Галина Романова - Возвращаться – плохая примета
Потом Арина уезжала отдыхать, вернулась в конце августа. Ни с кем особо не говорила, и про Аллочку Митину, и про ее сердитого мужчину, и чокнутого мужа не знала вообще ничего.
И вдруг этот страшный вопль…
– Что случилось? – спросила Арина, прорвавшись наконец к забору дома Митиных. – Почему она так орет?
– Верка-то?
Стоявший сбоку мужик средних лет в широченных шортах и полосатой майке показался Арине знакомым, только вот где и когда она могла его видеть, она вспомнить никак не могла. Деревенский, одним словом.
– Верка, Верка, – закивала она с раздражением. – Чего голосит?
– А случилось что-то у Митиных-то, уже и милиция приехала, – меланхолично отозвался мужик. – Не пускают никого и не выпускают.
За забором, достаточно высоким, кто-то сновал и бегал туда-сюда, Верка выла где-то за домом, кто-то даже отдавал какие-то распоряжения. Помимо Веркиных воплей слышались еще чьи-то всхлипывания. Арина подошла ближе. Ухватилась за край доски, покрашенной в зеленое, и подтянулась.
Да, милиция была в лице участкового – молодого малого из города. Тот стоял, подбоченившись, посреди двора – в форме, но без фуражки. Его округлившиеся от ужаса глаза смотрели, не мигая, перед собой. Он не двигался, не отвечал на вопросы Митина-старшего, размахивающего у него перед носом руками, видимо, он размышлял. Кроме него и Митина-старшего, во дворе топталась мать Веры, сгорбившаяся от горя и без конца сморкающаяся в платок. Ее племянница и муж племянницы. Вера продолжала выть за домом.
– Эй, лейтенант, – требовательно позвала его Арина. – Что стряслось?
Лейтенант очнулся от дум, глянул на нее, тут же посуровел.
– Гражданка, отойдите от забора! – рявкнул он, потом повел взглядом вокруг себя и заорал еще громче: – И вообще, всех посторонних прошу удалиться, ну!!!
– Это кто посторонний, я??? – засипел Митин и схватил парня за рубаху на груди. – Я посторонний??? Это ты, мать твою, ни хрена не свой тут! Чего молчишь и столбом стоишь?! Чего ничего не делаешь?!
– Пусти! – Лицо участкового сделалось томатным, он схватился за громадный митинский кулак, попытался вырвать клок своей рубахи, зажатой в нем, не вышло. – Пусти, ну!!!
– Пацан ты! Пацан желторотый! – заорал вдруг Митин, и его широченные, в сажень, плечи заходили, заплясали от рыданий.
– Василий Николаевич, – позвала его Арина, стараясь утихомирить свое сердце, полное безобразных предчувствий. – Василий Николаевич, что стряслось?
Тот немедленно затих, медленно повернулся, поднял на нее сморщившееся от боли лицо. Потом вдруг встрепенулся, узнав ее.
– Арина Степановна! Господи, как хорошо, что вы здесь, – ахнул Василий Николаевич, поспешил к калитке, распахнул ее. – Входите, ради бога, входите! Хоть вы-то здесь, господи!
Митин знал, кем она была раньше, потому что рыбу удил частенько вместе с Перцевым. И тот как-то проговорился, что работал с Ариной в одном отделе, пока ей в голову моча не ударила – так ведь и сказал, мерзавец, – и она не уволилась, не доработав до пенсии всего-то ничего. Потом Перец вернулся с рыбалки, сел за ее стол и покаялся между второй и третьей ложками борща, что сдал ее односельчанину. Но сдал по-хорошему, с похвалой и даже лестью – конец цитаты.
Так что Митин знал, что Арина была оперативником номер один в их отделе и что никто не мог лучше ее след брать, разве что Факел.
– Спасибо, гад, – скривилась после похвалы Перцева Арина.
Факелом была их разыскная собака.
– Он никому не скажет, Ир, – утешил тогда Перцев, добив глубокую тарелку борща в рекордное время. – Так что сохранишь ты свое инкогнито. Никто не покусится, поверь.
Рассказал или нет Митин про нее остальным, оставалось для Арины тайной, но после той рыбалки народ вдруг стал с ней здороваться несколько учтивее и даже очередь в магазине уступать. Хотя вот утренних пробежек ей все равно не простили.
Арина прошла вдоль забора, вошла в калитку.
– Что стряслось, Василий Николаевич? – Она взяла Митина за локоть. – Что за беда?
– Аллочку, голубушку… – начал он говорить, но губы задрожали, голос предал. Митин закашлялся, ухватил щепотью глаза, закончил задушенно: – Убили ее, Арина Степановна. Убили!
– Господи! – ахнула она совсем не профессионально и совсем по-бабьи за грудь схватилась. – Как же так?! Как же?!
– Идите туда, сами смотрите, я не могу. Верку… Верку бы оттащить. Вцепилась в дочку-то и не уходит…
Он согнулся пополам, осел на землю и разрыдался в голос, ухватившись за голову обеими руками.
– Лейтенант, идемте, – приказала Арина, забыв, что не при должности теперь и в звании в запасе. – Доложите, что там? Быстро, в двух словах!
Тот неожиданно послушался. Пошел за ней следом и, кажется, даже не удивился, что ему приказывает лохматая непричесанная баба в пижамных штанах, широком теплом халате и сланцах на босу ногу.
– Убита Митина Алла, – проговорил он, когда они сделали только пару шагов.
– Характер ранений?
– Не смог разобрать, мать не дает, но, кажется, ножевое.
– Кто обнаружил тело? Мать?
Дошли до угла дома.
– Мать, – кивнул лейтенант, учтиво отодвигая от ее лица ветки сирени. – Она встала на работу, видит, Алла сидит на скамейке спиной к дому и не шевелится. Сидит в той же одежде, в которой вчера была. Она подошла, тронула ее за плечо, Алла завалилась лицом в землю. Мать кинулась к ней, перевернула, а там… Дальше вы догадываетесь, что было.
Арина кивнула и набрала полную грудь воздуха – они подходили к тому углу, за которым все и случилось. Сейчас произойдет то, от чего она сбежала. Она сейчас окажется на месте преступления. Столкнется нос к носу с родственниками. И должна будет оставаться безучастной, разумной и холодной.
Она должна быть именно такой, а не слезливой размазней, которую тошнит от вида трупов и крови. Которая задыхается от чужого горя. И которая не может отдать под суд кого ни попадя, только чтобы не портить отчетность.
Резко выдохнув, Арина зашла за угол.
Алла лежала на траве, на которую уже кто-то постелил одеяло. Мать стояла перед ней на четвереньках, раскачивалась взад-вперед и выла, не сводя глаз с мертвого лица дочери. Вокруг толпилось человек пять. Кто со стаканом воды, кто с лекарствами, кто с носовыми платками.
– Затоптали все к чертовой матери, – рявкнула Арина, кажется, у нее получилось собраться. – Всех посторонних прошу удалиться. Немедленно!!!
То ли они обрадовались ее появлению, то ли перепугались, но все, кто стоял, ушли. Осталась одна Вера.
– Лейтенант, бери Василия Николаевича и лети сюда, живо!
Лейтенанта как ветром сдуло. Арина медленно пошла к телу, цепко осматривая все вокруг. Скамейка со следами крови. Трава вокруг примята. Понятно, и родственники тоже постарались. Стена дома глухая, без окон. Плодовые деревья – три штуки, заросли смородиновые по всему периметру, забор от соседей высокий. Место преступления идеальное, чтобы прийти и уйти незамеченным.
Да! Да ведь еще туман! Этот мохнатый поганец мог в чистом поле спрятать любого.
– Почему она не ночевала дома, Вера? – строго спросила Арина у матери. – Почему вы не обнаружили ее отсутствия?
– А? – Вера подняла на нее безумные глаза, снова опустила их. – Она не ночевала? Да, да… Она легла уже, потом кто-то позвонил. Спрашиваю, ты куда?
– Так, Вера, встаньте и быстро отвечайте мне по порядку, ну!!! – заорала Арина не своим голосом.
Веру шатнуло в сторону, когда она попыталась встать. Хорошо, лейтенант успел подхватить ее под руки. Арина не стала бы даже пытаться помочь несчастной матери. Упала бы вместе с ней и зарыдала бы так же в голос от ужаса – девушку порезали в клочья, все было залито кровью!
– Кто позвонил, когда? Как она говорила с абонентом? Звонили на мобильный или домашний? Сразу ушла или спустя какое-то время? Вера!!! Ну же?!
– Она… Аллочка, она… Она спать собралась, я уже дремала. Слышала, как она ходит за стенкой и переодевается ко сну.
– Ее спальня через стенку?
– Да.
– Так, дальше.
– Потом звонок. На домашний позвонили. Я крикнула ей, спросила: кто? Она говорит, мам, спи, это меня. Я и… – Вера с клокочущим всхлипом приложила руки к груди. – Уснула я, грешница! Уснула!!! Проснулась утром уже, как на работу идти. Крадусь мимо ее спальни-то, чтобы не разбудить, она вставала всегда позже, а дверь-то нараспах, и кровать не разобрана. И ночнушка сверху так и лежит. Я тут уж перепугалась, выбежала во двор, зову ее. За угол-то заглянула, она сидит на скамеечке. Я к ней, тронула за плечо, она и повалилась. И лежит вот до сих пор, господи!..
– Уведи ее быстро! – рявкнула Алина на участкового, когда Вера снова попыталась упасть на коленки возле тела дочери.
Тот снова послушался и исчез за углом, уводя Веру, еле перебирающую ногами. Арина осталась одна на месте преступления.
В том, что Аллу убили в собственном дворе, она не сомневалась. Убил кто-то хорошо ей знакомый. Незнакомца бы она не привела сюда, к незнакомцу не вышла бы ночью. И не стала бы с ним сидеть на скамейке. Значит…
