Карьера требует жертв - Марина Серова
Глеб не ожидал таких слов. Что же ему на ухо сказала мать? Сначала он смотрел на нее как зачарованный, и лицо выдавало только натянутые эмоции, сейчас же на нем искренняя гримаса удивления.
«Нет, не может Валентина Прохорова искренне желать тебе добра, Глеб, не развешивай уши».
Будто бы в подтверждение моих слов, Валентина решила подвести итог своей речи душевной фразой:
– Вы знаете, мне в своей жизни не посчастливилось стать матерью. Возможно, поэтому я посвятила свою жизнь работе, чтобы заполнить эту безмерную пустоту. Хотела бы я, чтобы у меня был такой сын, как ты, Глеб… – Прохорова берет театральную паузу, опускает глаза вниз, демонстрируя, что на них якобы выступили слезы, после чего поднимает взгляд и произносит: – Не будем о грустном. Всем прекрасного вечера!
Эффектная женщина в белом костюме, которая выглядит моложе своих лет, сходит со сцены. Темно-русые волосы до плеч, статная фигура, взгляд волчицы. Она – роковая красавица. Если в молодости она была столь же привлекательной, то неудивительно, как ей удалось вскружить голову Александру Василевскому.
От проникновенной речи Валентины все пребывают в легком шоке. По взглядам людей я замечаю, что они сочувствуют Прохоровой, жалеют ее. Во взгляде Глеба я вижу огромную обиду. Он всегда хотел доказать матери, что достоин ее внимания, а сейчас она наплевала ему в душу своей ложью.
Приближенные к Василевскому люди, в круг которых теперь вхожу и я, знают, что последние слова Валентины были ложью. Если она о чем и жалеет, так это о том, что родила, а не наоборот.
Она подошла к сыну, тепло поцеловала его в щеку, после чего отошла в сторону и стала общаться с какими-то гостями. Раздавленный Глеб посмотрел на меня, допил бокал и ушел.
Я нашла его на заднем дворе. По пути несколько раз проверила, не идет ли кто следом. Все было спокойно.
Глеб курил в безлюдном проулке, рядом молча стоял Василий Прусс. Глава охраны дал понять, что сразу заметил меня:
– Вам очень идет это платье, Евгения. – Надеюсь, свою дочь этот хитрый лис не разоблачил.
Не ответив на комплимент, я обратилась к Глебу:
– Как ты?
Парень не был похож на самоуверенного бизнесмена, который только что стоял у микрофона. По щекам катились слезы, он делал одну затяжку за другой.
– Как человек, которого раздавили одной простой фразой. Она имеет надо мной власть.
– Это неправда. Она…
– Что? Она что? Я выхожу, говорю надменную речь для отвода глаз, а потом выходит она, говорит еще более пафосные слова, но последней фразой заставляет меня вновь почувствовать себя полным дерьмом. После такого сочувствующие люди сочтут, что мы – друзья, и, конечно же, потянутся в «Party Night». Мне плевать, но именно на это она и рассчитывала. Не упустила возможности. А я хотел… Я всего лишь надеялся, что, какой бы жестокой она ни была, как бы ни поступила с тобой, я надеялся, что смогу пробудить в ней хоть какие-то материнские чувства.
Я ничего не ответила. Глеб понимал, что Валентина опасна, что она действительно может хотеть его смерти, но слепая надежда позволяла ему думать, что фразой «мама, давай жить дружно» он изменит ее отношение к нему. Он сильно ошибался, но больше такой ошибки не повторит. Ему осталось только смириться с тем, что Прохорова неисправима.
Он докуривает, бросает окурок на асфальт, после чего идет обратно в ресторан. Я и Прусс молча следуем за ним.
Вновь слившись с толпой, я первым делом нахожу взглядом Прохорову, чтобы та не нашла меня первой. Она все еще беседует с какими-то гостями, улыбается и радуется, делая вид, что ее все устраивает в происходящем. Олег тоже с кем-то разговаривает – интересно, кем он представляется? Уверена, он не глуп, чтобы сказать правду, но и не должен быть пойман на откровенной лжи, поэтому идеально на его месте было бы говорить полуправду.
Наконец я замечаю Кристину – она кокетничает с каким-то парнем. Неплохое прикрытие, любопытно, ей хоть немного интересно то, о чем он говорит?
Вечер проходит спокойно, и я решаю неспешно обойти зал, чтобы посмотреть, нет ли угроз за окнами. Неплохо было бы иметь три пары глаз. Одна сейчас следила бы за Прохоровой и ее людьми, вторая – за Глебом, а третья поглядывала бы на улицу. Но мне приходится довольствоваться одной парой, поэтому я прохожу в стороне от Валентины и ее свиты, боковым зрением замечаю в противоположном конце зала Глеба, который вместе с Пруссом подходит к бару, а затем посматриваю в большие окна.
Ресторан «Vasilevs» очень удобно расположен для снайперов. Он стоит на одном из главных и самых оживленных проспектов города – проспекте Победы. Проулок, в котором Олег устроил свой наблюдательный пункт, расположен напротив ресторана и прилегает к кварталу трехэтажных домов. С двух сторон от заведения также достаточно широкие проулки, после которых стоят все те же трехэтажные дома. Большие окна предоставляют прекрасный обзор всему, что происходит внутри.
Проще говоря, если снайпер захочет убрать кого-нибудь, он может расположиться как на крышах домов через дорогу, так и на тех, что стоят по бокам от «Vasilevsа». Буду надеяться, что профессиональный стрелок не притаился на одной из комфортных точек. Впрочем, Глеба могут устранить и по-другому – например, с помощью яда.
Во время обхода нужно сказать ему, чтобы много не пил. Хотя он в таком настроении, что вряд ли послушает. Получается, остается только надеяться, что моего клиента не отравят.
Я прохожу мимо одного из окон и пристально в него вглядываюсь, а боковым зрением замечаю Кристину, которая продолжает кокетничать с парнем. У нее все под контролем – наверняка собеседник ей нисколько не интересен, но диалог с ним является отличным прикрытием для наблюдения за Пруссом. Василий Михайлович не смотрит в сторону дочери – он давно ее не видел и совсем не ждет здесь, поэтому даже не предполагает, что она может быть рядом.
За окнами нет ничего подозрительного, поэтому я подхожу к бару, где пьет какой-то крепкий напиток Глеб, и усаживаюсь по правую руку от него.
