Анастасия Валеева - Семейный подряд
Джемма скучала на улице. Яна посмотрела на часы: кто его знает, когда закончится трудовой день Радзиевского. В кафе она провела около часа. Потом, не в силах больше находится в этой клоаке, вышла на свежий воздух и принялась мерить шагами унылый тротуар. Минут через тридцать она присела на лавочку в больничном сквере. Джемма следовала за хозяйкой, словно тень. Яна обозревала пустынную, производящую жалкое впечатление аллейку парка. Ветер протяжно завывал в голых кронах деревьев, зябнущие птицы скакали по земле, по веткам, доверчиво приближались к скамейке, на которой сидела Яна. Джемма у ее ног превратилась в изваяние.
Яна достала из кармана колоду карт. Она хотела заглянуть в прошлое. Выбрав соответствующую карту, она накрыла ее ладонью, не надеясь, что ей повезет. Ветви над головой исходили в долгом стоне, птичий речитатив дробил холодный сизый воздух, в нем, этом речитативе, была какая-то бессмысленная торопливость, что-то завораживающе механическое, также, впрочем, как и в скакании пернатых. Яна прикрыла веки, стремясь абстрагироваться от этого невзрачного пейзажа. Сначала ее зрачки растворились во тьме, как это не раз бывало, потом перед ней возникли бледно-желтые круги, напоминавшие паутину – они переплетались, наслаивались друг на друга, вытягивались, пульсировали. Вскоре желтая сеть начала ползти к полюсам, обнажая сероватую круглую поверхность.
И тут, как на экране телевизора, появилась комната, дешевые бледные обои в розовый цветочек, диван с полированной спинкой, письменный стол, детская кроватка… Яна услышала странное жужжание, словно работал какой-то бытовой прибор. На диване сидела одетая в синий с красным рисунком халат молодая женщина с печальным, некрасивым лицом и короткими темными волосами. Ее тонкие губы шевелились, но звука голоса Яна не слышала, словно в немом кино. Голова незнакомки была наклонена, взгляд – обращен вниз.
Яна силилась опустить глаза. Ей это удалось. Рука женщины лежала на затылке мальчика. Он сидел на полу, у ее ног, недовольно глядя на нее и капризно поджав губы. У мальчика были темные глаза-вишни, чуть более светлые брови, очаровательный носик и круглые щечки.
Тут в комнату вошел высокий угловатый подросток. Жесткие русые пряди и дерзкий взгляд, который он наставил на женщину, наводили на мысль о его непростом, ершистом характере. Лицо женщины приняло сразу более строгое выражение – теперь она обращалась к нему. Он скривил губы, видимо, что-то резко и грубо ей отвечая. Она стала ему раздраженно и яростно возражать, он изобразил оскорбительную гримасу, и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Женщина ударилась в слезы. Испуганный малец быстро поднялся и, не зная, что делать, прижался к матери. Она обняла его одной рукой, а другой пыталась вытереть слезы, которые, не слушаясь ее, катились по щекам крупными гроздьями.
«Что это за Мадонна с младенцами?» – иронично подумала Милославская, убирая карты в карман пальто. Тут Джемма ткнулась ей в колено своей мордой и Яна положила руку ей на голову. Но собака дернулась немного в сторону, села и стала тихонько поскуливать, глядя в сторону родильного дома.
– Тихо, Джемма, – Яна подняла глаза и увидела, что Радзиевский торопливо спускается по ступеням лестницы, ведущей к роддому.
Она чуть было не пропустила его.
– Молодец, – похвалила Яна собаку, которая, почуяв похвалу в голосе хозяйки, подобралась и завиляла хвостом.
«Интересно, куда он направляется?» – Яна дала возможность Радзиевскому уйти немного вперед и, дав Джемме команду «рядом», двинулась следом.
Николай шел быстро, не оборачиваясь, словно куда-то спешил. Он добрался до трамвайной линии и свернул в сторону путепровода, пересекавшего железнодорожные пути. Милославской показалось довольно странным, что он не воспользовался общественным транспортом, потому что место это было какое-то необжитое, что ли. «Похоже», – решила она, – кто-то назначил ему встречу подальше от посторонних глаз». Ей пришлось отпустить Радзиевского на приличное расстояние, так как в этом пустынном месте, где расположены только промышленные предприятия, довольно трудно было следовать за человеком, оставаясь незамеченным.
Но, слава Богу, Николай не смотрел по сторонам. Он миновал таможенные склады и, подойдя к путепроводу, остановился. Здесь была небольшая площадка, поросшая густым высоким кустарником, голые ветви которого образовали сплошную стену. Вдоль нее под мост шла узенькая тропинка. Она, как предполагала Яна, вела к гаражам, построенным в зоне отчуждения под путепроводом.
Радзиевский закурил и, приняв непринужденную позу, посмотрел в обе стороны дороги, по которой с шумом и грохотом, выплевывая из себя килограммы выхлопных газов, проносились большегрузные автомобили, легковушки и автобусы. Чтобы остаться незамеченной, Милославской пришлось замереть за углом какого-то пыльного склада, шагах в ста от места, где обосновался Радзиевский. Было ясно, что дальше идти он не собирается, во всяком случае, пока. Яна время от времени выглядывала на дорогу, чтобы убедиться, что Николай все еще остается на месте.
В какой-то момент в Яне шевельнулось тревожное чувство, которое трудно было объяснить. Правда, место для встречи – а в том, что Радзиевскому назначена встреча, она уже не сомневалась – было выбрано не слишком-то удобное, но, возможно, как раз это-то и нужно было тому, кто ее назначил. Наверное, оно было удобным… Вот только для кого и для чего?
– Черт возьми, – Яна выругалась вслух, вышла из-за угла и решительным шагом направилась к площадке, где топтался Радзиевский. «Как же объяснить этому придурку, – лихорадочно думала Яна на ходу, – что такое место, где почти нет пешеходов, просто идеально подходит для убийства?»
Она прошла уже треть расстояния, разделявшее ее с Николаем, когда краем глаза заметила, что у белой «девятки», прошелестевший шинами в том же направлении, опущено заднее стекло. Это само по себе наводило на подозрения – не май все-таки, чтобы распахивать окна – но самое главное, ей показалось, что в окне мелькнула рука, сжимавшая пистолет.
– Джемма, вперед, – крикнула она, махнув рукой в сторону Радзиевского, и сама что было сил рванула туда же. Она махала руками, как ветряная мельница крыльями, и кричала, стараясь привлечь к себе внимание Николая, но он, казалось, ничего не замечал. В какой-то момент он все же обернулся и, увидев несущуюся на него во весь опор Джемму, застыл словно вкопанный.
– Пригнись, идиот, на землю! – Яна делала знаки, чтобы показать Радзиевскому, откуда ему грозит опасность, но он только со страхом поглядывал на страшное животное, приближавшееся к нему с неумолимостью селевого потока.
Он не видел ни Яну, ни «девятку», которая уже остановилась на противоположной от него стороне дороги. Из опущенного окна «девятки» высунулась рука с пистолетом, который рявкнул несколько раз, заглушаемый шумом проносящихся мимо автомобилей.
– Джемма, лежать! – за секунду до первого выстрела крикнула Милославская, чтобы не подставлять собаку под случайную пулю.
Та, моментально среагировав, припала к пыльному асфальту и замерла в нескольких метрах от Николая. Выронив камеру, он вскинул руки и, согнувшись пополам сделал несколько шаркающих шагов на подкосившихся ногах. Ему обожгло грудь и живот и страшно хотелось наглотаться холодного весеннего воздуха, чтобы остудить поднявшийся внутри жар. Поэтому он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на прибрежный песок рыба, но это не помогало. Сознание его быстро угасало и стало очень трудно поддерживать равновесие. Пытаясь выровняться, Радзиевский шагнул еще несколько раз, но ноги его не поднимались. Он споткнулся о бордюрный камень и с немым криком упал на проезжую часть, ударившись головой об асфальт.
Когда через несколько секунд над ним наклонилась подоспевшая Милославская, он уже не подавал признаков жизни. Водители проносящихся мимо машин покачивали головами, принимая лежавшего на дороге человека за сильно перебравшего алкаша. Поняв, что Радзиевскому уже ничем не поможешь, Милославская вскочила на ноги, но белой «девятки» не было и в помине.
– Что за дерьмо, – в сердцах произнесла Яна и достала сигарету.
Она не успела запомнить даже номер машины, откуда прогремели смертельные выстрелы.
Бело-голубая «Нексия» дорожно-патрульной службы остановилась рядом с Милославской, когда от сигареты остался один лишь фильтр.
– Ну и что, – выглянул через переднее окно старший лейтенант с рыбьими глазами, – набрался до чертиков?
– Его застрелили, – пояснила Милославская, но старлей и сам уже увидел, как из под тела на дорогу вытекает красно-бурая жидкость.
– Ебок-колобок, – пробормотал он и покосился на водителя, – говорил тебе, едем дальше, теперь вот расхлебывай. Эх, пряники-баранки, – вздохнул он и открыл дверцу автомобиля.
– Какого черта, Миша, – недовольный выговором, возразил водитель – лейтенант лет двадцати трех, – а кто мне сказал, давай-ка подбросим эту дамочку, а?
