Ксавье Монтепен - Кровавое дело
— Да!
— То есть ты воображаешь, что любишь.
— Я люблю ее страстно и чувствую, что эта любовь будет единственной в моей жизни. Если признание вырвалось у меня сегодня, то только потому, что вы заговорили об Эмме в таких лестных выражениях, что я не удержался… Вы сказали, что питаете к ней материнскую привязанность, так вы должны быть счастливы, узнав про мою любовь, — ведь я почти ваш сын!
— Я не могу быть счастлива — ты располагаешь свободно своей личностью в слишком молодые годы. Твой возраст полон иллюзий: воображают, что сердце отдали навеки, но скоро убеждаются в ошибке.
— Я не ошибаюсь, тетушка. Моя любовь серьезна. Я хочу, чтобы Эмма стала моей подругой на всю жизнь.
— Тебе двадцать лет, Розе — шестнадцать!
— Годы идут быстро. Я подожду до тех пор, пока не составлю себе положение в свете, и тогда обращусь к ее матери за согласием на брак.
— А батюшку ты забываешь? Необходимо испросить и его согласия, а он наверное откажет.
— Вы убедите его, дорогая тетя: на вас вся моя надежда. Неужели вы не сжалитесь надо мной?
— Еще много времени впереди, подумаем!
— Времени много, но есть вещи неотложные.
— Какие, милостивый Боже? О каком еще новом безумии я услышу?
— Я хочу, чтобы madame Анжель узнала о моей привязанности к ее дочери.
— Как! Ты хочешь?
— Да, хочу! Иначе она может свободно располагать рукой Эммы, и произойдет непоправимое несчастье.
— Так ты собираешься признаться ей?
— Я — нет; сам я не осмелюсь, но вы возьмете на себя труд…
— Вот еще что выдумал! — воскликнула madame Фонтана.
— Вы возьметесь, голубушка тетя! Вы слишком любите своего племянничка Леона, чтобы отказать ему!
— Надеюсь, ты хоть дашь мне время на размышление!
— На размышление? Да к чему оно?
— Как, ты даже не понимаешь, до какой степени щекотливо твое поручение? Сказать madame Анжель, что ты любишь ее дочь, значит, связать тебя словом…
— Я именно этого-то и желаю, тетушка.
— Ну, а про согласие отца ты совсем забыл? Или думаешь обойтись без него?
Леон испустил тяжелый вздох.
— Да, получить согласие папаши будет очень трудно: я знаю его — он также мечтает о денежных браках.
— Ты мне веришь — так предоставь действовать по моему усмотрению. Я осторожна и обещаю поступить согласно с твоими интересами.
— Ах, тетушка, вот такую-то племянницу вам и нужно! Где вы найдете прелестнее, лучше?
— Это правда, и я на твоей стороне, но, повторяю, будем терпеливы. Поговорим о другом. Ты прогостишь у меня два дня?
— Сегодняшний вечер и завтрашний день. Послезавтра я уеду.
— Ты едешь к Дарвилям?
— Да. Рене пригласил меня на охоту, и папа отпустил на пять дней. Я воспользовался удобным случаем и заехал к вам.
— Не считая того, что в дом твоей тетки тебя неотразимо привлекает одна особа, — сказала, улыбаясь, начальница.
— Истинная правда!
— Но ты без чемодана, как же ты сменишь одежду?
— У меня есть немного белья, а костюм менять не стану.
Глава XXVI ЭММА-РОЗАВ эту минуту дверь кабинета отворилась, и вошел слуга, неся несколько писем.
— Позволь, милый мальчик, при тебе просмотреть мою корреспонденцию, — сказала madame Фонтана.
— Читайте, тетушка, не стесняйтесь. Я пройду в свою комнату.
— Иди и возвращайся скорее.
Леон поцеловал свою тетку и вышел. Madame Фонтана разложила на бюро полученные письма. Их было с полдюжины, и все от родителей ее пансионерок. Она улыбнулась при виде одного, автора которого узнала по почерку.
«Только что мы говорили о madame Анжель и ее дочери, — сказала она про себя, — и вдруг от нее письмо. О чем она пишет? Пришла ли она к окончательному решению относительно Эммы-Розы? Посмотрим!» Она разорвала конверт:
«Любезная madame Фонтана!
Двенадцатого числа — день рождения моей дорогой малютки. Я собиралась провести два дня в Лароше с вами и дочерью, как делала это ежегодно со времени пребывания Эммы-Розы в вашем доме. Но, к несчастью, серьезные препятствия мешают мне привести в исполнение этот план… Все-таки я не хочу, чтобы моя дочь провела этот день вдали от меня. Если бы я могла уехать из Парижа, так я привезла бы ее домой на празднование Нового года, но это невозможно.
Прошу вас, потрудитесь проводить Эмму двенадцатого числа на станцию Ларош, где вы ее посадите на курьерский поезд, выходящий в пятом часу утра. Я буду на станции, куда она прибудет, и там ее встречу. Будьте добры поместить ее в вагон первого класса в дамское отделение и попросить обер-кондуктора присмотреть за нею.
Пожалуйста, присмотрите, чтобы крошка оделась потеплее. По всей вероятности, даже наверное, в.первых числах января я сама привезу к вам мою девочку. Мы серьезно поговорим о ее будущем, и я рада буду выслушать ваши советы.
Кладу в письмо банковский билет на покрытие дорожных расходов. Передайте Эмме, что я люблю ее всем сердцем, и поцелуйте за меня. Примите уверения, дорогая madame Фонтана, в искренней признательности и полном уважении вашей покорной слуги
Анжель
Улица Дам, Батиньоль-Париж, № 110».
— Бедная мать! — прошептала madame Фонтана, окончив чтение письма. — Все для дочери. Как она ее любит! Да Эмма-Роза вполне и заслуживает такую нежную привязанность! Я была бы очень счастлива, если бы Господь послал мне такое дитя! Назвать ее своей дочерью — какая радость!
После минутного размышления madame Фонтана продолжала:
— Кто знает? Быть может, мечты Леона когда-нибудь и осуществятся! Если его любовь серьезна,-я всеми силами постараюсь помочь ему, добьюсь согласия брата и назову тогда эту девушку если не дочерью, то хоть племянницей.
Начальница позвонила, и почти в ту же минуту явился слуга.
— Попросите классную даму второго класса прислать ко мне сейчас же mademoiselle Эмму-Розу.
— Слушаю, барыня.
Он вышел, и через две минуты вошла дочь madame Анжель.
Эмме-Розе было шестнадцать лет, и, как говорил Леон, она действительно соединяла в себе божественную красоту Рафаэлевой мадонны с грацией истой парижанки.
Она была довольно высокого роста, стройная и тонкая, но без худобы; ее прелестное овальное личико освещалось большими темно-голубыми глазами и окаймлялось густыми шелковистыми волосами нежно-пепельного цвета.
Маленький хорошенький носик, далеко не классический, красиво очерченный ротик с пунцовыми губками, открывавшими при улыбке крошечные зубки молочной белизны, служили дополнением к ее изящной фигуре. Трогательное и невинное выражение лица делало ее еще обворожительнее.
Переступив порог кабинета, девушка бросилась к madame Фонтана с почти детской живостью и поцеловала ее.
— Вы меня звали? — спросила она тем приятным и звучным голосом, который по справедливости можно бы назвать серебристым.
— Да, душечка, я не захотела ждать окончания урока, чтобы сообщить вам новость, о которой узнала из только что полученного письма.
— Вы получили письмо от мамаши? — вскричала пансионерка.
— Да, дитя мое.
— Здорова ли она?
— Я думаю: она ничего не упоминает о своем здоровье, но извещает, что не может приехать к дню вашего рождения.
Две крупные слезы показались на длинных ресницах Эммы-Розы и покатились по щекам.
— Она не приедет! — прошептала она, вытирая глаза. — Она всегда приезжала! Разве она рассердилась на меня? Недовольна чем-нибудь?
Madame Фонтана обняла ее, притянула к себе и нежно поцеловала.
— Не надо плакать, милочка, ваша мамаша ни в чем вас не упрекает и ни за что не сердится.
— Однако же она не приедет!
— Серьезные причины удерживают ее дома, но вы сами поедете повидаться с нею.
Личико Эммы-Розы мгновенно просияло, и слезы высохли, как по волшебству.
— Я поеду к мамочке? — вскричала она.
— Да.
— И увижусь с нею в Париже?
— Да, дружочек. Вы с нею проведете день вашего рождения, а так как скоро и Новый год, то вы пробудете в Париже около трех недель.
— Три недели в Париже, с мамой! — повторила девушка с невыразимым счастьем. — Ах, какую хорошую новость вы мне сообщили, madame Фонтана!
— Я вполне понимаю и разделяю вашу радость, дитя.
— Когда я отправлюсь?
— Утром двенадцатого числа, с курьерским поездом, проходящим через Ларош.
— Так, значит, через три дня?
— Да, душенька!
Вдруг прелестное личико Эммы-Розы омрачилось.
— Но ведь мама не совсем берет меня из пансиона? — с живостью спросила она. — Ведь я еще вернусь к вам?
— Да, милочка, вернетесь.
— Ну вот и чудесно, а я так боялась…
— Значит, вы любите меня немножко, если вам так хочется вернуться?
— И как только вы можете задавать такие вопросы! Да разве вы не были для меня второй матерью? Конечно, я хочу вернуться! Верьте мне, я вовсе не неблагодарная! Тот день, когда я окончу курс и буду вынуждена покинуть вас, будет для меня горестным. После мамы я больше всех на свете люблю вас!