Осенние детективные истории - Татьяна Сергеевна Шахматова
— Я поняла, — медленно покивала Эля.
— Просто многое из твоих указаний не откладывалось в памяти. Слишком закручено. Слишком витиевато. Приходилось записывать, чтобы потом дома прослушать еще раз.
— Переспросил бы, — прищурилась она, пододвигаясь ближе.
— Ага! Чтобы выглядеть в твоих глазах тупым и бестолковым? Нет. Я уж лучше так: на диктофон. Видишь, пригодилось.
Он, кривляясь, отсалютовал ей и вышел за дверь. Никогда не верил ни во что такое, а тут перекрестился. Вышел из ее подъезда на улицу и трижды глубоко вдохнул.
Воздух был теплым и влажным, каким всегда бывает в конце сентября. Сладковатый запах прелой листвы смешался с полынной горечью хризантем, растущих в клумбе у подъезда. Все это накрыло дымкой затухающего костра и показалось таким удушающе нежным, что он счастливо рассмеялся.
Он свободен! Он больше никогда не станет «помогать» людям, сначала затащив их в беду. Это не его методы.
Он свободен!
Глава 3
— Юрий Иванович, вы будете присутствовать на совещании, назначенном на пятнадцать ноль-ноль?
Он смотрел на свою секретаршу и не видел ее. Слышал, да. Потому что ему нравилось, как она разговаривала. Как по учебнику. Он потому ее и нанял. Она очень правильно и четко разговаривала. Не мямлила. Смущаясь, не комкала окончания. Она была молодцом. Даже когда его душу рвало на части и он пил, орал, матерился и швырял в подчиненных чем ни попадя, она говорила четко и правильно.
Он слышал ее, но не видел. Он никого уже три года не видел. Правильнее, старался не замечать. Все окружающие его люди превратились в серую человеческую массу. Зачем ему их рассматривать? Что они для него? Любимый человек перестал существовать, страшно уйдя из жизни. А эти — другие — ему зачем?
— Я не буду присутствовать на совещании, Валентина, — ответил он после паузы. — Мой зам проведет его. Подготовьте все необходимые бумаги.
— Хорошо.
Она пошла к двери, но вдруг остановилась, повернулась и уставилась на него, как на незнакомца.
Что за новости! Ему пришлось напрягать зрение, сосредотачиваться, чтобы понять: у нее к нему остались какие-то еще вопросы. И эти вопросы вряд ли касаются дел его фирмы. Эти дела всегда оставляли Валентину бесстрастной. Сейчас на ней буквально не было лица.
Он едва не рассмеялся. Лиц не было уже три года ни на ком, с кем он общался. Серые пятна с дырками для глаз и рта.
Нет, Валентину он иногда удостаивал рассматриванием. Понимал, что она утонченная и привлекательная. Что ее фигуре и грации могла бы позавидовать любая балерина. Но это случалось лишь иногда.
И теперь.
Ее высокие скулы были бледны, будто она вымазала их мелом. А неяркая помада на губах в контрасте с бледным лицом казалась неоновой. И еще ему показалось, что ее тонкие изящные пальцы, вцепившиеся в папку с документами, подрагивают.
— Валя, что?
Он поморщился, стараясь выглядеть раздраженным, хотя это было неправдой. Он был заинтересован.
— Юрий Иванович, я могу вам задать вопрос? — четким, но очень тихим голосом спросила она. — Личного характера.
— Задавай, — позволил он, хотя никому не позволял говорить о личном в офисе.
Уже три года не позволял.
— Куда вы собираетесь поехать сегодня в пятнадцать ноль-ноль?
— На встречу. — Он поискал глазами портрет любимого лица на стеллаже, уставился на него, уточнил: — На личную встречу.
— Я это поняла. — Валентина сделала еще один робкий шажок в его сторону. — А зачем вам при личной встрече пистолет, Юрий Иванович?
Он мысленно ахнул. Вдохнул глубоко, выдохнул. Спросил, недобро сощурив глаза:
— Подслушивала?
— Нет. Это вышло случайно. — Она упрямо мотнула головой. Шевельнула пересохшими от волнения губами. — Я входила с документами, когда вы разговаривали и доставали пистолет. И мне пришлось выйти. Вы меня не заметили.
И он ей поверил. Она никогда не врала, эта милая Валечка, изъясняющаяся очень правильным русским языком.
— Хорошо. Я понял. Можешь быть свободна. — Он кивком указал ей на дверь.
— Нет, не могу! — Она пыталась повысить голос, но вдруг всхлипнула. — Вам не надо туда ходить, Юрий Иванович.
— Это что такое, Валентина?! — Вот у него повысить голос вышло. Он поднялся с кресла. — Какое право ты…
— Юрий Иванович, это ведь она звонила, она?!
Девушка прижала папку с документами к груди. Глаза ее наполнились слезами.
Да что, в самом деле, такое! Он пошел на нее тяжело, угрожающе пригнув голову, как гризли. Подошел, глянул неприязненно.
— В чем дело? — спросил, внимательно рассматривая ее бледное лицо. — Ты что это себе позволяешь?
— Я знаю, что вам звонила Элеонора Эдуардовна, — срывающимся на шепот голосом проговорила Валентина, глядя в пол. — Я соединяла вас.
— И?
— Она была психологом вашей дочери. Я это помню. И… И не смогла помочь ей.
— Она ни при чем! — взорвался он, разрубив воздух между ними крепко сжатым кулаком. — Это кто-то еще! Какой-то мерзавец, который довел мою бедную девочку! И…
— Это неправда. Это не может быть правдой. У вашей дочери не было молодого человека. У нее была депрессия, а молодого человека не было, — быстро-быстро, непривычно проглатывая окончания, залепетала Валентина. — Элеонора Эдуардовна просто не смогла ей помочь. Она оказалась не тем доктором, который был нужен вашей дочери, Юрий Иванович!
Ее энтузиазм увял на последних словах, наткнувшись на такую боль и ненависть в его глазах, что у нее перехватило дыхание.
— Вон, — прохрипел он и выкинул руку в направлении двери. — Вон пошла!
— Юрий Иванович, — пискнула она маленькой мышкой. Две крупные слезы скользнули по меловым щекам.
— Ты здесь больше не работаешь, — скрипнул он зубами и вырвал у нее из рук папку с документами. И тут же заорал так, что ему самому уши заложило: — Пошла вон!
Она попятилась, трясущейся рукой нашарила ручку двери, распахнула ее, задела каблуком за порог и почти вывалилась из кабинета.
Первым его порывом было помочь ей. Остановился.
Плевать! Ему сейчас на все должно было плевать. Он наконец-то узнал имя человека, который виновен в гибели его единственной дочери, который довел ее до критической точки. До того, что она шагнула из окна.
Элеонора долго молчала. И наконец призналась во вчерашнем телефонном разговоре. И он намерен эту сволочь наказать. И сделает это уже сегодня. В пятнадцать ноль-ноль, как изволила выразиться Валентина.
Остаток времени до этой критической отметки он провел в работе. Это помогло отвлечься и не скрипеть зубами от ненависти. Помогло не думать, как он посмотрит
