Особняк Уэнсдеев - Каролина Осипенко
Сейчас время идет слишком быстро и непонятно. Столько всего происходит. Я даже не заметил, как Итан уже подъехал и идет к моей машине и пересел в мою.
— Теперь твоя очередь отвечать на вопрос — как ты узнал? — с небольшим наездом сказал Итан
Я достал кожаную папку, которую оставил у себя, чтоб я мог опубликовать новости. Она вызывает у меня мурашки, я протянул ее Итану, даже не поворачивая голову в его сторону.
— Там была предсмертная записка. Из нее я понял, что она изначально хотела сделать что-то с собой, как только доверит кому-то эту информацию. Как я понимаю, ты про это не знал? — спрашивал я, наблюдая за тем, как Итан с таким же ужасом пробегает глазами по содержимому папки.
— Я… Я думал… Этого не может быть.
Я увидел, как Итан растерялся. Я узнал его выражение лица. У меня были такие же эмоции.
— У меня была такая же реакция. Я в полном недоумении. Нам надо объединить все усилия и принять решение. Верить в это или нет. Я без тебя не справлюсь. — сказал я, чтоб как-то привести его в чувство
— Лиам. Я не знаю, что ты еще находил. Да и с Нэнси у меня не было времени сидеть болтать. Я всегда делал все аккуратно и быстро. Но я даже не знал, какую боль она переживала все это время. Получается, что случилось все именно так, как сказал Мэр: как только Нэнси узнала правду, ее забрали в больницу. Но она совершенно здорова. Я лично проверял ее анализы, до того, как их подменивали. И вообще, зачем надо было прятать Нэнси в психушке если она уже все и так узнала.
— Ты что. Какой человек в здравом уме, позволит кому-то рассказать про такой «указ Мэра». От куда это вообще? С каких пор такие указы стали разрешать? Это преступление. Поэтому об этом никто и не должен был знать. Тем более Скотт и Нэнси, а не потому что он переживал за бедную женщину. Я заметил одну странную вещь. Каждая улика мне давалась большим трудом, не без помощников, конечно, один бы я тут не справился никогда. Однако, все эти улики были слишком малы, для того, чтоб обвинить Мэра в чем-то. А тут документ с официальной его подписью и печатью. Как будто прям кричит: поверь мне. Не замечаешь?
— Я не видел прошлых улик. Но ты прав, что это слишком важная бумага, чтоб не сжечь, например, ее спустя столько времени. Или она должна быть спрятана под семью замками.
— Слишком тут все странно. Для Мэра все очень удачно складывалось. Логическое завершение истории, если не углубляться в подробности.
— Ты был у могилы?
— У меня не хватает смелости туда поехать.
— Заводи.
Итан показал мне дорогу к кладбищу. Оно было не очень далеко от выезда из города. Мы ехали в полном молчании. Я — будущий полицейский. Человек, который должен рисковать своей жизнью, ради мирных людей. Человек, который не знает, что такое страх. А я не могу взять себя в руки после первого же дела, которое попытался разгадать. Я кое чему научился все же: нельзя останавливаться, если есть сомнения. Каждый раз, когда я хотел опустить руки, я чувствовал, что это не конец, так и было. Я находил новые зацепки. И сейчас. Я хочу все бросить и поверить в то, что увидели мои глаза в этой папке, но сомнения меня не покидают. Значит, это не конец. Я буду идти, буду искать и пытаться разгадывать, пока не буду уверен, что дошел до конца.
Пока я мысленно придавал себе храбрости, мы уже приехали. Хоть кладбище было не очень большое, людей было достаточно. Точнее… Могил.
— Ну и что мы будем делать? Как искать? — спросил Итан, в надежде, что я скажу что-то умное. Однако мой мозг после агитации моих сильных сторон, отказывается дальше работать.
— Остается только ходить, читать каждое надгробие и искать. — на выдохе ответил я
«Любимая бабушка и мать троих детей, мы тебя не забудем»; «Ты принес счастье в наш дом, нам тебя так не хватает»; «Прекрасный муж и отец чудесной дочки, слишком рано тебя забрали небеса»
Это страшно. Я видел людей, которые прожили всю свою жизнь, 80–90 лет. Я видел маленьких детей, которым и трех лет не исполнилось. Каждая семья писала слова любви и прощания. Их провели родные. А Лилит. Что у нее написано? Кто ей писал эти слова? Совершенно чужой человек. Ее просто похоронили незнакомые ей люди. Это ужасно.
Спустя час поисков, мы нашли. Лилит Уэнсдей 1980–1989, любимая дочь.
— Серьезно? Просто любимая дочь? Я уже ненавижу этого Мэра. Я хочу его пристрелить. — с дикой яростью говорил я.
— Погоди. Не горячись. Тебе это ничего не даст. Вот если мы испортим ему планы, вот тогда он получит по заслугам. Если мы всем покажем кто он есть на самом деле.
— Даже фотографию не поставили. Это просто камень. Камень с буквами. Ни капли любви не чувствуется. Это дикарство.
Мы с Итаном решили сесть на корточки около могилы и просто помолчать. Лично я не знаю, что даже думать. Я вижу ситуацию: мы сидим напротив могилы девятилетней девочки, которую я хотел найти в целости и сохранности. Я не уверен, что в ее смерти виновен медведь. Страшно подумать, но я даже не уверен, что под землей именно Лилит. Если это все подстроено, то, в любом случае пострадал ребенок. Кто бы не лежал под моими ногами, он не заслуживает всего этого.
— Можешь подробнее рассказать про Нэнси? — спокойным голосом спросил я.
— Конечно — ответил Итан — после твоего звонка, я сразу побежал к Нэнси, под предлогом дать витамины. Конечно же, за мной пошли еще два санитара, так как это «особенный» пациент. Мы зашли в комнату и увидели, что она лежит на полу с обмотанной на шее простынкой. Наверно, конструкция не выдержала и Нэнси упала. Мы сразу вызвали нужных врачей, оказали ей первую помощь. Она уже почти не дышала, пульс был слабо заметен. Ты позвонил очень вовремя. Еще пару минут и мы б даже не откачивали ее. Потом Нэнси увезли в обычную больницу, но за ней наблюдает огромное количество врачей, чуть ли не охрана стоит. У нее взяли анализы и поставили капельницу. Вывод врачей: она привязала простынку к кровати, обмотала шею и повисла. Странно это все выглядело, со
