Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель
Хозяйственные постройки — длинная череда зданий, и между ними и стеной питомника есть проход. Гриз кивает: ищи людей, Кейн, если что — кричи — и отправляется искать тех, кто опаснее всего.
Разнимает кнутом ещё двух гарпий, которые растерзали птичник. И охлаждает пыл единорогу, только вот снотворного больше не остаётся. Гриз пользуется кнутом и снотворным, потому что не знает, что там — в сознании зверей. Соединение с разумом безумной твари — не то что можно вытерпеть так просто, к тому же варг беззащитен в состоянии единения, а тут каждую минуту можно на кого-то наткнуться.
Виверния нигде нет, и это тревожит. Гриз огибает груду хлама — когда-то клетку виверния — и идет между опалённых стволов. Отмечая пропалины на траве и следы когтей, и вспоротые ударом хвоста деревья.
Некоторые кусты полыхают — и это пламя бестии. Магическое, быстро прогорающее пламя… Где же ты, а?
Шорох за деревьями — Гриз сворачивает влево, осторожно идет, сжимая кнут. Следы виверния ведут туда, трава и кусты примяты — следы борьбы. Ещё пропалина. Ещё.
Тяжкий стон навстречу.
Второй яприль зверинца лежит, и у него стекленеют глаза. Морда опалена, бок растерзан — столкновение с вивернием, который даже не стал есть добычу, только разорвал…
Гриз делает шаг вперед, чтобы облегчить страдания, хотя нет, поздно, яприль уже делает последний выдох.
И тут звучит бешеный рык справа, за пару сотен шагов.
Приглушённо доносящийся ответный вопль «Да черти ж водные!» подстёгивает лучше хлыста — она не бежит, летит, а вокруг мелькают переломанные деревья и разбитые клетки, и полыхают загоны, и мечутся под ногами смешные поросята яприля, ничего, маленькие мои, Мел вас успокоит, а пока мне срочно нужно, срочно…
Крику вторят другие — совсем панические, незнакомые. И рёв, который пышет жаром.
Виверний, понимает Гриз на ходу — и обращается в ветер, в полёт, в бесконечное «успеть». У Гэтлонда в зверинце крупный виверний, звучное имя — Йенх, по имени Дарителя Огня, пришлось с Амандой наведаться и лечить, когда мальчик приуныл и расчихался клубами дыма…
Вот только он был молодым и почти ручным, до смешного, а теперь…
Пламя и хаос. Рёв и ярость.
И картина неизвестного художника — «Некуда бежать».
Далли, умница, всё-таки успел найти и выдернуть из хозяйственных построек двух вольерных — до того, как виверний учуял людей и разнес постройку. Кейн успел даже прихватить какую-то даму из посетителей. Дама утратила благопристойность — вместе с зонтиком, обгоревшей шляпкой и порванным подолом платья. Теперь прижимается, тихо скуля, к крепкому забору, пытается прокопаться через магическую ограду, а один вольерный, весь в копоти, упал на колени и визжит тонким женский голосом…
Второй пытается выставить холодовой щит. Под руководством бледного Далли, а тот тихо-тихо шевелит губами, то ли просчитывая что-то, то ли ругаясь…
Может быть — молясь, потому что не каждый день оказываешься припёртым спиной к ограде, когда повсюду — горящие обломки, полыхающие деревья, разбитые хозяйственные постройки. А сквозь то, что было небольшим сарайчиком с инструментом, на тебя неотвратимо надвигается тот, кого недаром назвали в честь Дарителя Огня.
Тупая, почти квадратная, чешуйчатая морда в серо-зеленой броне. Раскрывается клыкастая пасть, мелькает язык: сейчас, подождите, наберусь сил для огнеметания. Маленькие глазки — куски светлого, прибрежного янтаря, в янтаре застыло, запечаталось пламя.
Хлещет мощный хвост, раскидывая горящие доски, взвихряя пепел, когтистые лапы с треском разрывают дерево, миг — и виверний прошибает бывший сарай собой, оставляя груду обломков. Встряхивает головой с гребнем, раскрывает плотные, кожистые отростки крыльев, в небо летит короткий, полный бешенства и предвкушения рёв, потому что добыча здесь, добыче некуда бежать, и эти вот — жертвы…
Слишком далеко, не успеть до огнеметания, и Гриз делает то, что проще всего:
— Стоя-а-а-а-а-ать!!!
Йенх не разбирает команды, но громкий звук — значит угроза, а к угрозе нужно повернуться огненной глоткой.
И он поворачивается, на миг, навстречу крику «Вместе!» — который Гриз выталкивает силком из пересохшего горла.
Вокруг жар пламени, копоть забивает дыхание, но зелень не унять, не остановить. Зелень поднимается в глазах Гриз весенними травами, и оплетает Йенха, и обволакивает прохладой, тащит в бесконечный, мерный, спокойный шепот: стоп, стоп, стоп, они не добыча, не надо охотиться, надо немного отдохнуть…
Но внутри нет виверния Йенха. Там смеется алое бешенство, хохочут и пляшут огненные нити с солоноватым привкусом: добыча, добыча, всё вокруг добыча — и он упивается безграничным ощущением: нет клетки, нет загона, никаких границ, и ему нужно крови, крови, крови вот этих вот, которые так смешно кричат, и нужно пламени, нужно терзать, жечь, рвать…
Нет, — шепчет она, глядя его и своими глазами. На ощеренную пасть, которая всё ближе. Нет, послушай меня, это же не ты. Помнишь меня, помнишь, как мы были вместе раньше? Я не обижу тебя, я с тобой, ты не один, и ты должен вспомнить, что это не ты. Вспомни, прошу тебя, вспомни!
Но алое бешенство брызжет в глаза, застит разум, огненные нити пожирают травяную поросль и шепчут жадно: взять, взять, взять, и крови, крови надо, острой и пахучей, и все люди — это жертвы, в них надо погрузить когти, свалить и растоптать, и валяться в крови, а ты уходи, ты мне только мешаешь, не мешай мне, надо крови, крови, крови…
Бешенство и безумие переплелись внутри, разливаются пламенем по венам, и хочется оскалить зубы и впиться, и раздирать, захлёбываясь с наслаждением тёплой и солёной жидкостью.
Но зелень прорастает в огонь — исподволь, проходя через пепел. Опаляет листву, но упорными, уцепистыми стеблями лезет вверх, хватает усиками, прижимается душистыми побегами, обволакивает шёпотом: это не ты, не ты, не ты. Вспомни мою ладонь на твоем гребне, и как ты робко фыркнул пламенем после лечения, и как жаловался мне на слишком тесную клетку, так что мы договорились, что ты никого не тронешь, а тебя переведут в просторный загон. Вот он — ты-прежний, навсегда внутри меня, как я внутри тебя, потому что мы неразделимы, так услышь же, коснись же, вспомни — какой ты…
Нити звенят и пахнут соленой, упоительной жидкостью, как те, которые загнаны в ловушку, ловушка — это хорошо, потому что они теперь мои, кровь, кровь, добыча, не мешай мне, нет, не мешай, клеток больше нет, а есть только эта, которая внутри, она помеха, помеху нужно убрать, нужно… крови… нужно…
Виверний делает ещё шаг. Тяжкий — вминая когтистую лапу в пепел, грязь и остатки травы.
