да? – Гейша поднялась и потянулась. – Пойду, пожалуй, приму душ и переоденусь.
– Так а с трупом что?
– А бог его знает, что они решили. Как по мне, завернуть его во что-то да вывезти, и все, забыли. Никто его не знает, и как он там оказался, тоже загадка. Увезти подальше и не портить себе праздник.
И тут я с ней тоже полностью согласна. Ничто так не портит праздничные планы, как некстати образовавшийся труп.
2
Вообще-то я не очень люблю праздники. Может, оттого, что мне некуда пойти – не вижу я смысла в шатании по городу. Как-то так получилось, что в последние годы все мои прежние подруги куда-то подевались. Ну, не куда-то, конечно, а просто повыходили замуж и утонули в болоте повседневных забот и супружеского долга. Иногда мы видимся – меня по-прежнему приглашают на дни рождения, но в последнюю пару лет я заметила вдруг появившуюся снисходительную жалость – дескать, да что же ты, бедняжка, все никак замуж не выйдешь! Меня это начало потихоньку бесить, и я практически оборвала все социальные связи в реале, потому что считаю, что живу отлично. Да, у меня нет вечно недовольного мужа, который иногда пахнет не слишком приятно, нет сопливых детей и нет каждодневной каторги в виде готовки, проверки уроков, секса по привычке, сидения в офисе с восьми до шести, засолки огурцов и бог весть чего, что необходимо делать замужней женщине и матери семейства. Но это не значит, что я несчастная или неполноценная, что бы там ни считали окружающие. И когда я на мнение окружающих плюнула, сразу почувствовала себя гораздо лучше.
Мужа я не завела, потому что не попался еще мужчина, которого я бы могла вытерпеть дольше, чем пару ночей, и который не пытался бы требовать от меня… всякого: чтоб я не сидела в Интернете, чтоб варила какой-то борщ и гладила стираные вещи. Мужчины находятся в плену совершенно диких предрассудков, считая себя вправе требовать от женщины самых разнообразных вещей, вплоть до секса. И секса требовать даже тогда, когда мне, например, и приблизительно его не хочется. А еще деторождения, которое пугает меня до одури, сама концепция даже.
Дети – это вообще отдельная песня. С детьми у меня сложные отношения: младенцы не умиляют, потому что они бессмысленные, громкие, слюнявые и немного страшненькие; малыши, бестолково шумные, сующиеся повсюду, траектория передвижения которых напоминает броуновское движение безо всякого смысла, меня также раздражают. А вот когда детям лет семь-восемь, это уже вполне личность, с которой можно общаться на равных. Но нигде не выдают семилетних детей с твоим собственным набором генов, а вариант с младенцами меня не устраивает.
Мне надоело объяснять все это и видеть жалость в глазах подруг и родственников, словно я и правда неполноценная. А я не считаю, что отсутствие мужа и детей делает меня неполноценной! Я сама зарабатываю на жизнь и живу как хочу. И приобретать какие-то девайсы только ради того, чтобы в глазах социума выглядеть состоятельной, не собираюсь. Потому что, по моему мнению, заводить семью и тем более детей нужно только тогда, когда человек сам сможет обеспечивать их. А не так, как, к примеру, Олька: ни дня не работала, родила двоих детишек, а потом муж ее бросил и нашел другую, и теперь все разговоры Ольки вертятся вокруг того, как она выбивает из него ежемесячное содержание для себя и детей.
Она в подробностях описывает новую пассию бывшего супруга и свои унижения. Все сочувственно охают: «Надо же, какая бедняжка! Ах, какой негодяй!» Олькины приключения превратились в вялотекущую шизофрению вкупе с местной санта-барбарой, в которой появляются все новые серии, и конца этому не предвидится, но в глазах социума Олька – личность состоявшаяся, а я нет. И когда она ноет, пытаясь вызвать сочувствие, она его получает, более или менее искреннее, ей как бы априори полагается это сочувствие.
А вот мне всегда хотелось спросить: а какого, собственно, лешего ты, Оля, не работаешь? Но я, по понятным причинам, не спрашиваю, просто молчу.
Мы знакомы с института, и я думала, что уж кто-кто, а Олька добьется успеха. Но она на четвертом курсе вышла замуж, диплом защищала перед самыми родами и с тех пор не работала, занимаясь домом и детьми, как того и хотел ее ненаглядный Юрочка. А Юрочка тем временем не зевал, пока Олька обеспечивала ему «крепкий тыл», он сделал хорошую карьеру, и вокруг Юрочки в какой-то момент появился хоровод из молодых ногастых девок, которые были готовы на все. А Олька в халате, и разговоры только о детях и борщах, и в постели не фонтан, потому что устает же она и не следит за собой – ну а зачем? Муж есть, дети есть, она же мать, а не фотомодель.
Но Юрочка, как оказалось, мечтал о другом. И теперь вся Олькина жизнь сосредоточена на том, чтоб выклянчить у него денег. Юрочка, надо заметить, зарабатывает столько, что может совершенно свободно содержать десяток детей и жен, но ему, по-видимому, нравится ставить «бывшую» в положение просительницы. И Олька, занятая теперь еще и жалением себя, смачно, со знанием дела рассказывающая о своих злоключениях и унижениях, по-прежнему вызывает всеобщее сочувствие, а хором, напоказ, жалеют меня: ах, бедняжка, не повезло, не вышла замуж! И даже Олька жалеет, вот что смешно.
